Трудоголик 2
Шрифт:
Про работу говорить не хотелось — честно говоря, мы все от неё устали. Серафимион рассказывал о том, что модернизировал систему, и сферолёт может двигаться как методом гео-гравитационной индукции, так и при помощи Способности. Что впереди установлен генератор разрежённого воздуха, а воздух регенерируется автоматически. Этим он слегка напомнил какого-нибудь мажористого авто-тюнера, спускающего ползарплаты на прокачку своей точки.
Ивита внимательно слушала, некоторое время летела молча, улыбалась. Затем достала откуда-то длинную трубку и спросила:
— Коллега, ты сказал про вентиляцию, а позволено ли у вас закурить в салоне?
Серафимион опасливо покосился, после чего сказал.
— Можно, хотя и не одобряю. Лучше, если ты соорудишь что-нибудь для того, чтобы убирать дым. Могу и я, конечно, но лучше уж сама. Мой дворецкий, например, включает вентилятор в окно.
Она кивнула, и в метре перед ней появилась крохотная чёрная дыра. Прикурила, выпустила дым, и я заметил, что он вылетел тонкой струйкой сбоку, снаружи стеклянной сферы. Я подумал, кого она напоминает. Ведьму? Странную бабу-ягу из сказок? Нет, скорее — на пожилую зажиточную боярыню. А может, и на обычную бабульку-долгожительницу откуда-то с Южного Кавказа, радушную и гостеприимную.
— Да, Серафимиончик, раз уж мы с тобой теперь коллеги, то позволь мне сказать спасибо за то, как обходительно обращаешься с Олафом. И признаться в том, что это я подослала его к тебе.
Сферолёт странно дёрнулся в полёте. Наш пилот медленно повернулся к пассажирке.
— Подослала?! — чуть не взвизгнул Серафимион. — Так он… Предатель!
Глава 5
Копипаста
— Да. Твой дворецкий — мой сын, — спокойно сказала Ивита.
Я почувствовал, что назревает конфликт. Мне следовало привыкать к роли руководителя, и я сразу решил привести всех в чувства.
— Господа! Прошу, мы все очень устали. Давайте все коротко обозначат свои мысли, и…
Серафимион меня перебил.
— Да, я знал, что он полукровка, и, признаться, когда увидел сегодня Сеяную-гмонни, то первой мыслью было, что ты можешь быть ему родственницей. Но я и не думал, что попаду в яблочко!
Ивита флегматично выпустила ещё облачко дыма.
— Он родился здесь ещё в мой первый визит на Скрадо. Ах, я была тогда помолодевшей, моему мужу опостылели мои эксперименты со внешностью и он покинул меня, отправившись на стройку. И… Это было больше работой, хотя симпатию к моему смертному любовнику я, конечно, испытывала.
Вот тебе и моногамия, мысленно усмехнулся я. Но вида не подал, да и перебивать не хотелось. Серафимион немного успокоился, полюбопытствовал:
— Олаф… говорил, что его отец был простым виноделом, да? Откуда-то с Тёплого Берега Цамунц?
— Да… Рослый, красивый, с иссиня-чёрной кожей, с кудрявой бородой. Великолепный мужчина!
Тут и у меня язык зачесался — да и ситуация требовала перевести тему.
— Тётушка Ивита, подскажите, а каково это — быть… гмонни?
— Ну, во-первых, в экстренных случаях я сравнительно быстро могу перестраиваться обратно в человека. Упаковка ДНК Сеяных в стволовые клетки и ложные клеточные ядра. С репликацией генов-маркеров, отвечающих за ключ Способности. Ты же программист, должен понимать, как работают виртуальные машины?
— Шикарно! Хотя я не программист. Хотел бы я попробовать, да. Так ты, получается… оборотень?
— Вроде того. А во-вторых…
Она выпустила колечко дыма, оно медленно пролетело в воздухе и ровно влетело в «вентиляционный» портал.
— Я не стала гмонни полностью, конечно, как не старалась. Любая такая серьёзная переделка организма — это определённая травма, и физическая, и духовная. Человеческое восприятие красоты, конечно, мне до сих пор не чуждо. Но когда настолько глубоко переделала свой организм, что воспринимаешь себя представителем другой расы, и когда веками живёшь среди этой расы — меняются и вкусы.
Тут я обратил внимание на Серафимиона. Он не успокоился — всё ещё нервно сжимал ручку управления, чуть ли не со злобой. В похожем состоянии я видел его только один раз, когда он познакомился с Энтоном, приняв его за вражеского полукровку.
— Серафимион, как ты?
— Да нет. Я даже рад, просто… грустно, что я годами не замечал рядом с собой, как бы это помягче сказать. Шпиона? Предателя?
— А вот тут ты ошибаешься. Олаф передавал сведения только первые лет пять. Позже он сказал, что не имеет желания участвовать в политических игрищах. Он выходил на связь всего пару раз в году и рассказывал о том, как ему хорошо, как комфортно он живёт, и в каких прекрасных местах ему удалось побывать благодаря тебе. При этом даже расположения твоих поместий мы рассчитывали сами, без его помощи.
— Поместья, — грустно кивнул Серафимион. — Теперь придётся отдать всё родственникам.
— Думаю, Халиб договорится. А Олафа мы с радостью встретим в нашем временном Дворце. Вон, кстати, он! Тормози!
Мы приземлились уже на знакомой просеке. Рядом с «Единорогом-3» горел большой костёр, вокруг которого сидели четверо — огромный Иоганн, Рюрик, Энтон и Йеркут. Рядом лежал свернувшийся клубком Илонмаск и лежали свежеобглоданные кости и шкура того самого гипербобра, которого поймал наш гиант. Бард играл что-то на вполне человеческой шестиструнной гитаре — вероятно, обнаруженной где-то в запасах «Единорога». Иоганн внимательно слушал, кивал, а Энтон с Йеркутом покручивали шампуры над импровизированным мангалом. Наше приземление они не заметили, лишь Иоганн задумчиво повёл носом. Я догадался, в чём дело.
— Невидимость отключи, — попросил я Серафимиона.
Компашка мигом дёрнулась с места — гиант схватил в две из трёх лап длинные копья, лежавшие под ногами, Энтон потянулся рукой за пояс, а Рюрик едва не разбил гитару о колено. Но парой мгновений спустя все разглядели нас и положили оружие обратно.
— А мы уж думали, что вы не придёте, — сказал Энтон. — О, Серафимион? Теперь ты с нами?
Серафимион кивнул. Стоявшая у входа огромная коробка, похожая на старый советский магнитофон, дублировала его слова протяжным рыком, в котором угадывалась речь гианта. Заметив моё недоумение, Энтон кивнул.