Туманы Авалона
Шрифт:
Девушки надулись, но послушно направились в женские покои. Гвенвифар вздохнула и покачала головой; они с Моргаузой двинулись следом за свитой.
– Господи Боже мой, и откуда только взялось такое множество девчонок? На них же никакой управы нет, а я должна как-то присматривать за ними и следить, чтоб они себя блюли в чистоте. А они, похоже, только тем и занимаются, что сплетничают да хихикают, вместо того чтоб думать о рукоделье. Мне стыдно, что при моем дворе собралось столько пустоголовых и бессовестных девиц!
– Да будет тебе, дорогая моя, – лениво отозвалась Моргауза. – Тебе ведь и самой когда-то было пятнадцать. Неужто ты всегда вела
– Не знаю, где ты находилась в пятнадцать лет, – негодующе отозвалась Гвенвифар, – а я росла за монастырскими стенами! И мне кажется, что монастырь был бы самым подходящим местом для всех этих невоспитанных девиц!
Моргауза рассмеялась.
– Когда мне сравнялось четырнадцать, я уже отлично разбиралась в тех, кто носит штаны. Помнится, я частенько сиживала на коленях у Горлойса – он уже был тогда женат на Игрейне, и Утер еще не успел положить на нее глаз, – и Игрейна это приметила. А потому-то стоило ей стать женой Утера, как она тут же выдала меня замуж за Лота, лишь бы только я оказалась как можно дальше от Утерова двора. Она б охотно отправила меня и за море, если б только могла! Ну признайся – неужто ты никогда не выглядывала из-за монастырских стен, чтоб полюбоваться на какого-нибудь юношу, объезжающего лошадей для твоего отца, или на какого-нибудь молодого рыцаря в красном плаще?
Гвенвифар уставилась в землю.
– Все это кажется таким далеким… – протянула она, но затем, взяв себя в руки, быстро произнесла: – Вчера вечером охотники добыли оленя. Я приказала, чтоб его разделали и зажарили к обеду. Возможно, нам придется еще забить свинью, если саксы и вправду собрались здесь погостить. И надо проследить, чтоб все комнаты застелили свежей соломой – у нас просто не хватит кроватей на всех!
– Отправь девиц – пускай они об этом похлопочут, – посоветовала Моргауза. – Нужно же им учиться принимать гостей – их ведь затем тебе и поручили, Гвенвифар. А обязанность королевы – поприветствовать своего господина, когда он возвращается с войны.
– Ты права.
Королева передала с пажом распоряжения своим дамам, и вместе с Моргаузой двинулись к главным воротам Камелота. «Ну и картинка – как будто мы всю жизнь были лучшими подругами», –подумала Моргауза. Хотя… ведь их теперь так мало осталось – тех, кто помнит времена их молодости…
Подобное чувство охватило Моргаузу тем же вечером; огромный зал был украшен праздничными стягами, а дамы и рыцари блистали прекрасными нарядами – все почти как во времена величия Камелота. Но многие из соратников никогда уже не вернутся – их отняла война либо поиски Грааля. Моргауза нечасто вспоминала, что она уже немолода, и это пугало ее. Чуть ли не половину мест за Круглым Столом теперь занимали бородатые саксы в грубых нарядах, или зеленые юнцы, только-только взявшие в руки оружие. Даже ее младшенький, Гарет, сделался теперь одним из старейших рыцарей Круглого Стола, и новички относились к нему с чрезвычайным почтением, именовали его «сэр» и постоянно обращались к нему за советом, а если вдруг расходились с ним во мнении и осмеливались возражать, то запинались от нерешительности. А Гвидион – большинство придворных звали его сэром Мордредом, – похоже, сделался вожаком младшего поколения, новоявленных рыцарей и тех саксов, которых Артур избрал своими соратниками.
Дамы Гвенвифар и слуги отменно справились со своей задачей: на столе было вдоволь жареного и вареного мяса, стояли огромные мясные пироги с подливкой, блюда с ранними яблоками и виноградом, свежевыпеченный хлеб и чечевичная каша. Пир подошел к концу; саксы пили и развлекались своей излюбленной игрой – загадками. Артур позвал Ниниану к королевскому столу и попросил спеть. Гвенвифар наслаждалась соседством с Ланселетом. Одна рука у него висела на перевязи, и на голове тоже красовалась повязка – память о встрече с норманнским боевым топором. Поскольку рука его еще не слушалась, Гвенвифар нарезала для него мясо. И никто, подумала Моргауза, не обращал на это ни малейшего внимания.
Далее за столом сидели Гарет и Гавейн, а рядом с ними – Гвидион, евший из одной тарелки с Нинианой. Моргауза подошла поприветствовать их. Гвидион успел вымыться и привести волосы в порядок, но нога у него была перевязана, и Гвидион пристроил ее на небольшой стульчик.
– Ты ранен, сынок?
– Ничего серьезного, – ответил Гвидион. – Я уже слишком большой, матушка, чтоб забираться к тебе на колени и жаловаться, что я ушиб пальчик.
– Что-то это не очень похоже на ушибленный пальчик, – заметила Моргауза, взглянув на повязку, испятнанную засохшей кровью. – Но раз тебе так хочется, я оставлю тебя в покое. У тебя появилась новая туника?
Синяя туника Гвидиона, украшенная темно-красным узором, была пошита на манер саксонских нарядов, с их длинными рукавами, закрывающими запястье и спускающимися до середины пальцев.
– Это подарок Кеардига. Он сказал, что она хорошо подходит для христианского двора, потому что под ней можно спрятать змей Авалона. – Гвидион криво усмехнулся. – Может, я подарю такую моему лорду Артуру на Новый год.
– Да кому какая разница? – подал голос Гавейн. – Все давно и думать забыли об Авалоне, а змеи на руках у Артура так поблекли, что их уже и не разглядишь – а если кто и разглядит, так все равно ничего не скажет.
Моргауза взглянула на разбитое лицо Гавейна. Он и вправду потерял зуб, и не один, да и руки у него, похоже, тоже были покрыты синяками и ссадинами.
– Так ты тоже получил рану, сын?
– Но не от врага, – буркнул Гавейн. – Это мне досталось на память от наших приятелей-саксов – людей Кеардига. Чтоб им всем пусто было, этим неотесанным ублюдкам! Я бы, пожалуй, предпочел, чтоб они оставались нашими врагами!
– Так ты что, подрался с ними?
– Именно! И подерусь снова, если кто-нибудь посмеет распускать свой поганый язык и говорить гадости о моем короле! – гневно заявил Гавейн. – И Гарету совершенно незачем было бежать мне на помощь! Я уже достаточно взрослый, чтоб драться самому, и уж как-нибудь могу справиться и без младшего брата…
– Этот сакс был вдвое больше тебя, – сказал Гарет, положив ложку, – и ты уже лежал на земле. Я побоялся, что он сломает тебе хребет или раздавит ребра – и я сейчас не уверен, что он бы не стал этого делать. И что ж мне было – стоять и смотреть, как какой-то сквернослов избивает моего брата и оскорбляет моего родича? Впредь он дважды – а то и трижды – подумает, прежде чем говорить такое.
– Однако же, Гарет, – негромко произнес Гвидион, – ты не сможешь заставить замолчать всю саксонскую армию – особенно когда они говорят правду. Ты сам знаешь, как люди станут называть мужчину – будь он хоть король, – который сидит и помалкивает, когда другой согревает постель его жены…