Туманы Авалона
Шрифт:
– Приведи ко мне госпожу Моргейну.
При виде вошедшей Вивиана отметила про себя, что юная ее родственница облачилась в одежды жрицы высшего чина, уложила заплетенные волосы в высокую прическу, а у пояса ее на черном шнурке висит маленький серповидный нож. Губы Вивианы изогнулись в сдержанной улыбке. Жрицы поприветствовали друг друга, и, усадив Моргейну рядом с собою, Владычица молвила:
– Ныне дважды омрачалась луна, поведай мне, Моргейна, оживил ли Увенчанный Рогами, Владыка Рощи, твое чрево?
Моргейна быстро вскинула глаза: так смотрит попавший в
– Ты сама велела мне поступать по собственному усмотрению. Я изгнала плод, – гневно и вызывающе выпалила юная жрица.
– Нет, не изгнала, – возразила Вивиана, стараясь, чтобы голос ее звучал ровно и бесстрастно. – Зачем ты мне лжешь? Я говорю, что ты этого не сделаешь.
– Еще как сделаю!
Вивиана ощущала в молодой женщине скрытую силу, на мгновение, стремительно поднявшись со скамьи, Моргейна вдруг сделалась словно выше ростом и внушительнее. Впрочем, этой жреческой уловкой Владычица тоже владела в совершенстве.
«Она превзошла меня, я более не внушаю ей благоговейного страха». И тем не менее, призвав на помощь все свое былое влияние, она произнесла:
– Не сделаешь. Королевскую кровь Авалона отвергать не должно.
Внезапно Моргейна рухнула на пол, и на краткий миг Вивиана испугалась, что юная жрица неудержимо разрыдается.
– Зачем ты так со мною поступила, Вивиана? Зачем ты так обошлась со мною? Я-то думала, ты меня любишь! – Лицо ее исказилось, хотя глаза были сухи.
– Богине ведомо, дитя, я люблю тебя так, как в жизни не любила никого другого, – твердо произнесла Вивиана, чувствуя, как в сердце вонзается нож. – Но когда я привезла тебя сюда, я тебе сказала: придет время, когда ты, возможно, возненавидишь меня так же сильно, как любила тогда. Я – Владычица Авалона, мне нет нужды оправдываться в собственных поступках. Я делаю то, что должна, не больше, не меньше; придет день, когда так будет и с тобою.
– Этот день не придет никогда! – выкрикнула Моргейна. – Ибо здесь и теперь я говорю тебе: в последний раз ты навязывала мне свою волю и играла со мной, точно с балаганной куклой! Никогда больше тому не бывать – никогда!
Голос Вивианы звучал ровно – голос обученной жрицы, что сохраняет спокойствие даже тогда, когда небеса вот-вот обрушатся на ее голову.
– Берегись, Моргейна, меня проклиная, слова, брошенные в гневе, обладают дурным свойством исполняться тогда, когда менее всего тебе милы.
– Проклинать – тебя? Я о том и не помышляла, – быстро возразила Моргейна. – Но более я тебе не игрушка и не забава. Что до ребенка, ради которого ты сдвинула с места небеса и землю, я рожу его не на Авалоне, дабы не радовалась ты деяниям рук своих!
– Моргейна… – промолвила Вивиана, протягивая молодой женщине руку, но Моргейна отпрянула назад. И в наступившей тишине произнесла:
– Да поступит с тобою Богиня так, как ты обошлась со мной, Владычица.
И, не произнеся более ни слова, Моргейна развернулась и вышла из комнаты, не дожидаясь разрешения. Вивиана застыла на месте, точно прощальные слова юной жрицы и впрямь заключали в себе проклятие.
Когда же наконец к ней вновь вернулась способность мыслить ясно, Вивиана призвала к себе одну из жриц. День уже клонился к вечеру, и в западном небе показался месяц: тончайший срез луны, хрупкий, с серебряным краем.
– Вели моей родственнице, госпоже Моргейне, явиться ко мне без промедления, я не давала ей разрешения удалиться.
Жрица ушла и долго не возвращалась; уже стемнело, и Вивиана приказала другой прислужнице принести снеди, дабы утолить наконец голод, когда возвратилась первая посланница.
– Владычица, – произнесла она, кланяясь. Лицо ее было белым как полотно.
В горле у Вивианы стеснилось, и в силу неведомой причины она вспомнила, как давным-давно одна из жриц, во власти безысходного отчаяния, произведя на свет нежеланное дитя, повесилась на собственном поясе на дубу в священной роще. «Моргейна! Не об этом ли предостерегала меня Старуха Смерть? Неужто она способна наложить на себя руки?»
– Я приказывала привести ко мне госпожу Моргейну, – пересохшими губами проговорила она.
– Владычица, я не в силах.
Вивиана поднялась с места, лицо ее внушало ужас. Молодая жрица отпрянула назад так стремительно, что едва не упала, наступив на собственную юбку.
– Что с госпожой Моргейной?
– Владычица, – пролепетала молодая женщина. – Она… ее нет в комнате, и я повсюду о ней спрашивала. А в спальне ее я нашла… нашла вот это. – Жрица протянула Вивиане накидку, тунику из оленьей кожи, серебряный полумесяц и маленький серповидный нож, врученный Моргейне при посвящении. – А на берегу мне сказали, что она призвала ладью и уплыла на большую землю. Гребцы решили, она отбыла по твоему приказу.
Вивиана глубоко вдохнула и забрала у прислужницы нож и полумесяц. Поглядела на расставленную на столе снедь, и тут на нее накатила неодолимая слабость. Владычица села, поспешно откусила хлеба, запила его водою из Священного источника. И наконец промолвила:
– Твоей вины в том нет. Прости, что я говорила с тобою резко.
Вивиана встала, держа в руке маленький нож Моргейны, и впервые в жизни, глядя на пульсирующую у запястья вену, подумала, как легко провести по ней лезвием, а потом смотреть, как струей вытекает жизнь. «Вот тогда бы Старуха Смерть пришла за мной, а не за Моргейной. Если ей нужна кровь, пусть забирает мою». Но Моргейна оставила нож, она не повесится и вены себе не взрежет. Конечно же, она отправилась к матери – за советом и утешением. В один прекрасный день Моргейна вернется, а если нет – все в руках Богини.
Снова оставшись в одиночестве, Вивиана вышла из дома и в бледном мерцании народившейся луны поднялась по тропе к своему зеркалу.
«Артур коронован и провозглашен королем, – думала она, – свершилось все, ради чего я трудилась последние двадцать лет. Однако же вот я одна: брошена, осиротела. Да свершится надо мною воля Богини, но только дозволь мне еще раз взглянуть в лицо моей дочери, моего единственного дитяти, прежде чем я умру, дозволь мне узнать, что с нею все будет хорошо. Матерь, заклинаю тебя твоим именем».