Туман Луизианы
Шрифт:
– Всё-всё, я поняла! – Луиза откинулась на подушки и потёрла глаза. – Я встаю.
Воспоминания о вчерашнем вечере принесли с собой жгучий стыд. Она действительно заснула прямо в кабинете во время разговора? Невыразимый позор! Остаётся лишь надеяться, что мистер Уоррингтон не придаст этому значения.
Напевая себе что-то под нос, Зэмба распахивала ставни, впуская в комнату снопы солнечного света. На Луизу обрушилась какофония звуков и запахов, так разительно отличавшихся от привычного лондонского шума. Во влажном воздухе разливался пряный аромат неизвестных цветов,
– Рабы поют, – равнодушно пожала плечами Зэмба, наливая воду в таз для умывания.
– Рабы? – не веря своим ушам, Луиза смотрела на негритянку.
– Ну да, – та взяла в руки полотенце, ожидая хозяйку. – На плантациях. Они часто поют.
Это странное, берущее за душу пение, казалось, было повсюду. Пока молодая графиня одевалась и приводила себя в порядок, незатейливая, но невероятно красивая мелодия звучала в воздухе.
– Мисс Луиза, мэм! – Адеола радушно улыбнулась, завидев хозяйку. – Проходите в гостиную, там для вас накрыт завтрак.
– А остальные уже…
– Масса Томас давно уехал, – широкая улыбка не сходила с лица экономки. – Мистер Свенсон в кабинете, работает. А миссис Пинс ждёт вас. Пойдёмте.
Компаньонка и вправду обнаружилась в столовой. С лицом, полным невероятного осуждения, она молча сидела над пустой тарелкой. Плотно сжатые губы казались тонкой ниточкой на сухом лице. Чопорно поздоровавшись, она кивнула застывшему за спиной слуге, и тот принялся накладывать густую подливу из стручковой фасоли с томатом. Рядом исходили паром ароматные колбаски, густо политые сливочным соусом. В кувшине со свежевыжатым соком медленно таял лёд – настоящая роскошь даже для Лондона! Горкой возвышались кукурузные лепёшки, из-за которых выглядывал кувшинчик с топлёным маслом.
– Не знаю, что вы любите на завтрак… – Адеола обозревала стол с гордым видом. – В «Магдалене» любят, чтобы еды было вдоволь.
– И никакой яичницы с беконом, – страдальчески прошептала миссис Пинс, косясь на колбаски.
– Адеола, а кто отвечает за сервировку? – решила взять быка за рога Луиза, разглядывая разномастную посуду.
– Я, мэм, а что? – спросила экономка, пряча широкие руки в не менее широкие карманы платья. Сегодня оно было цвета фуксии. Лицо Адеолы, обрамлённое розовой косынкой, добродушно сияло.
– Если можно, я бы посмотрела на всю посуду, что здесь есть, – осторожно начала Луиза, боясь обидеть женщину чрезмерной поспешностью, с которой она собиралась знакомиться с хозяйством.
– Да благословит вас Господь! – всплеснула руками Адеола. – Я кого только ни пыталась приобщить к этому делу, так не хочет же никто! Масса Томас смеется, говорит, что ему и так сойдёт, но я-то знаю – не правильно мы что-то делаем. А как надо и не знает никто.
Со стороны миссис Пинс послышался страдальческий вздох – компаньонка принялась-таки за колбаску.
– А где мистер Уоррингтон? – полюбопытствовала Луиза после завтрака, пока слуги заносили горы посуды в опустевшую столовую.
– С утра прискакал негр с плантации «Розовый лес», сказал, там рабы бунтуют, просил помочь.
– Рабы бунтуют? – в страхе воскликнула миссис Пинс. – И часто такое случается?
– Да постоянно, – махнула рукой Адеола, любовно проводя другой по большому марокканскому блюду, неизвестно как оказавшемуся здесь. – Побунтуют и перестанут, как получат от хозяев по шее.
– Прости, – вырвалось у Луизы. – Но разве ты не такая же, как они? В смысле…
– Такая же, как они? – Адеола задохнулась от возмущения, прижав руки к груди. – Я – из домашних, я никогда не работала на плантации! Я умею читать и писать, мэм! Как вы могли подумать хоть на минуту, что я похожа на них, на грязных рабов с тростниковых полей!
Экономка обиженно отвернулась и принялась перебирать фарфоровые блюда с золотыми виноградными листьями по ободку.
– Прости, – покаянно проговорила Луиза. – Прости, Адеола. Мне и в голову не пришло обидеть тебя. Я ведь выросла там, где рабов вовсе нет… Я… Мне казалось, они ничем не отличаются…
– Не отличаются…. – уже мягче проворчала негритянка, смахивая слезы. – Мы даже близко не стоим рядом с теми, кто рубит тростник и копает свеклу. Мы – семья массы Томаса. Он столько раз говорил мне: «Адеола, давай-ка я тебя освобожу!». А я всё отказываюсь. А куда я пойду? Да и как он без меня? Зэмба, моя внучка, вон тоже в доме выросла. Я так счастлива, что она при вас горничной стала, мисс Луиза, мэм, просто слов нету!
– Значит, мистер Уоррингтон хотел тебя освободить? – задумчиво протянула Луиза, открывая для себя ещё одну грань своего опекуна. Честный, смелый, а теперь вот еще и великодушный – пусть он и не имел титула, но являлся самым что ни на есть настоящим джентльменом!
– Да, предлагал, и не раз, – с готовностью подтвердила экономка. – Я, говорит, другую такую и в жизнь не найду, Адеола, но хочешь, дам тебе денег и открывай своё кафе в Новом Орлеане, уж больно ты готовишь хорошо.
– Он очень благородный, – заметила Луиза, покосившись на миссис Пинс. Завтрак, кажется, не добавил очков в колоду мистера Уоррингтона, потому что компаньонка лишь недовольно качнула головой.
– Когда прикажете приготовить вам постель? – спросила Адеола спустя некоторое время.
– Постель? – Луиза переглянулась с миссис Пинс, но та лишь недоуменно пожала плечами. – Но ведь я только недавно проснулась.
– Днём у нас слишком жарко, – экономка, заметив удивление, решила объяснить. – И делать ничего невозможно. Поэтому в обед мы предпочитаем проводить время в тени и прохладе, а господа укладываются отдохнуть.
– Как интересно, – хихикнула Луиза. – Спать днём. В Лондоне мы, бывает, просыпаемся лишь к обеду. А ночи проводим на балах.
– Ночью надо спать, мисс Луиза, – неодобрительно покачала головой Адеола. – Ночью просыпаются духи и бродят бесплотными тенями по болотам, заманивая в свои сети заблудившихся людей… Ночью надо спать, – повторила она и снова принялась перетирать тарелки.