Шрифт:
Трюкачи-2, или Трудно быть эльфом
Двое полицейских появились в кафе как раз в тот момент, когда мужчина в строгом деловом костюме доел свое мороженое со сливовым сиропом. Тео поначалу подумал, что человек в костюме показался им похожим на преступника в розыске, но тут они все трое пошли на выход: мужчина в центре, полицейские по обе стороны.
Странным в этой ситуации было то, что вся троица разговаривала очень тихо и спокойно, а затем полицейские забрали его. Даже "забрали" - сильно сказано. Мужчина
– Они его арестовали, что ли?
– сказал Тео, приподняв бровь.
– Задержали, - пояснила Киоко, лизнула свое мороженое и добавила: - это самоубийца, судя по всему. Потенциальный, в смысле.
– Хм... ну да, это ведь Аокигахара. Тут, надо думать, у полиции глаз наметанный.
– Тут у всех глаз наметанный, - внезапно уточнила продавщица.
– Если встречать много-много самоубийц - поневоле научишься выделять их из толпы. Такие люди некоторое время слоняются неподалеку перед тем, как пойти по тропинке, а еще они стараются ни с кем не встречаться глазами... Особенно бросаются в глаза мужчины в деловых костюмах, блуждающие по тропинкам Аокигахары в строгой офисной одежде, их полиция забирает в первую очередь. Пиджак тут - первый признак... Собственно, это я полицию и вызвала, сразу после того, как продала ему мороженое... Специально сделала порцию больше, чтобы он не смог быстро ее съесть и уйти.
Тео как раз дожевал вафельный стаканчик.
– Неудивительно, что Аокигахара называется "лесом самоубийц"... мы только что приехали - и сразу же первого встретили...
– Искренне надеюсь, нам хотя бы трупы находить не придется, - добавила Уруми.
– Это вряд ли, - заверила подружку Киоко.
– По туристическим маршрутам и дорожкам самоубийцы не ходят, так как там им могут помешать. Я бывала тут с отцом три раза - никогда ничего подобного не видела. Да и вообще, ежегодно в Аокигахаре умирает от семидесяти до ста человек, потому вероятность того, что именно сегодня где-то в лесу кто-то сведет счеты с жизнью - процентов двадцать-тридцать, не больше.
Этой поездки Тео ждал давно - по многим причинам. Если вдуматься, и вроде бы до столицы свыше трехсот километров, но с другой стороны, поездка на монорельсе из Сакурами в Токио занимает три часа. Триста километров - это много по меркам сонного Сакурами, прочно застрявшего в двадцатом веке. Глубинка - она везде глубинка, хоть в России, хоть в Японии. Но если выбраться куда-то в Киото или даже в столицу, где давно уже настало третье тысячелетие, в мир высоких скоростей и высокотехнологичных роботов... Что такое триста километров для монорельса, пролетающего это расстояние менее чем за три часа? В третьем тысячелетии, когда люди стали смотреть на Марс и Луну не мечтательно, а с расчетом, и потихоньку начинают коситься на звезды, до которых парсеки и световые годы, триста километров - уже не расстояние.
Тем не менее, экскурсия в Аокигахару для Тео - во многом знаковая. Во-первых, это его первая самостоятельная поездка, причем он отвечает не только сам за себя, но и за Киоко с Уруми.
– Так уж получилось, - напутствовал его отец по телефону, - что тут, в мире людей, мужчины - сильный пол, а девочки - слабый. И тот факт, что у Киоко какое-то там звание в каком-то там нелепом боевом искусстве и что сама она местная - ничего не меняет. Это на моей неласковой родине ты отвечал бы только за себя и думал только о себе, а тут правила другие. Так что веди себя соответственно: как единственный в вашей группе мужчина, ты в ответе за все, и все проблемы, которые могут возникнуть, решать тоже тебе.
Тео мог бы заметить, что это еще большой вопрос, кто кого на экскурсию ведет, он Киоко или Киоко - его, но не стал. В конце концов, отец - отпетый расист, считающий свою расу высшей по умолчанию, и с этим ничего не поделать. Нельзя прожить пятьдесят лет в обществе, ненавидящем и ни во что не ставящем поголовно всех чужаков, а затем переселиться в другой мир и стать другим. Отец подстроился, принял новые для себя правила, но ему не дано перестать быть дроу...
...Как и самому Тео не дано перестать быть полукровкой.
Во-вторых, в том, что Тео поехал вместе с Киоко и Уруми, есть много неочевидных плюсов. Уруми растрепала о том, что поедет в Аокигахару вместе с "людоедом с задней парты", на всю школу, и сейчас многие ученики школы Хоннодзи уверены, что больше никогда не увидят Уруми и Киоко живыми. И Тео питал слабую надежду, что, когда девочки вернутся целыми и невредимыми, хоть в пару голов на всю школу да закрадется сомнение - а действительно ли "людоед с задней парты" тот, за кого его все принимают?
Надежда, конечно, слабая, но у нее есть одно свойство: живучесть. Надежде свойственно умирать последней.
Закупившись в магазинчике снедью на полдня и газировкой, троица потопала по дорожке. Впереди раскинулось "море синих деревьев" - Аокигахара Дзюкай, печально известный "лес самоубийц".
Аокигахара достигла пика всемирной известности после того, как в тысяча девятьсот девяносто третьем году Ватару Цуруми написал свое руководство по самоубийствам, где, среди прочего, охарактеризовал этот лес как идеальное место, чтобы умереть. Впрочем, "лес самоубийц" был известен и до этого, еще в девятнадцатом веке бедные японцы привозили сюда на верную смерть детей и стариков, которых не могли прокормить.
Ничего удивительного, что суеверные японцы - а быть японцем значит быть суеверным - верят, что в Аокигахаре обитают, помимо собак, лисиц и змей, еще и духи с демонами. Ну японцы, что с них взять, они даже в тысяча восемьсот шестидесятом на самом полном серьезе посылали духам тэнгу официальное прошение освободить провинции, по которым будет ехать сегун. Пожалуй, только в Японии человек, считающий себя атеистом, может ходить в храм, поклоняться духам и участвовать в религиозных обрядах. Культура Японии неразрывно связана с синтоизмом, спаяна с ним в единое целое, и потому, как метко заметила однажды Киоко, быть японцем - значит быть верующим по умолчанию. Дошло даже до абсурда: сами японцы не считают синтоизм религией.
Поначалу поход шел по плану: Тео, Киоко и Уруми шагали по пешеходной дорожке, периодически сверяясь с брошюркой, глазели по сторонам и болтали на разные темы. Точнее, болтала преимущественно Уруми, а еще точнее - трещала без умолку. Тео, в общем-то, не возражал: болтлива - да, но зачастую на позитивной волне.
Чуть позже Киоко заметила в просвет лесное озерцо, очень маленькое, и вся троица свернула к нему по тропинке. На берегу даже была скамейка, а по воде плавала в гордом одиночестве маленькая уточка-мандаринка.