Июнь был зноен. Январь был зябок.Бетон был прочен. Песок был зыбок.Порядок был. Большой порядок.С утра вставали на работу.Потом «Веселые ребята»в кино смотрели. Был порядок.Он был в породах и парадах,и в органах, и в аппаратах,в пародиях – и то порядок.Над кем не надо – не смеялись,кого положено – боялись.Порядок был – большой порядок.Порядок поротых и гнутых,в часах, секундах и минутах,в годах – везде большой порядок.Он длился б век и вечность длился,но некий человек свалилсяи весь порядок развалился.
* * *
Госудбри должны государить,государство должно есть и питьи должно, если надо, ударить,и
должно, если надо, убить.Понимаю, вхожу в положенье,и хотя я трижды не прав,но как личное пораженьепринимаю списки расправ.Б. Слуцкий
Душа
Душа моя, печальницаО всех в кругу моем,Ты стала усыпальницейЗамученных живьем.Тела их бальзамируя,Им посвящая стих,Рыдающею лироюОплакивая их.Ты в наше время шкурноеЗа совесть и за страхСтоишь могильной урною,Покоящей их прах.Их муки совокупныеТебя склонили ниц.Ты пахнешь пылью трупноюМертвецких и гробниц…Б. Пастернак1956
Без названия
Посвящается Р. БеньяшВот пришли и ко мне седины,Распевается воронье!«Не судите, да не судимы…» –Заклинает меня вранье.Ах, забвенья глоток студеный,Ты охотно напомнишь мне,Как роскошный герой – Буденный –На роскошном скакал коне.Так давайте ж, друзья, утроимНаших сил золотой запас,«Нас не трогай, и мы не тронем…» –Это пели мы! И не раз!..«Не судите!»Смирней, чем Авель.Падай в ноги за хлеб и кров…Ну, писал там какой-то Бабель,И не стало его – делов!«Не судите!»И нет мерила,Все дозволено, кроме слов…Ну, какая-то там МаринаЗахлебнулась в петле – делов!«Не судите!»Малюйте зори,Забивайте своих козлов…Ну какой-то там «чайник» в зонеВсе о Федре кричал – делов!– Я не увижу знаменитой Федрыв старинном, многоярусном театре……Он не увидит знаменитой ФедрыВ старинном, многоярусном театре! –Пребывая в туманной черности,Обращаюсь с мольбой к историку –От великой своей ученостиУдели мне хотя бы толику!Я ж пути не ищу раскольного,Я готов шагать по законному!Успокой меня, неспокойного,Растолкуй ты мне, бестолковому!А историк мне отвечает:«Я другой такой страны не знаю…»Будьте ж счастливы, голосуйте,Маршируйте к плечу плечом,Те, кто выбраны, те и судьи,Посторонним вход воспрещен!Ах, как быстро, несусветимыДни пошли нам виски седить…«Не судите, да не судимы…»Так вот, значит, и не судить?!Так вот, значит, и спать спокойно,Опускать пятаки в метро?!А судить и рядить – на кой нам?!«Нас не трогай, и мы не тро…»Нет! Презренна по самой сутиЭта формула бытия!Те, кто выбраны, те и судьи?!Я не выбран. Но я – судья!1967
Ночной дозор
Когда в городе гаснут праздники,Когда грешники спят и праведники,Государственные запасникиПокидают тихонько памятники.Сотни тысяч (и все – похожие)Вдоль по лунной идут дорожке,И случайные прохожиеКувыркаются в «неотложки».И бьют барабаны!..Бьют барабаны,Бьют, бьют, бьют!На часах замирает маятник,Стрелки рвутся бежать обратно:Одинокий шагает памятник,Повторенный тысячекратно.То он в бронзе, а то он в мраморе,То он с трубкой, а то без трубки,И за ним, как барашки на море,Чешут гипсовые обрубки.И бьют барабаны!..Бьют барабаны,Бьют, бьют, бьют!Я открою окно, я высунусь,Дрожь пронзит, будто сто по Цельсию!Вижу: бронзовый генералиссимусШутовскую ведет процессию.Он выходит на место лобное,«Гений всех времен и народов!»И как в старое время доброеПринимает парад уродов!И бьют барабаны!..Бьют барабаны,Бьют, бьют, бьют!Прет стеной мимо дома нашегоХлам, забытый в углу уборщицей,Вот сапог громыхает маршево,Вот обломанный ус топорщится!Им
пока – скрипеть, да поругиваться,Да следы оставлять линючие,Но уверена даже пуговица,Что сгодится еще при случае.И будут бить барабаны!Бить барабаны,Бить, бить, бить!Утро родины нашей розово,Позывные летят, попискивая,Восвояси уходит бронзовый,Но лежат, притаившись гипсовые.Пусть до времени покалечены,Но и в прахе хранят обличие,Им бы гипсовым человечины –Они вновь обретут величие!И будут бить барабаны!..Бить барабаны,Бить, бить, бить!А. Галич1962–1964
* * *
Крепостное право, то, что крепчеи правее всех его отмен,и холопства старая короста,отдирать которую не просто,и довольство паствы рабством,пастыря – кнутом и монотонностьповторенья всякого такогона любой страницекратких курсов, полных курсоввсех историй.Это было? Это есть и будет.Временами спящего разбудитпьяного набата голошеньеили конституций оглашенье.Временами словно в лихорадкена обычной огородной грядкевырастит история бананыили даже ананасы.Вырастит, но поздно или раноскажет равнодушно: «А не надо!»
* * *
Я был либералом,при этом – гнилым.Я был совершенно гнилым либералом,увертливо скользким, как рыба налим,как город Нарым – обмороженно вялым.Я к этому либерализму пришелне сразу. Его я нашел, как монету,его, как билетик в метро, я нашели езжу, по этому езжу билету.Он грязен и скомкан. С опаской беретего контролер, с выражением гнева.Но все-таки можно проехать вперед,стать справа и проходить можно слева.О, как тот либерализм ни смешон,я с ним, как с шатром переносным, кочую.Я все-таки рад, что его я нашел.Терять же покуда его не хочу я.Б. Слуцкий
Современная Россия
Русское настоящее и советское прошлое
(Размышления с позиций «civic culture»)
Ю.С. Пивоваров
Не исключено, что 2011 год впоследствии назовут рубежным. Во всяком случае, сейчас у многих ощущение конца чего-то старого и начала чего-то нового. Вопрос в том, от какого старого Россия, возможно, собирается перейти и к какому новому? – Сохраняя осторожность, сделаем предположение. Наше общество переросло то устройство, которое сложилось у нас в послевоенный хрущевско-брежневский период, во многом трансформировалось в ходе революции конца 80-х – начала 90-х годов и обрело свой нынешний вид в путинское десятилетие. Я настаиваю на том, что русская социальная эволюция шла именно таким образом. Ленинско-сталинский режим тотальной переделки, суицидального террора, беспримерно-насильственной мобилизации и отказа от универсальных человеческих ценностей сошел на нет в ходе Отечественной освободительной войны и мракобесных судорог середины века. После ХХ съезда начинают завязываться основы гражданского общества, а победившая Сталина номенклатура переходит от людоедства к более естественным формам социального питания. Иными словами, на смену мобилизации и террору являются медленно-противоречивая эмансипация и скромное потребление. Горбачевско-ельцинский период проводит полную демобилизацию и отдает Россию на разграбление наиболее витальной и современной части советской номенклатуры. Историческое значение Владимира Путина состоит в создании эффективного механизма по эксплуатации материальных богатств России в пользу небольшой части общества. В сфере политики и идеологии устанавливается уникальный строй – самодержавно-наследственное (или преемническое, или сменщицкое) президентство, опирающееся на авторитарно-полицейско-криминальную «систему» и отказавшееся от правовой и исторической легитимности.
Так вот, кажется, этот порядок перестал «соответствовать» русскому обществу даже минимально. И оно готово перейти к другим социально-властным отношениям.
Собственно говоря, этому и посвящена предлагаемая работа. Внешне, как и в первом, и втором выпусках «Трудов…», она носит эклектический, мозаичный характер. Но внутренне стягивается попыткой понимания некоторых ключевых тем: как возможна русская свобода; в чем и зачем реформы; каковы природа советского и советизма; основные черты наличного социального порядка; некоторые «архетипы» русской эволюции и др.
О русской свободе и некоторых важных датах – юбилеях 2011 г
Ключевая (но не единственная) тема этого выпуска «Трудов» – свобода в России, русская свобода, движение к освобождению и т.п. Выбор этой темы в текущем году не случаен. Исполнилось 150 лет со дня освобождения крестьян от крепостного состояния. Это событие В.О. Ключевский полагал величайшим в отечественной истории. Мы же теперь понимаем, что это было не только высшим достижением русского эмансипационного дела, но и началом трагического перегона России «от села Бездна к станции Дно» (В.В. Набоков). Действительно, пореформенная Россия (1861–1917), с одной стороны, стала золотым веком русской социальности, а с другой – прелюдией советского большевизма. Кстати, в этом же году исполняется 20 лет с момента краха коммунистического режима. И это тоже важнейший повод говорить о свободе.
Но есть даты менее заметные, менее громкие, хотя по своей внутренней силе заставляющие помнить их. 90 лет назад молодой ленинский режим впервые открыто пошел на русский народ. И если поведение коммунистов в Гражданской войне хоть как-то может быть оправдано стремлением к установлению социальной справедливости, которая, с их точки зрения, отсутствовала в царской России, то зверское подавление Кронштадта и Антоновского восстания не имеет объяснений даже с помощью большевистской демагогии. Ведь ленинцы выступали от имени народа (как они утверждали) – здесь же народ явно сказал им: «Нет!» То есть это событие – одновременно начало борьбы режима с собственным народом и начало народного сопротивления этому режиму, которое – мы должны помнить – не прекращалось никогда. И даже если оно в целом не вылилось в открытое противостояние (а все-таки бывало и такое), то находило себе другие формы. Напомним хотя бы результаты переписи населения 1937 г., когда огромное число советских граждан не побоялось открыто назвать себя верующими.