Туманный вирус
Шрифт:
— Хой, хой, хой! — вопил оскаленный юноша в кожаной ушанке, умудрившийся вырваться вперед.
Лариса вся сжалась, ожидая, что конские копыта пройдутся прямо по ней, превращая ее в мясной фарш. Но тут гурьба всадников разделилась, объезжая ее с двух сторон. Только юноша скакал прямо. Стиснув плетку зубами, он свесился с коня и, не сбавляя скорости, схватил Ларису и швырнул ее поперек седла.
«Туша — это я, — поняла она, ударяясь лицом о пыльный сапог. — Вот какая у нас будет игра».
Проскакав еще сотню метров, юноша натянул поводья, заставив коня резко остановиться. Приподняв Ларису за пояс юбки, он бросил ее на землю.
Пронзительно взвизгнул свисток. Хрипя и толкаясь, лошади дружно рванулись с места. Ближе всех к Ларисе оказался редкоусый дядька в танкистском шлеме. Он уже приготовился схватить ее за волосы, когда казах на маленькой белой лошадке стегнул его коня нагайкой, а сам вцепился в Ларисину майку. Материя порвалась, как мокрая бумага. Кто-то завыл волком при виде обнажившихся грудей.
Лошадиные копыта взрывали землю вокруг Ларисы, норовившей уползти из круга на четвереньках. Ее поймали за лодыжку, приподняли в воздух вниз головой и понесли дальше. Трава и комья летели ей в лицо. Пытаясь отбить ее у соперника, казахи вовсю махали своими плетками, и Лариса жалобно вскрикивала всякий раз, когда удары доставались ей. Потом ее ухватили за руку и стали тянуть в разные стороны, словно решили порвать на две части. Все это происходило на полном скаку, в глазах у Ларисы мутилось от жестокой тряски, ее внутренности ударялись друг о друга, норовя вывалиться из глотки. На степных колючках оставались пряди ее волос, волочащихся по земле.
Она не поняла, каким образом оказалась сидящей верхом — лицом к одноглазому всаднику с желтыми зубами. Чтобы не упасть, она была вынуждена держаться за его талию. За ними гнались, нахлестывая коней нагайками. Неожиданно Одноглазый заставил своего скакуна крутнуться волчком и погнал его галопом обратно. В его раздувающихся ноздрях пузырились сопли; держа поводья обеими руками, он больно кусал соски Ларисы.
Наслаждаться женским телом ему пришлось недолго. Участники игры окружили его и стали теснить, не переставая работать нагайками. В сумятице замелькало и приблизилось лицо юноши в ушанке. Изловчившись, он не только сдернул Ларису с коня, но поймал ее за юбку до того, как она свалилась под копыта.
Некоторое время она летела по воздуху с нелепо растопыренными руками и ногами, глядя на землю, проносящуюся под ней с головокружительной быстротой. Потом металлическая пуговица оторвалась, юбка сделалась свободной, Лариса выпала из нее и покатилась кувырком. Когда мир остановился, ее рот был полон крови, а надколотые зубы больно ранили язык. «Мама, мама!» — кричал сын. Она попыталась отыскать его взглядом и не сумела. Все плыло перед ее глазами. Копыто подскакавшей лошади ударило ее в бедро. Ларису подхватили под мышки, и она поволочилась за всадником, обдирая ступни до кровавого мяса.
Новому обладателю никак не удавалось затащить ее на седло. Тогда он намотал ее волосы себе на кулак, и она взмолилась о пощаде. Это было пустой тратой сил. Всадник
Чтобы не остаться без кожи, Лариса была вынуждена подтянуться и зацепиться ногой за стремя. Казах издал торжествующий вопль. Но радость была недолгой. Рядом оказался другой участник игры, который схватил Ларису за вторую ногу. Потеряв опору, она опрокинулась назад, и ее голова стала биться о землю. Оба всадника скакали параллельным курсом, яростно нахлестывая друг друга плетьми.
Ларисе казалось, что ее ноги сейчас оторвутся от туловища с такой же легкостью, как это происходит, когда разделывают зажаренную птицу. Но тут один из всадников отпустил ее, она почувствовала секундное облегчение, ударилась затылком о камень и потеряла сознание.
Очнувшись, Лариса обнаружила, что лежит на земле, а к ней приближаются два новых всадника: один постарше, другой помоложе. Она была уже не в состоянии бороться за жизнь и лишь желала одного — умереть. Оба коня проскакали совсем рядом, роняя на нее хлопья пены. Ни одному из двух всадников не удалось завладеть Ларисой, зато третий подхватил ее на всем скаку, уцепившись за веревку, связывающую ее запястья. Ее руки выскользнули из плечевых суставов, и она снова отключилась…
Все это время Стасик кричал, зовя мать или обзывая казахов всеми грязными словами, которые успел узнать в школе. Потом он умолк и зажмурился. Он понял, что мать не спасти, она сделалась вся неживая, как тряпичная кукла, и перестала реагировать на происходящее.
Изредка открывая глаза, мальчик видел, как всадники теснят друг друга конями и размахивают плетками. При этом они непрестанно вопили — вопили от боли и от избытка чувств. А мама молчала. Ее уже трижды бросали в круг, но она даже не стонала и не пыталась прикрыться, хотя осталась совсем голая. Никто не мешал вонючим казахам пялиться на нее и лапать своими грязными руками.
«Я убью их, убью всех, — думал Стасик, закрыв глаза. — Если не сейчас, то потом, когда вырасту. Этих и других. Поступлю с ними, как они поступили с нами. С папой и мамой… С соседями и знакомыми. Они вышвыривали русских из окон, а тех, кто не мог убежать, забивали палками и камнями. Этого нельзя простить. Этого нельзя забыть».
Услышав хор торжествующих голосов, он приоткрыл один глаз. Казахи успели спешиться и сгрудились вокруг матери Стасика. За мужскими ногами и согнутыми спинами ее видно не было, но он знал, что она там, знал, что с ней делают, и знал, что живой ее не выпустят. Подергав путы на лодыжках и запястьях, Стасик завыл, срываясь на жалобный щенячий скулеж.
Примерно через час мама умерла. Мальчик понял это по репликам расходящихся казахов. Только она не умерла, ее убили, замучили до смерти. «Лучше бы они убили и меня тоже», — подумал Стасик. Но его и пальцем не тронули. Перед отъездом казах в клетчатом пиджаке перерезал на нем веревки, поставил его на ноги и указал острием ножа на север.
— Уходи, — сказал он. — Домой иди. И не возвращайся больше. Никогда не возвращайся.
«Я вернусь», — возразил Стасик мысленно, сделал шаг и рухнул на землю. Затекшие ноги не слушались его. Трогая их, он вдруг отчетливо понял, каково это — быть мертвым.