Трюк
Шрифт:
Мэддокс шлепает меня по руке, прежде чем я успеваю сделать глоток.
— Да, ага, мы поняли. Ты выиграл Суперкубок. Убери уже это свое кольцо.
Я провожу ладонью по волосам, намеренно его демонстрируя.
— Не понимаю, почему ты жалуешься. Благодаря этому колечку ты получишь десять процентов от моего нового контракта.
Мэддокс ухмыляется.
— Кстати, спасибо, что купил нам дом.
— Всегда пожалуйста. — Звучит саркастично, но я на самом деле имею это в виду.
Я пялюсь на свой стакан, пытаясь собраться с духом и сказать Мэддоксу
— Я никогда не говорил тебе спасибо за то, что пришел ко мне и познакомил с Дэймоном. Тем вечером ты спас не только мою карьеру.
Я никому никогда не рассказывал, в каком мраке оказался после того, как меня выгнали. Не знаю, как далеко бы все зашло, не дай мне Мэддокс надежду.
Мой друг толкает меня локтем.
— А я никогда не говорил тебе спасибо за то, что заставил осознать свою «не-совсем-натуральность». Хотя мне потребовалось еще четыре года, чтобы ее признать.
— Значит, квиты?
Мэддокс обвивает меня руками и прижимает к себе.
— Руки прочь от моего мужа! — рычит Ноа, материализуясь рядом из ниоткуда. Интересно, много ли он слышал.
— Ну, сначала он был моим, — мурлычет Мэддокс, и я игриво отталкиваю его от себя. — Боже, да шучу я. У меня есть свой собственный мужчина. Где-то здесь.
К нам подходит моя свекровь — руки на изящной талии, идеально очерченная бровь вздернута.
— Ноа, разве ты не должен работать в зале, а не проводить время с мужем? Этим вы можете заняться и дома. — Она берет Ноа под руку и оттаскивает в сторону, но, проходя мимо, гладит меня по предплечью. — Даже если он выглядит настолько потрясающе в этом костюме.
Она наклоняется и целует меня в щеку, и я благодарю Бога, что хоть кому-то из моих новых родственников нравлюсь. Но что ей нравится больше, так это то, что Ноа хоть раз в жизни чем-то увлечен. Он говорит о «Радужных койках» как о своем ребенке.
Мать Ноа просто классная. Когда мы решили продолжить развивать проект в Нью-Йорке, она сразу же вызвалась помочь. Я волновался за судьбу «Коек», если мы переведем их в Чикаго, а меня отсеют из «Вориорз». А так, учитывая, что Джей-Джей остался в Нью-Йорке, мы знали, что все равно будем ездить туда и обратно.
Когда Ноа с матерью уходят, а мы с Мэддоксом снова остаемся вдвоем, я чувствую, как напряжение в плечах слегка спадает.
— Ты как? — волнуется Мэддокс.
— Так заметно, что я все еще полный отстой в этих делах? Все эти разговоры, хождения, социальное общение и прочая лабуда…
Мэддокс сочувственно кивает.
— Понятия не имею, как Дэймон с этим справляется. В смысле, одно дело — пойти куда-то повеселиться, но когда рядом его клиенты, приходится сбавлять обороты, чтобы ненароком не сделать или не сморозить что-нибудь. Что в моем случае очень даже возможно.
Да, вполне в его духе.
Я перевожу взгляд на Дэймона, разговаривающего с одной из восходящих звезд бейсбола.
— Список клиентов твоего ненаглядного определенно растет. Однажды ты, может, даже станешь маленькой домохозяюшкой, — посмеиваюсь
Мэддокс пропускает мою шпильку мимо ушей.
— Даже не знаю, что хуже — когда Дэймон учился в Колумбийском или эта круглосуточная работа. Его график всегда был сумасшедшим, но сейчас он просто безумный. С тех пор, как вышла статья того парня, я почти не вижу Дэймона. Ненавижу этого Леннона.
А мне, напротив, Леннон очень даже нравится. Сначала, конечно, нет, но тот факт, что он не раструбил о нас с Ноа в своем журнале, делает его в моих глазах хорошим парнем. Они с Ноа, кстати, сдружились.
— Мне показалось, я видел Леннона где-то здесь.
— А это не он там, у бара? — Мэддокс показывает на другой конец барной стойки. — А… это… это с ним не Олли Стромберг? Они что… — Он щурится, пытаясь рассмотреть их в полумраке. — Ой-ой.
— Что там? — Я оборачиваюсь и вижу двух смеющихся блондинов. Которые стоят излишне близко друг к другу. Почти как если бы… флиртовали. — В смысле, тот самый хоккеист Олли Стромберг? Клиент Дэймона?
Олли — гей?
— Полагаю, он не догадывается, что разговаривает со спортивным репортером?
— Блядь!
— Нам, наверное, стоит пойти и спасти парня, пока он не выдал себя прессе, — говорит Мэддокс.
— Да, блин!
Но не успеваем мы сдвинуться с места, как Ноа и Дэймон врываются в зал с противоположных концов. Интересно, заметили ли они то же, что и мы?
Может, Леннон и не слил наше с Ноа грязное белье во все печатные издания, но ведь в самом начале он пытался задурить его, чтобы вытянуть информацию. Еще не родился на свет журналист, который не пускал бы слюни на сенсацию о «запертом в шкафу» спортсмене. Плавали, знаем, чуть не утонули. Спасибо, не надо.
Затаив дыхание, мы наблюдаем, как надвигается крушение поездов, и в этот момент по микрофону объявляют мое имя.
— Что там? — Я резко оборачиваюсь к сцене и вижу брата, который смотрит прямо на меня.
— Боже, прямо как в детстве, — шутит Джей-Джей в микрофон, и публика смеется.
Мне хочется где-нибудь спрятаться, но в то же время я так им горжусь. Это вроде как само собой разумелось, что Ноа наймет группу Джей-Джея, но они реально зажигают по полной.
— Следующая песня для тебя, братишка, так что ты уж послушай внимательно, — говорит Джей-Джей и берет в руки акустическую гитару.
Он проигрывает первые аккорды, и я не сразу узнаю песню, но когда Джей-Джей начинает петь, я вспоминаю мелодию, что постоянно слышал с тех пор, как мы вернулись в Нью-Йорк.
Заглядывая в мою постель,
Без желанья узнать мою душу,
Мир не готов прозреть,
Купаясь в реках невежества,
Но я перейду эту реку
Вам не сломить меня,