Тунгусский метеорит
Шрифт:
– Николай, подавай вещи, будем грузиться! – выкрикнул Михаил.
Мы работали в бешеном темпе, я подтаскивал мешки и ящики к краю платформы, Михаил бегом относил их к машине, а водитель крепил наш груз на платформе «Урала» на площадке сразу за кабиной. Уже через несколько минут мы закончили погрузку. Михаил стоял согнувшись, уперев руки в коленки, он тяжело дышал.
– Мужики, некогда прохлаждаться, быстро в кабину! Нам надо выскочить со станции, пока огонь не взял её в кольцо, а то застрянем тут надолго, – выкрикнул водитель и скрылся
Я помог Михаилу забраться в кабину и забрался сам. Водитель рванул лесовоз с места. Только теперь я мог рассмотреть водителя. Бандитского вида дядька в засаленной фуфайке. Цыганская шевелюра, лицо, заросшее по самые глаза густой чёрной щетиной. Кривится в зверской гримасе на ухабах, показывая желтые клыки. Жёваная, потухшая цигарка Беломора перекатывается из одного угла рта в другой. Жуть одним словом, я отвернулся к окну.
Дорога, если конечно это была дорога, кончилась. Водитель свернул в просеку и остановил лесовоз. Просека была узкая, метра три-четыре. В просеке уже царил полумрак.
– Петро, – повернувшись ко мне и добродушно улыбаясь, сказал водитель, протягивая мне руку.
– Николай, – ответил я и пожал руку Петру. Не такой он уж страшный, обычный сибирский мужик.
Петр включил фары. Я глянул сквозь лобовое стекло кабины. В свете фар по земле через просеку кое-где, как змейки, ползли тоненькие струйки дыма.
– Петр, смотри, на просеке уже показались дымки! – вскрикнул я.
– Угу, я заметил, – ответил Пётр, разглядывая просеку.
– Пётр, мы сможем проскочить? – спросил Михаил.
– Пожар низовой, занялся пока только торф. Ну да ладно, ветра нет. Бог не выдаст, свинья не съест. Авось проскочим! – Петр выплюнул изжеванную папиросу в окно и закурил новую, потом плавно тронул тяжёлую машину с места, постепенно набирая скорость.
Так началась наша гонка с пожаром. Пётр гнал лесовоз от просеки к просеке, пересекая ручьи и просёлки, ориентируясь в свете фар на ему одному ведомые приметы и ориентиры. Дым пылающего где-то рядом низового пожара то почти полностью заволакивал нам путь, то отступал вглубь леса.
Только под утро мы оторвались от пожара. Петр вывел лесовоз на противопожарную просеку шириной, наверно, метров сорок. Тут нам ничего не угрожало, к тому же воздух был чист и свеж, никакого запаха гари. Мы с Михаилом вышли из машины до ветра и чтобы размять ноги.
Эта ночная гонка по пересеченной местности нас порядком вымотала. Но мы не удержались от восхищенных возгласов, когда в противоположном конце просеки на горизонте стало всходить солнце. Хотели поделиться этой красотой с Петром, но он уже спал, уронив голову на руль. Понятное дело, мы всего лишь тряслись на кочках и ухабах в кабине, а он гнал этот многотонный лесовоз.
Пусть отдыхает. Подкрепились с Михаилом сухпаем, разводить костёр чего-то не хотелось. Надев накомарники и репеллентные перчатки, улеглись подремать в тени кабины лесовоза.
Безмятежно проспали почти до обеда. Спали, пока не грянул гром. Пётр стоял возле нас, разглядывая небо. Погода переменилась, ветер гнал по небу рваные кучевые облака, где-то вдалеке грохотала гроза. Мы поднялись, стянули накомарники и стали вслушиваться в грозу.
– Николай, вот она – наша удача – будет дождь, он зальет пожарища, и мы попадем на наше озеро! – воскликнул Михаил.
– Если будет дождь, то ручьи разольются, а почва раскиснет, и мы вообще отсюда на лесовозе не выберемся, – ни на кого не глядя, сказал Пётр.
– Так чего мы стоим, чего ждём? – спросил Михаил.
Пётр как-то странно глянул на нас, потом кивнул в сторону кабины, мол, поехали.
Так началась вторая гонка – гонка с грозовым фронтом. Пётр отчаянно гнал лесовоз, прицеп болтало из стороны в сторону, да так, что я опасался, как бы он не опрокинул нас на каком-нибудь повороте. А тучи продолжали сгущаться, теперь они закрывали всё небо без разрывов. Цвет туч поменялся с серого на свинцовый. Грозовой фронт приближался, уже были видны над лесом всполохи молний.
– Пётр, может быть, не стоит так гнать лесовоз, до сих пор ни единой капли дождя не упало на землю, – сказал я.
– Это меня беспокоит больше всего. Сухая гроза, плюс сильный ветер – может случиться верховой пожар, а он может двигаться со скоростью до семидесяти километров в час, – ответил Пётр, продолжая крутить баранку и жать на газ.
Я глянул на спидометр. Пятьдесят километров, а мне казалось, что лесовоз временами уже не едет, а летит или резво скачет, перепрыгивая с кочки на кочку.
Ладно, Петру виднее. Я стиснул зубы, втянул голову в плечи и, как Михаил, крепче ухватился за ручки кабины. Через какое-то время я впал в прострацию, сидел, раскачиваясь в такт раскачиваний кабины, и тупо разглядывал пробегающие мимо деревья.
– Николай, эй, Николай! Да очнись ты! – Михаил тряс меня за плечо.
Я встряхнул головой. Я, что спал с открытыми глазами? Я огляделся. Темнеет, уже вечер. Ветер стих, дождь так и не пошел. Лесовоз стоял возле изгороди из жердей. Изгородь огораживала кусок леса у подножия сопки. Внутри изгороди стояла рубленая изба, несколько хозяйственных построек. Из одного из сараев вышла женщина с ведром. Женщина средних лет, одета в синий халат, на голове тёмная косынка, на ногах резиновые сапоги. Женщина поставила ведро на землю и с интересом смотрела в нашу сторону.
– Мария, дочь Матвеича, – пояснил Михаил.
Из-за дома вышла огромная собака, по-моему, алабай, и уселась у ног женщины. Я открыл дверку и выпрыгнул из кабины лесовоза, Михаил спрыгнул вслед за мной. Женщина вскрикнула, подхватила ведро и убежала в избу. Собака встала на ноги и басовито залаяла.
– Хорошенький приём, – сказал я.
– Женщины! – философски ответил Михаил, – Гильза, собачка моя, иди ко мне, – крикнул Михаил собаке.
Собака завиляла обрубком хвоста и побежала к изгороди.