Тульский детектив II. Буцефал и скопцы
Шрифт:
– Благодарю. Идёмте, а то я уже опаздываю. Я предупрежу Дмитрия Львовича о визите полиции.
Свечин попрощался и стремительно сбежал по лестнице. Столбов спустился гораздо медленнее, размышляя о ситуации с лошадью. Очевидно, что дело было не в деньгах, а сомненью подверглись дружеские отношения Минина и Свечина. Причём, как понимал это пристав, недоверие проросло с двух сторон. Причиной же стала сама загадочность происшествия. Интересно, что же произошло? «На это придётся потратить время», – вздохнул Столбов. А его то сейчас и не было. Столько работы и ещё новые обязанности помощника… Всё это изматывало Илью Петровича. В который раз пристав подумал про себя, что становится стар для такой работы.
Доктора Столбов застал в экипаже, тот сидел и откровенно злобно пыхтел, читая газету.
– Что там такое приключилось? – спросил Столбов. – Ещё кто-то умер?
– Нет, но Бородин Александр Порфирьевич – знаете такого? – стал почетным членом медицинского общества!
– Вы же не завидуете? – спросил Столбов усаживаясь в двухместную коляску рядом с земским врачом.
– Нет! Отдаю ему должное. Он действительно хороший врач и преподаватель, но таких сотни, если не тысячи вокруг! Вы же понимаете, что это потому, что он композитор? Вот и был бы в почёте в музыкальном сообществе!
– Ах, Александр Францевич, мне кажется, что настоящее признание – это не раздавание друг другу знаков почета в медицинской среде, а выздоравливающие и благодарные пациенты у врачей, которые находятся на переднем крае борьбы с болезнями, как Вы, например.
– Вы правда так считаете? – задумчиво спросил доктор, заметно успокоившись после слов Столбова.
– Конечно. Мы приехали, позвольте откланяться.
– Как поговорили с Фёдором Александровичем?
– Нормально, но дел теперь только прибавилось, – честно признался пристав.
– Ну, Вы тоже на переднем крае, только на своём, куда деваться, – сказал доктор на прощанье.
«Вот именно: куда деваться», – подумал Столбов, возвращаясь к себе. Ни девочки, ни Антонова он уже не обнаружил.
– Так, Белошейкин и Трегубов, хватит точить лясы. Иван, ты взял показания у девочки?
Трегубов, не заметивший возвращения Столбова и по обыкновению коротавший ожидание с писарем, умевшим писать и одновременно поддерживать беседу, подскочил от неожиданности на стуле.
– Да, – отрапортовал он приставу, – только толку никакого.
– Что узнал? Коротко, нет времени читать.
– Ничего не знает. Напугана. Взяли её на работу пару дней назад. Второй раз всего пришла убраться, а тут такое.
– Кто убитые женщины, она сказала?
– Да, Петровы. Они сёстры: Серафима и Олимпиада.
– Серафима и Олимпиада, – хмыкнул пристав. – Ну, имена – уже кое-что. Чем занимались?
– Она не знает, говорит только, что очень набожные были.
– Это мы сами видели давеча – иконы, свечи, и даже крест.
– Илья Петрович! – в комнату, тяжело дыша, забежал высокий, худой и костлявый молодой мужчина.
– Филимонов, в чём дело, что случилось? – спросил Столбов молодого аптекаря, который подрабатывал вскрытиями для полиции.
– Эти две женщины, которых вчера привезли, – ответил он, переводя дыхание.
– Что с ними?
– Это же ужас какой!
3
Столбов пригласил Филимонова и Трегубова к себе в кабинет. Иван захватил себе табуретку, поскольку аптекарь в качестве гостя занял единственный свободный стул.
– Трегубов, прикрой за собой дверь, нечего пока всем слышать про убийство, – попросил урядника пристав.
– Ну, не томи, что там у нас? – спросил Столбов, сидящего напротив Филимонова.
Аптекарь, собираясь с мыслями, взъерошил рукой на голове копну жестких, тёмных, торчащих в разные стороны волос.
– Женщины-то покалеченные оказались, Илья Петрович, – начал он.
– Что значит «покалеченные»? – не понял пристав. – Мы же были на месте преступления, ноги-руки у всех, вроде, на месте были. Или что-то произошло за ночь, чего я не знаю?
– Ноги и руки-то на месте, а вот груди и… – Филимонов бросил быстрый взгляд на внимательно смотрящего Трегубова и сглотнул комок в горле, прежде чем продолжить, – грудь и другие женские органы отрезаны.
– Как так? – поразился Иван, уставившись на Филимонова. – Что за ужасы? Их что, пытали?!
– Нет, – ответил аптекарь. – Это было давно, на месте ран – зажившие ожоги. Раны прижигали.
– Скопцы, – медленно произнёс Столбов, уставившись в пространство. – Вот дела! У нас в Туле скопцы!
– Но разве скопцы – это не мужчины? – с недоумением спросил пристава Филимонов.
– Как видишь, нет, не только мужчины.
– Кто такие скопцы? – прервал своим вопросом диалог собеседников Иван.
Филимонов и Столбов одновременно посмотрели на Трегубова, как на блаженного.
– Я знаю значение этого слова, – смутился молодой урядник. – Но почему они во множественном числе, и как женщины могут быть скопцами? Илья Петрович, объясните, пожалуйста.
– Ваня, – тяжело вздохнул пристав, – скопцы – это секта. Вместо Господа нашего, – Столбов перекрестился, – поклоняются антихристу своему, Селиванову, который первым придумал отрезать самому себе своё, гм, хозяйство. Ты про хлыстов-то слыхал, небось?
– Конечно слышал, в губернии община есть.
– Вот теперь, судя по всему, есть и община скопцов. Только если хлысты погрязли в распущенности и разврате, то скопцы, или как они себя называют «обеленные», или «голуби», наоборот, отвергают плотские утехи и саму плоть. Режут её себе и друг другу почём зря.
– И женщинам? – поразился Иван.
– Как видишь, и женщинам тоже.
– Но, если так, – глубокомысленно отметил урядник, – получается, чтобы иметь общину, им нужно вербовать туда всегда новых членов, поскольку сами они не могут иметь детей, как те же хлысты, например.