Туманность Андромеды (изд. 1958г.)
Шрифт:
Один период в далеком прошлом искусство стремилось к отвлеченным формам, — заметила Веда Конг.
— Искусство стремилось к абстракции в подражание разуму, получившему явный примат над всем остальным. Но быть выраженным отвлеченно искусство не может, кроме музыки, занимающей особое место и также по-своему вполне конкретной. Это был ложный путь.
— Какой же путь вы считаете настоящим?
— Искусство, по-моему, — отражение борьбы и тревог мира в чувствах людей, иногда иллюстрация жизни, но под контролем общей целесообразности. Эта целесообразность и есть красота, без которой я не вижу счастья и смысла жизни. Иначе искусство легко
— Мне всегда хотелось, чтобы путь искусства был в преодолении и изменении мира, а не только его ощущением, — вставил Дар Ветер.
— Согласен! — воскликнул Карт Сан. — Но с той оговоркой, что не только внешнего мира, но и, главное, внутреннего мира эмоций человека. Его воспитания… с пониманием всех противоречий…
Эвда Наль положила на руку Дар Ветра свою, крепкую и теплую.
— От какой мечты вы отказались сегодня?
— От очень большой…
— Каждый из нас, кто смотрел, — продолжал свою речь художник, — произведения массового искусства древности — кинофильмы, записи театральных постановок, выставок живописи, тот знает, какими чудесно отточенными, изящными, очищенными от всего лишнего кажутся наши современные зрелища, танцы, картины… Я уже не говорю об эпохах упадка.
— Он умен, но многословен, — шепнула Веда Конг.
— Художнику трудно выражать словами или формулами те сложнейшие явления, которые он видит и отбирает из окружающего, — вступилась Чара Нанди, и Эвда Наль одобрительно кивнула.
— А мне хочется, — продолжал Карт Сан, — идти так: собрать и соединить чистые зерна прекрасной подлинности чувств, форм, красок, разбросанных в отдельных людях, в одном образе. Восстановить древние образы в высшем выражении красоты каждой из рас давнего прошлого, смешение которых образовало современное человечество. Так, «Дочь Гондваны» — единение с природой, подсознательное знание связи вещей и явлений, насквозь еще пронизанный инстинктами комплекс чувств и ощущений.
«Дочь Тетиса — Средиземного моря» — сильно развитые чувства, бесстрашно широкие и бесконечно разнообразные, — тут уже другая ступень слияния с природой через эмоции, а не через инстинкты. Сила Эроса — вот как мне мнится она. Древние культуры Средиземноморья — критяне, этруски, эллины, протоиндийцы — в их среде вырос образ человека, который только и мог создать эту вышедшую из женского главенства культуру. Как повезло мне найти Чару: случайно в ней соединились черты античных греко-критян и более поздних народов Центральной Индии.
Веда улыбнулась правоте своей догадки, а Дар Ветер прошептал ей, что трудно было бы найти лучшую модель.
— Если мне удастся «Дочь Средиземного моря», то неизбежно выполнение третьей части замысла — золотоволосая или светло-русая северная женщина, со спокойными и прозрачными глазами, высокая, чуть медлительная, пристально вглядывающаяся в мир, похожая на древних женщин русского, скандинавского или английского народов. Только после этого я смогу приступить к синтезу — созданию образа современной женщины, в котором взять лучшее от всех трех этих пращурок.
— Почему только «дочери», а не «сыновья»? — загадочно улыбнулась Веда.
— Надо ли пояснять, что прекрасное всегда более закончено в женщине и отточено сильнее по законам физиологии… — нахмурился художник.
— Когда будете писать свою третью картину, приглядитесь к Веде Конг, — начала Эвда Наль. — Вряд ли…
Художник быстро встал.
— Вы думаете, я не вижу! Но борюсь с собой, чтобы в меня не вошел этот образ сейчас, когда я полон другим. Но Веда…
— Мечтает о музыке, — слегка покраснела та. — Жаль, что здесь солнечный рояль, немой ночью!
— Системы, работающей на полупроводниках от солнечного света? — спросил Рен Боз, перегибаясь через ручку кресла. — Тогда я мог бы переключить его на токи от приемника.
— Долго это? — обрадовалась Веда.
— Час придется поработать.
— Не надо. Через час начнется передача новостей по мировой сети. Мы увлеклись работой, и два вечера никто не включал приемника.
— Тогда спойте, Веда, — попросил Дар Ветер. — У Карта Сана есть вечный инструмент со струнами времен Темных веков феодального общества.
— Гитара, — подсказала Чара Нанди.
— Кто будет играть?.. Попробую — может быть, справлюсь сама.
— Я играю! — Чара вызвалась сбегать за гитарой в студию.
— Побежим вместе, — предложил Фрит Дон. Чара задорно взметнула черную массу своих волос.
Шерлис повернул рычаг и сдвинул боковую стену веранды, открыв вид вдоль берега на восточный угол залива. Фрит Дон понесся огромными прыжками. Чара бежала, откинув назад голову. Девушка скоро отстала, но к студии оба подбежали одновременно, нырнули в черный, неосвещенный вход и через секунду снова неслись вдоль моря под луной, упрямые и быстроногие. Фрит Дон первым достиг веранды, но Чара прыгнула через открытую боковую створку и оказалась внутри комнаты.
Веда восхищенно всплеснула руками:
— Ведь Фрит Дон победитель весенних десятиборий!
— А Чара Нанди окончила высшую школу танцев: обе ступени — древних и современных, — в тон Веде отозвался Карт Сан.
— Мы с Ведой учились тоже, но только в низшей, — вздохнула Эвда Наль.
— Низшую теперь проходят все, — поддразнил художник.
Чара медленно перебирала струны гитары, подняв свой маленький твердый подбородок. Высокий голос молодой женщины зазвенел тоской и призывом. Она пела новую, только что пришедшую из южной зоны песню о несбывшейся мечте. В мелодию вступил низкий голос Веды и стал тем лучом стремления, вокруг которого вилось и замирало пение Чары. Дуэт получился великолепным — так противоположны были обе певицы, и так они дополняли друг друга. Дар Ветер переводил взгляд с одной на другую и не мог решить, кому больше идет пение, — Веде, стоявшей, облокотясь на пульт приемника, опустив голову под тяжестью светлых кос, серебрившихся в свете луны, или Чаре, склонившейся вперед, с гитарой на круглых голых коленях, с лицом, таким темным от загара, что на нем резко белели зубы и чистые синеватые белки глаз.
Песня умолкла. Чара нерешительно перебирала струны. И Дар Ветер стиснул зубы. Это была та самая песня, когда-то отдалившая его от Веды, — теперь мучительная и для нее.
Раскаты струн следовали порывами, аккорд догонял другой и бессильно замирал, не достигнув слияния. Мелодия шла отрывисто, точно всплески волн падали на берег, разливались на миг по отмелям и скатывались один за другим в черное бездонное море. Чара ничего не знала — ее звонкий голос оживил слова о любви, летящей в ледяных безднах пространства от звезды к звезде, пытаясь найти, понять, ощутить, где он… Тот, ушедший в космос на подвиг искания, он уже не вернется — пусть! Но хоть на единственный миг узнать, что с ним, помочь мольбой, ласковой мыслью, приветом!