Туманный Антакаль
Шрифт:
Изменило ситуацию и дало толчок новому витку событий, после которого всё понеслось со скоростью катящегося арбуза с горки (устраивали мы такие соревнования под предводительством Марса большой компанией), появление одной молодой вилени в нашей исследовательской. Она приехала из Авижена вместе с профессором Зилтарсом.
– Вилени Беатрис виконтесса Троскисас, – представил нам её профессор. – Моя лучшая ученица. Разработчик новой методики измерения магической силы по амплитуде Троскисас.
Глаза Джеймса тут
Я не знала, что она так молода, я с ней раньше не встречалась. Хотя много слышала от профессора, который гордился талантливой ученицей. Она много времени проводила заграницей, изучая и обмениваясь опытом с иностранными коллегами. Выглядела она лет на тридцать, плюс минус, но была красива той красотой, которая красит женщину в возрасте, а не юную девушку.
Женственная, дерзкая, с умным саркастичным взглядом зелёных глаз, знающая себе цену, и та, что за словом в карман не полезет. В общем, яркая, харизматичная и, что уж скрывать, очень привлекательная женщина в самом соку. Во вкусе Джеймса.
Джеймса тоже привёл в восторг возраст известного учёного, чья слава бежала впереди неё среди коллег-артефакторов.
– Кто бы мог подумать, что вы так молоды! – рассыпался он в любезностях, от которых у меня сводило зубы. – Ведь вашими монографиями я зачитывался будучи подростком. Когда же вы начали свою карьеру учёного?
– Первую монографию я написала в четырнадцать. Я обнаружила, что амулеты хранилища памяти, которые мы использовали в обучении в созидармасах, настроены только на объём вносимой информации – книги или учебника, тогда как если бы использовался объём маговместителя, на один амулет можно было бы внести больше книг и учебников.
– Как же-как же, помню, читал, было интересно, какая ваша первая монография. Хотя самое большее впечатление на меня произвела монография о волновой теории магии…
И Джеймс увлечённо пустился в обсуждения, и я его потеряла. Беатрис с удовольствием ему отвечала и дискутировала. Их разговор был интересен для меня, но завладевшая мной ревность не давала сосредоточиться. Я только наблюдала, как Джеймс смотрит на Беатрис восхищённым взглядом, улыбается ей особенной улыбкой, отвешивает комплимент за комплиментом, а она легко, без манерности, их принимает. В её глазах я видела ответную зарождающуюся симпатию, а, может, даже и больше. Не удивлюсь, если она уже влюбилась в Джеймса.
Я внутренне фыркнула, конечно, кто не влюбится в Джеймса, особенно если он прицельно источает чары и обаяние? Только та, у которой сердце уже кем-то занято. Я наблюдала как голова Беатрис склоняется всё ближе и ближе к Джеймсу в обсуждении какого-то артефакта, как она ненароком прикасается рукой к его, как бы случайно задевая, и при этом смущённо улыбается, кокетливо закусывая нижнюю губку… Психанула и ушла. Моего побега, кажется, никто и не заметил.
Глава 60
Вечером Джеймс постучал в мои покои:
– Марти, ты рано ушла, тебе нехорошо? Что-то болит?
После моего ранения, которое заживало долго и болезненно, Джеймс постоянно интересовался тем, как всё заживает, и беспокоился по любому поводу.
– Нет, всё в порядке, – буркнула я.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Нет, – отвернулась я.
– Марти, не заставляй тебя пытать щекоткой, а то это может далеко зайти, – пригрозил он мне.
– Всё нормально, Джеймс, правда.
– Марти, я не уйду, пока ты не скажешь в чём дело, – нахмурился Джеймс. – Я больше не потерплю никаких недомолвок. Мне кажется, мы через многое прошли, чтобы портить этим дорогие нам отношения.
Я молчала, насупившись. Нет, ну что я ему скажу? Что я ревную? А то я не знала, с кем связалась. Джеймс всегда был ловеласом, таким и будет. С чего я решила, что теперь всё будет по-другому?
– Ну всё, Марти, держись, ты напросилась!
Джеймс бросился на меня и стал осторожно щекотать, стараясь сильно не давить сверху своим телом, боялся за мои раны.
– Джеймс, прекрати! Джеймс… ну хватит!.. – смеялась я и просила пощады.
– Прекращу, когда скажешь.
– Мне нечего…ха-ха… сказать… ха-ха… да прекрати же!
Джеймс прекратил и навис надо мной. Губы застыли в миллиметрах от моих. Джеймс потянулся за поцелуем, и я его оттолкнула:
– Иди со своей Беатрис целуйся.
Неужели я умею говорить таким противным голосом?
– Ах, вот в чём дело! Марти-и, – пропел игриво Джеймс. – Ты меня ревнуешь что ли?
– Ревную, – буркнула я.
Джеймс немного отстранился, чтобы посмотреть мне в лицо.
– И напрасно, между прочим. Беатрис необыкновенная женщина, гениальный артефактор, она интересная, умная, красивая, – при этих словах я завозилась, чтобы вылезти из-под Джеймса, но он не давал. – Да погоди ты, я не закончил. Но люблю я только тебя.
Джеймс отпустил меня, и мы оба сели.
– Ты думаешь, мне легко было наблюдать все взгляды Ника в твою сторону и его знаки внимания? «Мой свет, прикажи мне, и я исполню», – передразнил он Ника. – Но я терплю. И те взгляды, которыми тебя одаряют воины Ника, когда ты проходишь мимо, за которые мне хочется расквасить им нос и бить долго и со смаком, пока он не распухнет так, что закроет им вид. Их я тоже терплю.
– Что ты такое говоришь, Джеймс, – смутилась я.
Кстати, надо поговорить с Ником, объясниться.