Туман и Молния. Часть 19
Шрифт:
Зачем он вспоминает это сейчас? Все кончено, и ничего больше не будет. Но мысли о Нике упорно крутятся в его голове, бесконечно проигрывая одну и ту же мелодию, песню о потерянной любви. Точно как шарманка! Правильно сказал про него Ник!
Одно и то же. Одно и то же, и так по кругу. Дзинь. Дзинь. Дзинь…
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
«Их комната в Форте. Ник сидит на кровати, и Корс водит пальцем: вверх, вниз, влево, вправо. Так он восстанавливает зрение сына и тренирует его глаза. Ник старается следить за его рукой. Корс медленно приближает палец к кончику его носа:
– Смотри! – приказывает он. – Смотри обоими глазами на мой палец!
И Ник послушно сдвигает глаза к переносице, в
И Корс сквозь смех умоляет его:
– Ник, Ник, милый, ну не дуйся, все хорошо! У тебя отлично получилось. Просто это было очень смешно!
Но Ник не поддерживает веселье Корса и продолжает надувать губы и кривить рот.
– Ну, улыбнись, улыбнись! – просит его Корс, и Ник растягивает губы в искусственной улыбке, больше похожей на оскал. Так скалится прирученный хищник, подчиняясь хозяину, но демонстрируя, что ему не нравится, когда тот его дразнит. И Ник, как зверь, чуть огрызаясь, «улыбается», показывая клыки, при этом всё же не смея ослушаться или укусить, и этим вызывает у Корса лишь очередной прилив, и через минуту лечение забыто, и Ник стонет под ним.
На следующее утро Корс возвращаясь к лечению, говорит:
– А сейчас, снова потренируем твои глаза.
Но Ник начинает баловаться и сам сводит глаза к кончику носа, или один глаз сводит к носу, а другой, наоборот, уводит подальше от переносицы, сильно в бок. Корс не понимает, как у него так ловко и смешно получается это делать, они оба смеются. И, несмотря на то, что Ник строит рожи и откровенно дурачится, он все равно остается невероятно обаятельным и милым, и Корс не в силах отругать его за сорванный урок, и они снова любят друг друга».
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
Все всегда происходило страстно, бурно, ярко. В первый заход Корс кончал очень быстро, и только на второй и третий раз мог трахнуть Ника как следует, а потом снова начинал частить. Стоило же ему отдохнуть и сделать перерыв в пару часов, как все начиналось сначала, и первый оргазм накрывал его буквально мгновенно. Корс постоянно стирал свой член до крови, не в силах прекратить и вовремя остановиться, потому что хотел Ника каждую минуту. Не задумываясь о последствиях, он заживлял ссадины сильными средствами. Под наркотиками это было не трудно, боль от мгновенного заживления почти не чувствуется. Все отлично! Только слишком много сильных стимуляторов, слишком много и часто, и вот его потенция сказала ему: «До свидания».
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
Зачем он продолжает? В голове крутятся уже даже не конкретные ситуации, а просто моменты, связанные с его мальчиком, то, как Ник поворачивается к нему всем корпусом, вместо того чтобы просто повернуть голову, бросает быстрый взгляд исподлобья снизу вверх. Непроизвольное подрагивание кисти руки. Неуклюжий жест, которым Ник пытается поправить свои волосы и убрать чёлку с глаз, зная, что Корса раздражает, когда волосы заслоняют лицо. То, как опускаются вниз его плечи и вечно растрепанная макушка, когда Корс начинает ругать его, обзывая пьяницей и безмозглым дурачком. В такие моменты глаза Ника начинали блестеть от слёз, и с каждым разом всё быстрее и быстрее. В конце концов, стоило Корсу только начать читать свои нотации, глаза Ника уже находились на мокром месте. И для Корса это были незабываемо приятные воспоминания.
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
Очень скоро Корс понял для себя, какие обидные слова оказывают на Ника самое сильное воздействие. Ник недостаточно сильно, а скорее вообще равнодушно, реагировал на обвинения в том, что он преступник, что он кого-то избивал, вымогал деньги и творил беспредел в Чёрном городе. Честь воина и то, что он её просрал, очень слабо волновала его. А вот на «конченного наркомана» он реагировал, хотя на «пьяницу» сильнее. Он оставался непробиваемым на обвинения в том, что испортил свое тело и руки татуировками, но сжимался, когда Корс обвинял его в том, что он по глупости испортил свою внешность, и теперь на его лице шрам. На то, что он безграмотен, Ник не реагировал, но, если Корс обзывал его дурачком и бестолочью, расстраивался. И Корс всегда давил на эти болевые точки. Пьяница и дурачок – эти слова расстраивали Ника сильнее всех остальных. Он нервно поднимал руки, сводя их вместе и сжимая в кулаки, и начинал бить себя по макушке.
– Прекрати немедленно! – строго говорил ему Корс. – От того, что ты настучишь сейчас себе по своей дурной голове, ума у тебя не прибавится, а только последний выбьешь!
А Ник сидел перед ним, шмыгал носом и упрямо тер глаза. Но Корс считал самым лучшим, когда всё же одна-две слезинки падали из стеклянных глаз. Тогда, переполненный сам невероятно приятными эмоциями, также как глаза Ника слезами, Корс порывисто обнимал сына и объяснял, что ругает его ему же во благо, чтобы помочь стать лучше. И Ник должен это понимать, не обижаться на отца и быть благодарным ему. И Ник благодарил и просил прощения.
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
Даже сейчас, уже после всего, что случилось между ними, от этих воспоминаний у Корса по-прежнему начинало приятно ныть в животе.
Ник, ехал неподалёку, и, кажется, заметил взгляды Корса или услышал его мысли о нём. Корс это понял, потому что Демон чуть повернул к нему свое обезличенное маской лицо, и потом, отвернувшись, отпустил поводья, и, приподняв обе руки, надел на голову капюшон плаща, прикрыв волосы. Он натянул капюшон поглубже, заслоняя и так закрытое лицо. Еще несколько раз проведя рукой в черной перчатке по своей маске, старательно убрал под капюшон несколько непослушных белых прядей. Корс видел, что на его руке, затянутой в дорогую перчатку из тонкой кожи, прямо поверх перчатки надет золотой перстень с темно-зеленым камнем. Подарок Корса. И Ник его носит. Камень ярко блестит и переливается. Истинные чёрные носили на пальцах драгоценные перстни, но никогда не надевали их поверх перчатки, это считалось вульгарным признаком дурновкусия, и раньше Корс никогда бы не позволил Нику сделать так, но что он может сказать сейчас? Он больше не вправе указывать и делать замечания, а Ник со своими дикарскими понятиями о красоте, конечно, напялил перстень поверх перчатки, чтобы все видели, и чтобы он мог похвастаться драгоценностью.
Ник пришпорил Нечистую Силу, уезжая чуть вперед и подальше от Корса.
Корс подумал о том, что настоящее лицо Демона такое же чёрное, как и его маска, и теперь он понимал, почему Демон так любит носить её. Как бы это странно ни звучало, но в маске он был больше похож на самого себя. А милые черты сына Корса, Демон использовал только для соблазнения и обмана.
Дзинь. Дзинь. Дзинь.
Корсу стало очень грустно. Как хорошо было пребывать в неведении о той лжи, которая царила вокруг него, задыхаться от любви и восторга, сжимая как он тогда считал «своего мальчика», в чуть грубых и страстных объятиях. Смотреть в эти прозрачные глаза, часто накрашенные, подведенные черным и горящие на бледном лице, слышать его стоны, видеть и чувствовать, как Ник прижимается и льнет к нему. Разве мог Корс предположить, что они сами, а вовсе не их недоброжелатели разрушат такие идеальные отношения? И что теперь? Что теперь?!