Трудный выбор
Шрифт:
— И почему же? — Спросила я, стараясь придать голосу безразличие.
— Я не смогу гарантировать их безопасность, если вы составите им компанию.
— Тогда, полагаю, мне придется избегать их.
Он ухмыльнулся.
— И, если вы настаиваете, — мягко сказала я, — я буду проводить каждый день в вашем обществе.
— Я настаиваю. — Его голос был тихим.
Я не осмеливалась взглянуть на него из-за страха, что в моих глазах он увидит отражение сердца, которое стучало слишком быстро. Я стала думать о его планах на день. Позади нас грохотала телега. Кожаное покрывало, расстеленное поверх содержимого, не позволяло
— Особые дни каждого из ваших благородных друзей были безупречны,
— сказала я. — Вы думаете, что сможете произвести на меня б'oльшее впечатление, чем банкет в саду сэра Коллина или ярмарка искусств сэра
Бэннета?
— Мне нужно произвести на вас впечатление, миледи?
Он держался уверенно и, почти гордо, напоминая о той силе, которую я заметила в нем в первый день, когда встретила на Рыночной площади. Он мельком взглянул на меня, прежде чем окинуть взглядом поля и согнувшихся за работой крестьян. Хотя его глаза светились по-доброму, в них читалось осуждение, которое я научилась понимать.
— Вам незачем производить на меня впечатление, сэр, — призналась я. –
Но надо быть честными.
Он снова повернулся ко мне, и на этот раз его глаза засверкали от удовольствия:
— Я могу гарантировать, что этот день превзойдет все, что сделали мои друзья.
Среди окружения нескольких стражников и с герцогом в арьергарде, нам казалось, что мы совершенно одни. Через некоторое время поездки наш разговор превратился в воспоминания о прошлом. Он рассказывал о годах, проведенных в сражениях с герцогом, и эскападах, в которых участвовал вместе с друзьями. Я рассказывала о своем детстве, делилась воспоминаниями о родителях.
Когда мы, наконец, прибыли в один из моих маленьких городков, я была удивлена тем, что он привел меня в бедный огороженный район. По грубо нарисованной вывеске я поняла, что это была одна из территорий, пораженных недавней болезнью. Было жутко тихо и пустынно: ни собачьего лая, ни детского смеха, ни криков хозяек домов. Деррик помог мне спешиться, и я осторожно последовала за ним. Через приоткрытые двери хижин были видны голые полы, улицы странно чистые, без привычного мусора. Пока мы шли, Деррик сообщил мне, что только одна небольшая группа обездоленных людей пережила болезнь, и шериф поручил им очистить и сжечь некогда зараженную область. Деррик подозвал людей, чтобы мы могли поговорить с ними и дать им провизию, которую, как я вскоре поняла, он уложил в повозку. Мы сделали то же в двух других городах, и к концу дня я была встревожена всем, что увидела и узнала.
— Так много бедняков погибло, — сказала я, когда мы возвращались бок о бок в тени лощины.
Солнечные лучи пробивались сквозь кроны ветвей над головой. Легкий ветерок касался моих разгоряченных щек. Но ничто не могло унять боль в груди, боль, которая с каждым днем становилась все сильнее.
— В городах уничтожены целые районы.
— Я думал, мой оруженосец преувеличивал, когда приносил свои отчеты, — признался Деррик. — Но они подтвердились.
Я уже знала, что вчера Деррик посылал своего оруженосца узнать, сколько повозок с провизией нам понадобится. К сожалению, нам нужна была только одна.
— Если подсчитать, то почти три четверти бедного населения на моей земле умерло.
Деррик задумчиво кивнул. На лбу выступили морщинки беспокойства.
— Вам не кажется странным, что болезнь не распространяется обычным образом? — Спросила я. — Вы заметили, что она затронуло только бедные районы?
— Этот же вопрос беспокоил и меня со вчерашнего дня, когда я впервые услышал донесения оруженосца.
По дороге я все глубже задумывалась над этим вопросом. Почему эта болезнь поражает только бедных? Смерть моих родителей наглядно демонстрировала, что болезни, подобные чуме, поражали как богатых, так и бедных. Мне также показалось странным, что все выжившие говорили одно и то же: вспышка началась после визита шерифа и его людей. Понятно, что шериф приехал только для того, чтобы собрать обычные налоги, как он делал в определенное время в течение года. Но, тем не менее, этот факт беспокоил меня.
— Как вы думаете, шериф или кто-то из его людей может быть носителем болезни?
Деррик нахмурился, как будто тоже ломал голову над этой мыслью:
— Если так, то почему болезнь не распространилась туда, куда ушли эти люди? Почему только в определенных местах?
Мы приближались к воротам Эшби, и высокие башни моего замка приветствовали нас. Единственная проблема заключалась в том, что я не была уверена, что готова вернуться домой и закончить день с Дерриком.
Словно почувствовав, что наше время подошло к концу, Деррик поерзал в седле. Выражение его лица внезапно стало неуверенным.
— Возможно, мне следовало организовать более беззаботный день для вас.
— Нет, — заверила я его. — День был прекрасный. И вы были правы. Это намного превзошло все, что я делала в этом месяце.
Неуверенность в его глазах застыла. Я хотела протянуть руку и преодолеть расстояние между нами, но только улыбнулась, надеясь, что это передаст глубину моей признательности. Он не стремился удивить меня богатством или красотой. Он не пытался развлекать меня или ухаживать за мной. Вместо этого он повел меня в самые грязные, бедные места, чтобы смешаться с моим народом и помочь ему. Он проявил сострадание и понимание. И он подтолкнул меня сделать то же самое. Деррик, казалось, был так же искренне обеспокоен бедственным положением, как и я.
Когда мы проходили через городские ворота, Деррик оглянулся на герцога и стражников, которые отстали от нас. Затем, слегка улыбнувшись, он подъехал ближе, так что его нога в стремени почти задела меня. Он взял меня за руку и переплел наши пальцы. Эта нежность заставила меня удовлетворенно выдохнуть. Я с трудом удержалась, чтобы не оглянуться на герцога, ища поддержки. Конечно, это соединение рук не рассердило бы его несмотря на то, что это было довольно смело.
— Вы сильная женщина, миледи. — Его голос был обращен только ко мне. — Вы заслужили мое глубочайшее уважение, сделав то, что сделали сегодня с таким достоинством.
Прежде чем я смогла придумать ответ, который озвучил бы все, что я чувствовала, мы въехали на городскую площадь и оказались перед собранием на Рыночной площади. К моему ужасу, в центре стоял шериф перед человеком, привязанным к столбу. Человек напрягся, а шериф прижал раскаленное железо к его голой спине. Несколько ярко-красных рубцов уже горели на нем. В тот момент, когда раскаленное железо обожгло мужчину, его хриплые крики перекрыли шум горожан, собравшихся посмотреть на представление. Тошнота поднялась во мне, но гнев был сильнее: