Шрифт:
Глава 1
Инспектор Томас Питт взглянул на девушку, и его охватило непреодолимое чувство утраты. Он никогда не встречал ее раньше, при жизни, но был глубоко опечален при мысли о том, сколько всего она в этой жизни не успела.
Девушка была стройной, с блестящими темными волосами — все еще ребенок в свои семнадцать лет. На белом столе морга она выглядела хрупкой; казалось, дотронься до нее, и она сломается. Но девушка боролась за свою жизнь — на руках у нее были видны синяки.
Она была в дорогом шелковом платье цвета лаванды, шею украшала золотая цепочка с жемчугом — красивые
При мысли о жене, находящейся сейчас в безопасности уютного дома, у него сжалось сердце. Любил ли какой-нибудь мужчина эту девушку так же, как он сам любил Шарлотту? Был ли кто-то, для кого вдруг, в один миг исчезло все чистое, яркое и нежное, весь смех и радость внезапно оборвались вместе с уходом из жизни этого хрупкого создания?
Инспектор заставил себя снова посмотреть на девушку; его взгляд избегал раны в ее груди и ручейка крови, к этому времени уже подсохшей. Белое лицо было невыразительным. Выражение удивления — или ужаса — разгладилось, черты заострились.
Она жила на Парагон-уок [1] — в очень богатом, очень модном и, без сомнения, очень праздном квартале. У Томаса не было с убитой ничего общего. Всю жизнь он вкалывал — с тех пор, как ушел из хозяйского поместья, где так же вкалывал его отец; ушел, не имея ничего, кроме картонной коробки с расческой и сменной рубашкой, а также некоторых знаний, которые он получил, присутствуя на уроках хозяйского сына. Питт навидался достаточно нищеты и отчаяния на задворках элегантных улиц и скверов Лондона. Такого, чего эта девушка никогда не видела даже во сне.
1
Парагон-уок можно перевести как «совершенная аллея» или «образцовая аллея».
Томас мысленно усмехнулся при воспоминании о том, как была напугана Шарлотта, когда он в первый раз описывал ей эти районы — в те времена он служил простым полицейским и расследовал убийства на Кейтер-стрит, а она была дочерью хозяина дома Эллисонов. Ее родители ужаснулись, заполучив Питта в свою семью; а уж когда им приходилось представлять его в обществе… От Шарлотты потребовалась необычная смелость, чтобы выйти за него замуж. При мысли об этом Томаса охватил жар, и его пальцы вцепились в край стола.
Уже в который раз Питт посмотрел на лицо мертвой девушки, и в нем снова закипела злость на то, что ее жизнь оборвалась так рано, что она еще ничего не успела испытать — и уже никогда не испытает; что для нее все закончилось.
Он отвернулся.
— Прошлой ночью, как стемнело, — мрачно произнес констебль, стоящий позади него. — Грязное дело. Знаете Парагон-уок, сэр? Классный квартал, доложу я вам. Люди из высшего общества. По крайней мере, большинство из них…
— Да, — сказал Питт с отсутствующим видом.
Конечно, он знал. Это была часть его района.
Он умолчал лишь о том, почему знал Парагон-уок так хорошо: у сестры Шарлотты, Эмили, там был дом. Питт никогда не забывал об этом. Если Шарлотта вышла замуж за человека, стоящего ниже ее на социальной лестнице, Эмили
— Совсем не то, что можно ожидать в таком месте, как это, — продолжил констебль, неодобрительно щелкнув языком. — И куда все катится? Сначала январское убийство генерала Гордона каким-то дервишем [2] , или кем он там был; теперь вот насильник свободно разгуливает по Парагон-уок… Кошмар какой-то! Бедная молодая девушка… Выглядит так невинно, как овечка, верно? — Он с мрачным видом уставился на мертвое тело.
2
Дервиш — в мусульманских странах бродячий аскет, живущий милостыней.
Питт резко развернулся:
— Вы сказали «изнасилована»?
— Да, сэр. Разве в участке вам не сказали?
— Нет, Форбс, не сказали, — ответил Питт более резко, чем ему хотелось бы, чтобы скрыть обиду. — Они сказали только, что произошло убийство.
— Ну что ж, и убийство тоже, — резонно добавил Форбс. — Бедняжка… Мне кажется, что лучше двинуться на Парагон-уок прямо сейчас, пока еще утро, и поговорить со всеми тамошними людьми.
— Да, — согласился Питт.
Здесь делать было нечего. Причина смерти была очевидной — удар длинным, остро заточенным ножом шириной, по крайней мере, в один дюйм. Единственная рана, которая оказалась смертельной…
— Точно. — Форбс последовал за Питтом, его тяжелые башмаки загромыхали по каменным ступеням.
На улице Томас с удовольствием вдохнул свежий летний воздух. Деревья уже полностью покрылись листвой. В восемь часов утра было тепло. Где-то в конце улицы раздавался цокот копыт — там ехал двухколесный экипаж; что-то насвистывал мальчишка на побегушках, спеша по своим делам…
— Мы пойдем пешком, — сказал Питт.
Он широко шагал. Его плащ развевался на ветру На голову была натянута шляпа. Форбс семенил рядом с ним. Еще задолго до Парагон-уок констебль стал ужасно задыхаться, страстно желая про себя, чтобы впредь ему больше не доводилось исполнять служебные обязанности в паре с Питтом.
Парагон-уок был улицей с частными домами, очень элегантной, выходящей на открытый парк с цветочными клумбами и идеально высаженными деревьями. Аллея длилась около тысячи ярдов. В это утро улица выглядела словно выбеленной солнечным светом — и совершенно тихой. На ней не было ни души — даже какого-нибудь мальчишки, помощника садовника. Слух о трагедии, конечно, уже распространился по кварталу. Слуги собрались на кухнях и в кладовых и судачат. Да и хозяева наверху тоже наверняка уже обсуждают это событие за завтраком.
— Фанни Нэш, — сказал Форбс, наконец-то успокоив дыхание, когда Питт остановился.
— Что?
— Фанни Нэш, сэр, — повторил Форбс. — Так ее звали.
— Да.
На мгновение к Томасу вернулось чувство потери. Еще вчера в это время она была живой; сидела за одним из этих классических окон, решая, что надеть; втолковывала своей служанке, что нужно отложить для нее; планировала, кому нанести визит, какие сплетни распустить, а какие, напротив, приберечь… Какие прелестные мечты гуляли у нее в голове, в самом начале лондонского лета?