Трюкач
Шрифт:
– Григорян со своей шайкой ворвался в квартиру М. Петросяна. Тот пытался защититься молотком. Григорян замахнулся на него топором – Петросян упал».
(Газета «Вышка». 14. 01. 1990). Опровергайте!
Да, «со своей шайкой», и в шайке: Сафаров, Мамедов, Гусейнов, Наджафов, Гянджалиев, Исаев. Шерхан всегда окружен шакалами, но от этого он не превращается в агнца…
Или еще цитата, ближе к теме, если темой считать «Час червей».
«На Чечню и чеченцев очень многое выгодно списывать. Взять, хотя бы операции по обналичиванию денег при помощи фальшивых авизо. По признанию одного из участников подобных махинаций, аферы с фальшивыми
(Газета «Смена», С. – Пб., 27.09.1994).
Так что не в особенностях национального характера причина. И не в акценте… У преступников нет национальности.
А кстати! Что же это все-таки за акцент у террористов из «Часа червей»?!
КАДР – 6
И тут ОН вдруг осознал, что акцент у обоих бандитов пропал. И сипяще-алкашный горловой присвист у переднего террориста тоже пропал. Начисто!
Последний раз «передний» проявил характерность голоса, когда саквояж таки был втянут в заблудившийся автобус. Транспортное средство через пень- колоду таки пропыхтело до откупного. Панк Боб таки цапнул за ручку и с усилием поднял саквояж с полосы. Лихой джигитовки не получилось, но «ура!», что автобус вообще сдвинулся. Однако это был известный медицине всплеск жизненных сил перед окончательной… м-м… кончиной.
И снова зависла пауза.
– Ну?! За чем задержка?! – грянул гром небесный.
– Пересчитываю! – огрызнулся террорист.
Долгонькую паузу он затевал, если и в самой деле надумал пересчитывать обусловленные двадцать миллионов долларов!
Нет, не стал пересчитывать. Просто взвесил на руке, приподняв саквояж до уровня колен, будто гиревик. Потом раскрыл, щелкающе провел ногтем по пачке купюр и взревел:
– Э! Начальник! Здесь что, двадцать миллионов?! Перестреляю всех, понял?!
И верно. Условие бандитов было: только, «франклинами», стодолларовыми купюрами. В пачке десять тысяч баксов. Даже при стограммовом весе одной пачки двадцать миллионов зеленых – это два центнера. Саквояж от силы – сорок килограммов. А остальное?!
– Там пять миллионов! – признался гром небесный. Остальное – после освобождения заложников. Годится?
– Здесь условия ставлю я!!! – окоротил террорист. И неожиданно сам запнулся. Вероятно, впервые представил воочию, что за неуклюжую тяжесть предстоит взгромоздить на плечи. Два центнера! По сто килограммов на каждого бандита. Еще и бежать с таким весом, прыгать, бегать, метаться, из тэтэшки палить, от встречного огня уворачиваться. Да а-а…
– Сам подумай! – почти приятельски призвал гром небесный. – Калькулятор есть?!
– Даже машинка есть для подсчета. И еще одна, которая фальшивые от настоящих отличает. Дурь где?! Дурь давай! – дурным голосом заблажил бандит.
– Не блажи! В боковом кармане. Нашел?
– Не твое дело! – снова огрызнулся бандит, – Говори, когда остальные деньги будут…
Договаривались долго. Стало сумрачно.
Договорились так: вертолет садится вплотную к автобусу – дверь в дверь, допустимый зазор не больше трех метров.
Лопастями крышу автобуса срежет, – предупредил гром небесный. – Людей угробишь, борт угробишь.
– Людей я без твоего вертолета угроблю. Как раз если не дашь вертолет, угроблю, – посулил террорист. – А вертолет не угробить – это твоя задача, начальник!
… Итак, не больше трех метров. На борту – чтобы только один человек. Он сажает машину и уходит на все четыре стороны. Только без глупостей, без спецназа в засаде внутри. Один из террористов ползком забирается на борт и, если обнаружит, что условие не соблюдено, взорвет и себя и всех внутри – граната при нем, чека сорвана. В этом случае второй мгновенно поднимает на воздух автобус и заложников – граната при нем.
Если первый не откликается из вертолета, значит, его спеленали, значит, снова условие не соблюдено, значит, опять же автобусу и заложникам хана. Террористам терять нечего!
Остальные деньги должны быть уже на борту. Сколько там? Полтора центнера? Вот пусть будут.
И еще! Брезент! Понял, начальник?! На борту нам нужен брезент. И канат-капронка.
– Ты что, уже наширялся?! – громыхнули небеса. – Завтрак в постель тебе не надо?!
– До ужина доживем, а там посмотрим! – расхамился сиплый алкаш. – Ты о людях подумай. Им жить хочется. А мы о себе думаем. Нам тоже хочется. Но гранату взорвем. Жизни не пожалеем. Ни своей, ни чужих. Двадцать восьмое июля помнишь, начальник? О-о, тебе тогда попаде-о-от!
Двадцать восьмого июля действительно рвануло в аналогичной ситуации. Так что хоть вариант блефа не исключен, следует исключить вариант того, что теперь не блеф.
– А заложники?! Когда начнешь выпускать?!
– Да на! Подавись! Нужны они нам!… Э-э, нет, начальник, семерых мы пока придержим. Пусть на вертолете покатаются. Мы и так, видишь, не десять человек отпускаем, а двадцать. И этих семерых тоже отпустим, не бойся. Только если ты, начальник, дашь команду сопровождать наш борт, мы этих семерых по одному станем отпускать прямо в воздухе. Парашютов, кстати, не надо. Как понял? Прием?
– Принимается… – затихающе рокотнул гром.
Террористы при всей их грозности и опасности наделали массу глупостей, придурки. Экстремальная ситуация развязывает языки. Террористы наговорили достаточно: