Туманность Водолея. Томительный дрейф

Уколов Валерий

– Не переживай. Ты что, не знаешь, что всем русским рай обеспечен? Да он уже и настаёт.

– Как бы его в ад не превратить по привычке да потребности своей.

– Ад взывает русского человека к жизни.

Официант включил телевизор. Шёл сюрреалистический мультик про колобка. Колобок проснулся на бильярдном столе в роли шара-биты. Удар кия – и бита-колобок разбивает пирамиду из смешариков. Его гоняют по столу, и он выбивает всех смешариков в лузы. Удар кия – и колобок, покрывшись пятнами, отлетает на поле настольного футбола. Теперь он мяч. Легионеры в латах и бутсах с алмазными шипами. Ворота с колючей проволокой вместо сетки. Удар – и мяч-колобок улетает за пределы поля на VIP-трибуну и, ударившись о бусы из смешариков, падает знатной даме в бюстгальтер. Дама визжит и требует достать колобка. Десятки длинных гипертрофированных рук в перстнях и цепочках устремляются на поиски колобка, но не достают, а только пропихивают его ниже. Дама визжит истошнее, и десятки длинных гипертрофированных рук в перстнях и цепочках срывают с неё всю одежду, но колобок ускользает из длинных гипертрофированных рук и, прыгая по головам зрителей, попадает на голову огненно-рыжего мужика, воспламеняется и устремляется в космос. Теперь он колобок-спутник. У него вырастают усики-антенны. Но после первого витка вокруг Земли он сталкивается со спутниками-смешариками и,

снизившись, входит в плотные слои атмосферы. Подрумяненный и без антенн, он пробивает крышу дома и падает на стол к дедушке и бабушке, разбивая посуду. Обрадованные старики радостно голосят и зовут внучка. Внучек в хип-хоповом прикиде забирает колобка и идёт играть им в баскетбол. Забрасывает колобка в корзину. Из корзины-лузы колобка достаёт длинная гипертрофированная рука и кладёт на бильярдный стол. Удар кия… Конец.

– Какой бред, – заключает Герман.

Евгений. Это сюрреализм. Высвобожденная фантазия на заданную тему.

Герман. Тогда вот тебе заданная тема: шеф наш ещё одну кашу заварить хочет. У одного букиниста на Сухаревской есть редчайшие письма. Это переписка Ницше с Толстым.

Евгений. Что за лажа? Толстой терпеть не мог Ницше да и писать бы ему не стал. Тут подстава явно. Смотри, как бы не вляпались с этими фальшивками.

Герман. Да я тоже так думал. Но потом свели меня с одним историком-литературоведом, а он толк в переписках знает. Так вот, он рассказал мне, что Толстой был вынужден отвечать. А первое письмо написал сам Ницше. Ему якобы кто-то сказал, что граф из России весьма интересуется сверхчеловеком, но интерес этот Толстым будто бы для того был проявлен, чтобы разнести это сверхсущество в пух и прах. Это-то отца сверхчеловека и задело. Сказали бы, что граф просто заинтересовался, – Ницше бы не повёлся. Так вот, шеф эти письма заполучить хочет и выручить за них неслабо. Но, как их взять, я пока не представляю. К историку сходим завтра, а геолога будем додавливать тихо-мирно и перманентно. Так что давай утром встретимся в Столешникове у этого литисторика. Получим подробную информацию – и на разведку к букинисту.

Столешниковский литисторик был, можно сказать, стар, но его старость с годами олитературилась, и новейшую историю он собой не портил. Более того, знал современных авторов и разбирался в трендах. Старался быть с молодёжью. Носил майку с надписью: «Sex & Pistols». Михаил Фёдорович Достоев не спросил гостей сразу о конечной цели визита, а сунул им под нос распечатку новой вещицы молодого автора Ваньки Торгенева:

– Вот парниша не заморачивается. Живёт в Берлине, сидит на грантах да вот такое на-гора выдаёт. Полюбуйтесь.

Материя – Дух. Борение.

(от Vani from Berlin)

духу худонаходит духхудобу духаматерии матиди ходом духаматерия мать твою тамдух удушенатомарна материяметр за метром мертвеетв мать материю тудух иди на хуйматериядух

– Это к чему? – уточнил Герман.

– К истончённому искусству. Концептуальное решение, – пояснил Михаил Фёдорович.

Евгений. Тогда можно понять.

Михаил Фёдорович. Вот как! Ну да ладно. Сей опус он перевёл на несколько языков и выдал за русский примитив. По нему уже поставили две пьесы и репетируют оперу. А вот это вот творение. Оцените. Это уже для внутреннего пользования.

Дядя Стёпа – оборотень в погонах

Кто не знает дядю Стёпу?Стёпа-крыша всем знаком!Просекли, что дядя СтёпаБыл когда-то моряком.Он крышует по районуОт ларька и до ларька,И опять на нём погоны,Знают всюду паренька.Он с кокардой на фуражке,Он в шинели под ремнём,Кобура висит на пряжке –Рынки держатся на нём!Он идет из отделенья,И в районе гопотуРазом прёт от изумленья:Чуют «крышу» за версту.Дядю Стёпу уважаютВсе, от взрослых до ребят.Встретят – взглядом провожают,С уважухой говорят:– Да-а! Ментов такого ростаВстретить запросто не просто!Да-а! Такому молодцуБыть в полиции к лицу!Если встанет на посту,Пропасёт всех за версту!Возле площади расклад:Мерс врубился бэхе в зад –Понаехала братва,Нет движенья никуда…Сто машин стоят, гудят –С места тронуться хотят.Три, четыре, пять минутИм проезда не дают.Как бы тут из ниоткудаДядя Стёпа подвалил:– Что, брателы, дело худо?Кто кого тут завалил?Из подержанной «семёрки»Пацаны ему в ответ:– Нас, Степан, достали тёрки!Разрулить как, дай совет!Рассуждать Степан не стал –Сигареты «Кент» достал,Взглядом строгим всех обвёл,По понятиям развёл…В то же самое мгновеньеПацанов пропал и след.Восстановлено движенье,Никаких заторов нет!Нам ребята рассказали,Что вот с этих самых порПацаны Степана звалиНа любой в Москве разбор.Постовым такого ростаГнать туфту совсем непросто.Пацаны гребли у зданья,Что на площади Восстанья,Вдруг секут – стоит Степан,Им знакомый великан!Все застыли в одуренье:– Стёпа! Чё, бля, за понты?Не твоё здесь отделеньеИ не твой район Москвы!Стёпа «коркой» козырнул,Улыбнулся, подмигнул:– Я подмазал всё начальство –И теперь мой рынок весьИ в погоду, и в ненастье,Я крышую смело здесь!В «Детском мире» – магазине,Где игрушки на витрине,Появился наркоман.Он салазки опрокинул,Из кармана шприцык вынул,Продырявил барабан.Продавец ему: «Платите!».Он в ответ: «Не заплачу!». –«Вы, наверное, торчите?»Отвечает: «Да, торчу!».Только вдруг у наркоманаЛомка началась в груди:Светлый образ он СтепанаЗаприметил позади.– На кого ты бочку катишь?– Чё ты! Чё ты! Не качу!– Деньги мне сейчас заплатишь!– Сколько нужно? Заплачу!Постовой Степан СтепановБыл грозой для наркоманов.Как-то утром, в воскресенье,Вышел Стёпа со двора.Стоп! Ни с места!Нет спасенья:Облепила пацанва.На крышуху смотрит Ванька –Напустил для форсу пар:– Ты, Степан, нас извиняй-ка!– Что такое?– Есть базар!– Почему ты с пароходаВдруг в полицию пошёл?Неужели ты работуЛучше этой не нашёл?Постовой брелоком крутит,Стёпу тот вопрос не тупит,Говорит: «Ну что ж, готовЯ ответить без понтов!Я скажу вам так по дружбе,Что в полиции служуПотому как за день службыКосарей я семь кошу!Кто крышует с пистолетомНа посту зимой и летом?Наш обычный постовой –Это тот же часовой!Ведь недаром сторонитсяПолицейского постаНе привыкший с ним делитьсяИ чья ксива нечиста.К сожалению, бывает,Что полицией пугаютНепослушных торгашей.Как властителям не стыдно?Это глупо и обидно!И когда я слышу это,Я краснею до ушей…»

Герман. Это прокатит.

Михаил Фёдорович. Да и, похоже, не только у нас. В Штатах готовят его американскую версию: плохой белый полицейский вымогает деньги у рэперов-афроамериканцев и крышует мафию, состоящую из белых ублюдков.

– Политкорректность, – заметил Герман. – Скоро там появятся «Белые пантеры».

– У нас тоже началось. Слышали о проекте в Министерстве культуры? Собираются запретить «Му-Му» Тургенева: «за издевательство над человеком с ограниченными возможностями» и «жестокое обращение с животными». Так-то вот. Так с чем пожаловали? – осведомился Михаил Фёдорович.

Евгений. Дело щекотливое. Полностью мы в нём не уверены, поэтому к вам и обращаемся. Речь о тех письмах, о переписке Толстого с Ницше. Признаться, в это всё-таки трудно поверить, что они вот так в письменном виде общались. Нам вы сказали, что письма эти у одного букиниста есть. Так вот, мы хотели у вас ещё раз справиться насчёт подлинности этих писем. Что скажете?

Михаил Фёдорович достал пачку сигарет «Бродский». Больше половины портрета поэта с сигаретой во рту на пачке было залеплено социальной рекламой со слоганом: «Кури и сдохни!». Закурил.

Михаил Фёдорович. Это вы про письма, что у того букиниста на Сухаревке хранились? Я их видел. Он мне их показывал. Я читал у него дома. Навынос он не давал. Он также сомневался в их подлинности и привлёк меня. Того букиниста звали Буквальнов. Он ещё и пописывал. Сочинял мистический детектив «Адский круг МКАДа». Так вот, он сидел со мной рядом, чтоб я не спёр чего, когда письма просматривал. Я задумал сфотографировать их на мобильник, но он постоянно за мной следил. И вот мы пошли пить чай на кухню. Буквальнов забрал письма с собой. Я уже отчаялся их снять. Сидим, чай пьём. Папка с письмами на кухонном столе. Вдруг на лестничной площадке засмеялись таким нездоровым смехом. Буквальнов напрягся, выругался и сказал, что эта гопота его достала – шумят, ссут между этажами – и что он постоянно с ними ругается. За дверью послышалась нецензурная брань, и Буквальнов не выдержал, оставил папку на столе и пошёл разбираться. Открыл дверь, закричал, чтоб убирались. Я вынул письма и стал быстро снимать их на мобильник, пока хозяин ругался. Потом вдруг поймал себя на мысли, что всё тихо, а хозяина нет. Тут я почуял неладное и выглянул на лестничную клетку. Между этажами под мусоропроводом лежал Буквальнов в луже крови. Никого больше не было. Его пырнули ножом. Я попробовал пульс и не нащупал его. Буквальнов не дышал. Я вернулся на кухню, собрал письма и позвонил в полицию. Потом меня ещё таскали к следователю, допрашивали как свидетеля. Но дело так, по-моему, ничем и не закончилось. А письма теперь у меня. Нет, не дома, так что обыск не нужно устраивать.

Конец ознакомительного фрагмента.