Туман и Молния. Часть 19
Шрифт:
– Тебе нужно поесть, – заметил Ник.
– Я не могу… кусок не лезет в горло, – оправдался Корс, и он не лгал.
– Нет, так не годится, – не согласился Ник, – тебе нужно поесть, папочка, я сам покормлю тебя.
– Ник…
– Из моей руки, из моих пальцев ты возьмешь еду?
– Ник…
Корс почувствовал, как к его губам прикасается горячий кусок мяса. Невольно он попытался отодвинуть его от себя. Пытаясь убрать руку Ника от своего лица, случайно дотронулся до его запястья чуть ниже браслета. Сейчас, когда все чувства Корса были обострены до предела, он очень явственно ощутил под пальцами тонкую вмятину шрама. След от веревки. Корс испортил сыну запястья, постоянно крепко связывая ему руки в
– Ешь! – поторопил Ник, снова прижимая кусок мяса к его губам.
И Корс обреченно разомкнул их. Кусок баранины был небольшим, но очень горячим, обжигая небо и язык. Приоткрыв рот, Корс глубоко задышал, пытаясь остудить пищу:
– Горячо!
– Прости, держи, запей, – Ник легонько толкнул его кубком в грудь. Корс перехватил кубок и лихорадочно допил содержимое.
– Еще кусочек, – Ник снова дотронулся до его губ, и Корс покорно взял мясо из его пальцев.
На четвертом или пятом куске баранины он взмолился:
– Ник, прошу тебя! Я не могу больше! Меня выворачивает, тошнит.
– Хорошо, я больше не буду, – к радости Корса, отозвался Ник, – я налил тебе ещё вина.
Корс выпил.
– Папочка, тебе сделать укол?
– Н-нет-нет, спасибо, пожалуйста, не надо! Я в порядке.
– Ладно. Тогда возвращайся на кровать. И постарайся заснуть.
Корс на ощупь вернулся к топчану, снял камзол и рубашку.
Пока его не трогали. Он согрелся под одеялом, и выпитое им вино дало о себе знать, подарив некоторое спокойствие.
Вдруг Корс услышал, как Ник издал какой-то странный звук. Он как будто всхлипнул, тихо застонав, словно от боли, и его тихий стон перешел в такое же тихое шипение.
– Вер! – громко позвал он, и, видимо, спохватившись, добавил уже мысленно, – «принеси мне этот чертов пластырь и ваты», – а потом снова вслух зло выругался на нечистом.
– Ник! Что с тобой?! – с волнением закричал Корс. Резко подскочив, он сел на топчане.
– Тебе какая разница? – холодно ответил Ник, – ведь я кусок дерьма в грязном фантике от конфеты.
Корс пристыжено замер:
– Зачем тебе вата и пластырь? Доктор Кассиэль предупреждал, что, когда яд окончательно начнет выходить из твоего шрама, может начаться воспаление. Последние дни кожа вокруг была сильно покрасневшей, от тряски в дороге воспаление усилилось? Да? Только не вставляй опять стальные скобки, умоляю!
– Не твоё дело! Я сделаю то, что захочу!
– Ник, прошу тебя! Ты обижен и зол на меня, я понимаю, но будь благоразумен.
– Не называй меня больше Ник! Для тебя я Никто! И я не обижен и не зол на тебя, папочка-господин!
Корс прекрасно понимал, что Ник глумится над ним, называя папочкой, но не хотел сдаваться так просто:
– Нет, нет. Ник, умоляю! Я никогда не злился на тебя по-настоящему. Ты слушал мои мысли в дороге? Мои воспоминания о тебе?
– Трудно было не услышать, как ты беспрерывно дрочишь на мою человеческую внешность в своей голове.
– Нет! Я не дрочил… ты неправильно понял…– Корс услышал, как в палатку вбежал Верный. Ник стал мысленно общаться с ним и отвлекся от разговора с Корсом. Корса это бесило. – Ник, я был не прав, я признаю это…
– Отвали от меня и заткнись сейчас, – Ник снова тихо зашипел. Корс предположил, что он прикладывает вату, пропитанную заживляющим средством, к воспаленному шраму.
– Сынок, я виноват, я необдуманно начал лечение и разбередил твою застарелую рану. Позволь мне помочь тебе, – взмолился Корс, он безумно волновался, что Демон окончательно изуродует лицо его сыну.
– Нет!
И Корс не выдержал:
– Ты сейчас все испортишь! Ты не сможешь правильно применить лекарство! Ты не умеешь! Упрямый идиот!
– Ах, смотри-ка, опять ты меня умыл и не вытер! Но я больше не собираюсь сидеть и плакать после того, как ты наорал на меня! Господин-папочка, заткнись, я сказал, иначе сейчас я рот заклею тебе пластырем, а не только глаза! А хочешь, стальной скобкой скреплю, чтобы ты уже заткнулся окончательно!
Корс замер и замолк. Он очень переживал, что Ник сейчас без присмотра испортит все лечение.
Ник подошел к нему:
– Не обращайся ко мне. Я запрещаю тебе разговаривать, ты понял? Все, что ты хотел, ты мне уже сказал в Форте.
Корс промолчал, не зная, как ему поступить, можно ли ответить или уже нельзя. Но он невольно мысленно произнес: «Сынок, что с твоим лицом?»
Несмотря на запрет, у Корса язык не поворачивался назвать его Никто.
– Что с моим лицом? Ничего. Оно покрыто черной чешуей, ты же знаешь, – ответил Ник вслух. – Не обращайся ко мне мысленно! А то сейчас я дотронусь до тебя своими мерзкими лапами, и ты от страха обмочишь штаны, да, папочка?
Корс схватился за голову:
«Прости, прости. Я постараюсь принять твою сущность и этот твой образ, и в нашем мире ты ведь в слиянии с моим сыном, и…»
Он «услышал», как Ник резко закрыл от него свои мысли, словно громко хлопнул дверью, и отошел от него:
– Спи!
Глава 3
Skid Row – Wasted Time
Корс снова заперт в какой-то пустой и темной клетушке без окон. Это сон? Или он опять «ловит» воспоминания Ника? Корс уже понял: как только в его видениях появляются темные норы, низкие потолки, камеры, подвалы, неприятные ощущения тесноты в замкнутом пространстве и темнота – это воспоминания его сына. Темнота и ограниченное пространство. Корс уже не боится, больше не испытывает панические атаки и клаустрофобию. Он отделяется от сознания Ника, в котором пустота и никаких мыслей и эмоций, словно он мертв. Корс отделяется, потому что хочет увидеть его со стороны. Здесь нет никакого источника света, но Корс все равно «видит». Ник такой маленький! Черт! Корс, как всегда, провалился в детские воспоминания. Ник слишком маленький, ему, наверное, нет ещё и пяти лет. Может, чуть больше, но он и для пяти лет выглядит маленьким и худым, просто выражение его лица такое серьезное и взрослое, совсем не детское. На худом лице четко выделяются скулы, нет той округлости и пухлых щечек, которые часто присущи малышам. Бледное лицо с гармоничными чертами. Ник очень красив, несмотря на то, что лицо чумазое, будто перепачкано землей, и нижнюю губу ему уже испортили, в ней торчат кольца. Губы черные, тоже в земле. Он что, ел землю? Ник не пострижен и не расчёсан, волосы его спутанные и грязные, впрочем, как всегда. Макушка тоже в земле. Он плохо одет. На нем какая-то короткая кофта и порванные штаны. Это откровенное тряпье, оно такое старое, что кажется истлевшим. Ник сидит на голом земляном полу в этой каморке, похожей на склеп, где больше нет ничего. Сидит один, грязный, весь в земле, худенький, одинокий. Корс невольно вспомнил воспоминания детства Шагежа. Заф тоже вечно держал его в каком-то чулане. Что за дикие приемы воспитания у вас, нечистых?