Туманный колокол
Шрифт:
тихой и задумчивой. Не насмехалась надо мной, не подталкивала к двери, а села рядом на
камни.
– Есть разговор, Анри Вейран, - произнесла серо и безжизненно, без тени издевки.
–
Срок твоего заключения подходит к концу. Либо ты уходишь, либо остаешься навечно.
Подожди!
Я собирался было перебить её, но замолчал.
– Прежде, чем ты решишь, открыть ли эту дверь в
что. Доверься мне.
Довериться? Пустоте? Только кто меня спрашивал! Холодная ладонь опустилась на
глаза. Поначалу я ничего не видел, затем обстановка начала проясняться. Это была...
скорее всего, палата, потому что вокруг царил белый цвет. Много, много белого. У окна
стояла кровать, на которой метался в бреду какой-то юноша. Я сначала его не узнал. И
только несколько биений сердца спустя понял - это Филипп.
– Анри!
– звал он.
– Пожалуйста, вернись! Ты нужен мне! Анри!
Что с ним? Я сделал было шаг, но Пустота убрала руку, и видение исчезло.
– Что происходит?
– вцепился я в её балахон.
– Отвечай!
– Ты видел сам. Твой брат зовет тебя. Или хотя бы меня, если ты не откликнешься на
зов. Так как, Анри? Оставишь его одного? Или рискнешь? Только предупреждаю - я все
равно возьму свою плату, вне зависимости от того, победишь ты или проиграешь.
Филипп... Что же могло произойти? Почему ему так плохо? Я нужен ему! Надо идти. Я
поднялся на ноги и снова подошел к двери. Страх только усилился. Меня лихорадило не
хуже брата, а перед глазами плясали радужные круги.
– Твое решение?
– спросила Пустота.
– Помни, что ты сейчас откроешь эту дверь в
последний раз.
– Я иду, - ответил ей и шагнул в кабинет дознавателя.
***
Филипп
Как я и думал, Синтер тянул время. День шел за днем, а поединок откладывался.
Сначала запрещала целительница, затем какие-то неотложные дела возникли у самого
куратора, затем директор приказал на две недели отправить всех на практические
тренировки - и никаких боев не проводить. А вокруг меня образовался привычный вакуум.
Друзья боялись подходить, и я понимал их, потому что из зеркала на меня смотрел бледный
до синевы парень с безумными глазами. Вряд ли с ним хотелось кому-то связываться. Я бы
и сам не стал. Выбора не было только у Роберта - мы по-прежнему жили в одной комнате.
Впрочем, я подозревал, что если бы и был, Роб бы не отвязался. Это своему бывшему врагу
я был обязан тем, что утром поднимался с кровати, затем отправлялся на пары, завтракал,
обедал и ужинал, и даже вовремя ложился спать, потому что ровно в одиннадцать Роб с
боем выключал мой светильник, отбирал любую книгу, за которую я брался, и рявкал:
– Спать!
Можно подумать, я спал. Скорее, это было некое марево, в которое уплывал время от
времени. Снов больше не было. Ничего не было! Только тупая боль в груди, которая не
становилась тише, и безразличие ко всему на свете. Но каждое утро пытка начиналась
снова, и оказалось, что Роберт Гейлен - это нечто неотвратимое, как и смерть.
Я ждал. Потом устал ждать, потому что Роб, как мог, пытался отговорить меня от
выпускного экзамена.
– Ну, куда ты пойдешь?
– спрашивал он.
– Домой, - отвечал я.
– Просто хочу домой.
– Тебя там кто-то ждет? В глаза смотри!
Я отворачивался и молчал. Никто не ждет, но там - родные стены, за которыми можно
спрятаться от всего мира, и никто не будет требовать, чтобы я жил. А здесь...
– Вот именно!
– Роберту и не надо было отвечать.
– Никого там нет. Как ты не
можешь понять? От того, что ты уйдешь отсюда, ничего не изменится. Тебе не станет
легче. И Лиз не вернется, Фил.
– Может, заткнешься, а?
– без особой надежды спрашивал я.
– Еще чего! Будешь слушать, сколько посчитаю нужным. Ты дуришь, потому что тебе
плохо. Но разве станет лучше, а? Да и куда тебе сейчас сражаться с Синтером? Ты под
первый же пульсар подставишься, дурья твоя башка!
– Не подставлюсь, - отвечал я спокойно.
– Не беспокойся. Так и скажи, что не хочешь
другого соседа.
– Да ну тебя!
– вспыхивал Роберт, ругался и плевался, но я и так изучил все, что он
мог мне сказать.
В конце концов, я не вьщержал и пошел в кабинет директора. Рейдес был на своем
месте - заполнял какие-то документы, будто ничего и не случилось. Я, конечно, понимал,
что с бедой каждый справляется по-своему, но сейчас нам надо было поговорить.
– А, Филипп.
– Рейдес недовольно поморщился, увцдев меня в дверях.
– Проходи, раз