Тряхнем стариной!
Шрифт:
Очень помятый и как-то странно довольный кот вылез из ступы. Лиса еще вошкалась внутри и что-то пищала. Я пошевелила ногой… Опа. Застряла.
— Полкаша! — громовым голосом позвала я. — Брось лопату, иди сюда. Извлеки меня отсюда.
По лицу Полкаши я прочитала вполне однозначно, что лопату бы он не бросил, а меня вместе со ступой как-нибудь так бы и закопал. Но сила и авторитет с лишним весом пока что были на моей стороне.
— Тяжела ты, нечисть, — буркнул он, поставив меня на ноги, и принялся очень показательно плевать на руки и вытирать их о рубаху. — Тьфу, нечисть!
Да я в бане парилась вчера, я такая чисть! На себя бы глянул! Но вслух не сказала ничего, потому что тут увещеваниями не помочь. Главное — продолжать трудотерапию и воспитательный процесс.
— Ага, вон ту рыжую еще к лопате приобщи… — напомнила я и обернулась вокруг. — А где она? Где лиса-то?
Волк, который как раз в этот момент приколачивал на крышу бани какую-то завитушку, выронил молоток, хорошо не убил никого. Ну и в целом как-то реакция всей стройплощадки мне не понравилась. Духи прыснули врассыпную, побросав поленца и камни, звери на дыбы стали.
— Где Лиса? — откуда-то из леса проорал Потапыч.
— Да, — прошипела совсем по-змеиному Скарапея, и вокруг нее собралось немаленькое такое гнездо змеиное, — где Лиска-то, матушка? Где эта брехуха?
Ситуация немного начала выходить из-под контроля.
— Нету, — изрек кот, свесившись в ступу. — Сбежала, стервь рыжая.
— Только что же тут была! — нет, ну как так-то, я ведь… ой.
Лиса из ступы никуда не делась, только хлопала на меня испуганно лупиками своими хитро… накрашенными и старалась выглядеть невинной и оболганной. М-да, как-то я ее придавила основательно. Черт, даже не проверила, что там в ступе. А народ уже не на шутку всполошился. Так что оставалось только растерянно пожать плечами.
— Ладно, — махнула я рукой и сделала вид, что все было так и задумано. — Сбежала и сбежала. Вы это, продолжайте тут, а я пока ступу подкрашу… помою… в общем, займусь своим транспортным средством.
Метлой я осторожно начала подпихивать ступу к избе. Хорошо, что принцип «разрушим до основания, а затем построим новое» тут не работал. Разобрали немало, но было где пока укрыться, если что. Пару комнат-то оставили. Заодно была возможность выяснить, что там у лисы за терки с местным зоосообществом. Чтобы даже Скарапея на нее зуб имела — вот это странно.
Конечно, в дверь ступа не пролезала. Впрочем, я воспользовалась тем, что все уже были заняты делом, а заодно перемывали кости лисе, и наклонила ступу аккурат над порогом, вытряхивая оттуда свою невезучую гостью. Кот ловко прикрыл конфуз от глаз любопытной публики. Молодец какой, не дал хозяйке опростоволоситься! Я сделала вид, что оценила состояние ступы, покачала головой, пихнула лису ногой под пушистую задницу дальше в горницу и закрыла дверь.
— Так, красавица, рассказывай, — велела я, — чего тебя тут последняя белка порвать на тряпки готова.
Лиса Лиска обиженно притулилась под стеночкой, долго рассматривала свой хвост, перебирала шерстинки, а потом призналась как на духу. Соврала то есть:
— За порядком слежу, Яга-матушка. Правду рассказываю, кривду открываю. Вот и не любят меня. А то как же? Сама рассуди, медведь-то, Потапыч, в Тереме на Воловьей горе зимовал. Чужое жилье занял. Нехорошо же.
Я для проформы покивала. Да-да, что-то он мне говорил…
— А волк? Он то к Красной Шапочке, то к ее бабушке, то к фрям заморским, кто же так делает, нехорошо!
— Жрет? — уточнила я.
— Зачем. Цветы носит. Серенады поет. Хвостом машет. — Лиса прищурилась, поглядывая искоса. И такая мордочка умильная. Вот стерва, оценивает, верю я или нет. Хотя пока что ее информация с моей не расходилась. Вот только любой факт подать-то можно по-разному.
— У них что, претензии есть? — спросила я как бы совсем между прочим. Потапыч говорил — разобиделись. — У тех, кто в Тереме жил, у Шапки, у бабки и остальных? Есть? Или нет?
— А заяц? — на лисьих глазках аж слезки заблестели. — Заяц-то каков! Все лето, значит, со мной крутил, а как зима наступила, так с волком? Весь лес теперь знает…
— А откуда, Лисонька, об этом весь лес знает, м-м-мр?
Кот объявился вот как нельзя кстати. Хотя это и неудивительно, это же Баюн, кот с большой буквы. И верно подметил. Лиса-то не просто так нос сует, еще и сплетни разносит, еще и переиначивает, судя по всему. Знаю я таких дамочек, и не только дамочек. Мужики они тоже сплетники и еще какие!
— Что за манера у тебя лезть к людям... То есть тьфу, не к людям, конечно, а ко всем, куда не надо? Тебя ж не зовут, а ты, верно, сама приходишь! Бабка с Шапкой сами волка поделят или шкуру волка. Ежели Потапыч что в Тереме поломал, так они ко мне явятся. Ну а что там с зайцем, то вообще не твоя печаль. Может, любовь у них. — Я выговаривала, кот кивал. О, это верный признак, значит, все правильно делаю. — А сплетни разносить — последнее дело. А если скучно тебе…
Где-то я это читала. Преврати слабость в силу, а еще лучше — чужую слабость в свою силу? Или нет? Впрочем, уже неважно.
— А если скучно, я тебе сейчас работу найду особую. Ты попа, отца Енотия, знаешь?..
— Ой, неплохой такой мужик, — махнула хвостом местная дива. — В самом соку. Духом, конечно, крещеным пахнет, но кто без изъяна…
— Кхем, — закашлялась я, такого мнения от лисы по поводу человеческого мужика я не ожидала. — А как ты определяешь, плохой или нет?
— Так ведь плечи должны быть широкие, а кулаки во! И чтобы на руках носил, шелка, бусы дарил, — закатила глаза лиса, таким тоном это сказала, будто объяснила прописные истины. — Попу приятные подарки несут, и мед, и сливочки…
— То есть попа ты знаешь, в деревне была, — наконец поняла я то, что мне было нужно.
— А то как же, с Енотием даже разговаривала…
— Как разговаривала?! — я уставилась во все глаза на лису. Да ее же должны были на воротник пустить там же, посреди села, в церкви или где там поп жил!
— Ты не гляди, Яженька, что шерсть у нее за ушами и хвост торчит, — промурлыкал на ухо кот. — Лиска — хитрая, Лиска — пронырливая.
— Нечего обзываться, — стрельнула глазами в кота лиса, ну чисто актриса. — Селянкой перекидываюсь. Порой так смешно мужичков человеческих дурить, перекинешься, заманишь, хвост покажешь, а они потом крестятся, поклоны бьют и бражку в рот взять боятся!