Туманные темные тропы
Шрифт:
– Ой! – Тевейра побледнела. – Доктор Майер… Простите! Я не нарочно!
13
Шамтеран, пригород Тан-Каоти, Венант 2, 1415 В.Д., 20:15
Калитка была не заперта, в окнах горел свет. Но никто не вышел встречать их.
– Что случилось с домом? – в сумерках было не сразу понять. – Ой, Майер, посмотрите! Это же мэйс! Я ничего не понимаю!
Молодой дуб возвышался на газоне – в два человеческих роста, и едва удастся обхватить руками ствол у основания. Ничего себе, думал доктор, протерев на всякий случай глаза, разве так бывает?!
– Смотрите, Майер, это виноград, – Тевейра схватила его за руку. – По каждой стене вьётся… Но его же не было! – Девушка
– Слушайте, это словно знак, да? Скажите, а разве мэйс может расти здесь?
Нет не может. Умник в том числе работал над этой темой. Великий Лес – действительно единая система, и под почвой, на которой растут его деревья, кустарники и всё остальное, на глубине метров трёх, было то, что назвали когда-то «молочной рекой» – там можно было найти пласт, пропитанный опалесцирующей белой жидкостью. Органики в ней почти нет, и та не относится к сигнальным системам Леса, зачем нужно это молоко – никто пока не знает, но без него вырастить флору Леса в других местах не удаётся. А синтетическое «молоко» пока не работает, и мечтой многих в Старом Мире осталось посадить у себя красавец-камшер, или заросли дуба, или живую изгородь из дикой розы Стемрана. Или любую из сотен лечебных трав.
– Вы же сами видите – вырос.
Тевейра поклонилась мэйсу и Майер вновь поклонился вместе с ней. И тут открылась входная дверь и вышла она. Природная мама. Она хорошо выглядит, отметил Майер, поставь их рядом с Тевейрой и вряд ли скажешь, что больше пары лет разницы.
– Тевейра! – женщина бросилась к дочери и та обняла её, улыбаясь, и взглядом попросила Майера – молчи. Появился и таерон – а вот он похож на рабочего. Ну никак не выглядит бездельником. Парень был смущён, но поклонился правильно и уважительно. Майер вернул поклон, чувствуя, что его не так давно возникшая злость на этих людей проходит. В конце концов, они умеют извиняться. Ты извинился, сказала тогда Мерона, сам, без требования, и потому ты со мной. Ты человек, только люди умеют извиняться и признавать ошибки. – Теариан! – она остановилась на расстоянии пары шагов от Майера и поклонилась ему, как избраннику дочери. Всё понимает, Майер вернул поклон и ей, всё они понимают, от женщин ничего не скроешь.
– Прошу в дом, – на пороге появилась бабушка. – Тевейра, моя милая, иди же ко мне. – И Тевейра пошла, нет, побежала – с восторгом. Вот кто тут главный, понял Майер, увидев, как бабушка обнимает внучку. Но не поверю я, что бабушка велела всё закрыть и выключить, и не пускать внучку! – Здравствуйте, теариан, – бабушка и ему улыбнулась тепло. Майер поклонился, ощущая себя неожиданно хорошо – здесь старые традиции всё ещё в ходу… Этикет поклонов выходит из обращения – почти везде, и это тревожный знак, говорила Мерона, мы же не для развлечения его создали. Что-то надо менять, и менять быстро! – Прошу в дом.
– Вы из Стемрана? – спросила Вереан, мама Тевейры. Уже не хотелось напоминать себе, что только биологическая. – Я поняла по вашему имени, теариан Камшер. Вы ведь с ней и будете с ней всегда, верно? Я не ошиблась, – улыбнулась она. – Пожалуйста, простите нас. Я понимаю, вы не поверите. Нам угрожали. Сказали, не пускать Тевейру и не отвечать на звонки до полуночи.
Майера как холодной водой окатили.
– Кто?
– Он не назвался. Он сказал, что иначе нас всех утром найдут мёртвыми. И сказал, что я могу пойти на кухню и посмотреть, что у меня в водяном фильтре. Там была коробочка, а внутри таблетки, знаете, такие в саду закапывают, и грибок не садится ни на что. Бабушка сказала, что кто пытается отравиться такими, умирает долго, и это очень больно, а если выживет, то придётся заменять печень и почки. Мы теперь всего боимся, всю еду уже выбросили, – она не выдержала, заплакала, и её избранник, Мейстен, он робел в присутствии доктора, встал позади, обнял ту за плечи.
– Вы должны сообщить в полицию.
– Нам запретили. Но бабушка уже сообщила, она сказала, что не потерпит, чтобы ей угрожали в её доме.
– Но ведь до полуночи ещё полчаса!
…Она разозлилась. Эта девчонка во что-то впуталась, и теперь нам достанется за её выходки! А кроме того, что не станет убивать, таинственный человек пообещал заплатить. За молчание. Деньги, понял Майер. Ты мечтала о хорошей жизни, ты уехала на Стемран, потому что строители и вообще весь персонал строительных компаний очень много получает там. И через два месяца тот роман, и ещё через неделю ты поняла, что носишь Тевейру, и возненавидела её. Но тебе не дали от неё избавиться, а потом, когда ты сидела, и тосковала который год по хорошей жизни, она сама позвонила, представилась и предложила помочь, мама, я здесь хорошо получаю, вам нужна помощь? И ты не смогла отказаться.
…А потом это случилось. Бабушка первая заметила побеги винограда, когда пошла в погреб за маслом, да, у нас бабушка такая, у неё там настоящий ледник! В подвале и увидела это. Она не сразу поняла, что видит, а то были грибы. Они росли на глазах, они крошили бетон фундамента и пола, они прорастали шевелящейся серой бугристой поверхностью, и тут же вспыхивали облачком спор и росли дальше, взламывая преграду. Бабушка испугалась, но не до такой степени, чтобы упасть прямо там, и сумела сама выйти и сказать, наш дом рушится, там грибы, но там не только грибы были, там прорастал тот самый виноград, и уже начинали шататься, трескаться стены. Иди, потребовала бабушка, схватив непутёвую дочь за шиворот, выйди туда, видишь, там дерево, не наше дерево, их дерево, и проси прощения! Я-то всё понимаю, а если ты не поймёшь, мы тут все и погибнем! И она выскочила, уворачиваясь от побегов винограда, стараясь не оборачиваться, и споткнулась, разбив колено, и, поняв, что ползти будет долго, просто посмотрела на растущий мэйс и попросила прощения, и это получилось не сразу. Не сразу смогла сказать, и сказать искренне.
И всё кончилось. Ещё десять минут они наблюдали, как побеги жухнут – они не погибли, нет, но словно уменьшились и спрятались, и дом, кстати, теперь выглядит снаружи очень необычно! А потом Мейстен, изучая урон жилищу, обнаружил, что во всех трещинах стен есть странная беловатая жидкость, она стремительно твердела, схватывалась, и вскоре все трещины и дыры заросли. Точно так же заросли и разрушения в подвале. Правда, никто из хозяев не осмелился прикоснуться к тому, во что превратилась та жидкость. Кроме бабушки. Та сказала, что на ощупь как живое, очень приятное. И грибов никаких не осталось. Правда, еды в доме теперь нет, все запасы обратились в труху, а консервированная странно пахнет, бабушка велела всё немедленно выбросить.
И тогда у Вереан нашлась смелость позвонить. Она безоговорочно поверила бабушке – это их лес пришёл сюда, ты же читала, ты обидела собственную дочь, а живёшь на её деньги, и дом купила на её деньги. Вот тебе и показали, лес дал, лес и забрал. Мог забрать. Извинись! Иди и сейчас же позови её сюда. Минут пять Вереан была в панике, она боялась звонить ей, но… Лес теперь притаился в каждой щелочке дома, и что будет, когда он снова рассердится?
…И никаких зевак, представляете? Даже соседи не выбежали посмотреть! Невероятно! Как будто никто ничего не заметил!
– Колено у вас в порядке, – доктор сказал, поводив над ним рукой. В конце концов, он тоже мануалист, пусть и не такой выдающийся, как Мерона. Уж простые-то раны он умеет ощущать до сих пор, даже сквозь одежду, даже с разрушенной нервной системой.
– Вы врач?! – поразилась Вереан. – Ой, и правда, только ноет, – она, уже не стесняясь, врачей не принято стесняться, обнажила колено, сняла повязку. Розовая, новая кожа, и ноет немного. Вот и всё.
– Я больше так не буду, – прошептала Вереан, прикасаясь к ноге. – Я клянусь, теариан Камшер, я никогда так не поступлю! Пусть лучше меня убьют!