Тупапау, или Сказка о злой жене
Шрифт:
"Ну, твое счастье!" - успел еще подумать Толик.
Дальше мыслей не было. Дальше был страх.
20
Никто не заметил, когда подкралась эта запоздалая и, видимо, последняя молния, - все следили за развитием конфликта.
Дюралька вырвалась из беззвучного мира черных, обведенных ореолами предметов и, получив крепкий толчок в дно, подпрыгнула, как пробковый поплавок. Толик удачно повалился
Толик и Валентин вскочили, и кто-то напротив, как в зеркале, повторил их движение. Там покачивалась легкая лодка с мощным подвесным мотором, а в ней, чуть присев, смотрели на них во все глаза двое серых от загара молодых людей, одетых странно и одинаково: просторные трусы до колен и вязаные шапочки с помпонами. Оба несомненно были потрясены появлением несуразного судна, судя по всему, выскочившего прямо из-под воды.
– Кол! Скурмы! [Скурмы - рыбоохрана (браконьерск.); Кол по-видимому, имя собственное] - ахнул кто-то из них, и молодые люди осмысленно метнулись в разные стороны: один уже рвал тросик стартера, другой перепиливал ножом капроновый шнур уходящей в воду снасти.
Лодка взревела, встала на корму и с неправдоподобной скоростью покрыла в несколько секунд расстояние, на которое "Пуа Ту Тахи Море Ареа" при попутном ветре потратил бы не менее получаса.
– Стой!
– опомнившись, закричал Толик.
– Мы не рыбнадзор! У нас авария!
Лодка вильнула и скрылась в какой-то протоке.
– Могли ведь на буксир взять!
– крикнул он, поворачиваясь к Валентину.
– Или бензина отлить!..
Тут он вспомнил, что мотора у него нет, что за два месяца мотор целиком разошелся на мелкие хозяйские нужды, вспомнил и захохотал. Потом кинулся к Валентину, свалил его на брезент и начал колошматить от избытка чувств.
– Валька!
– ликующе ревел вождь.
– Умница! Лопух! Вернулись, Валька!..
Потом снова вскочил.
– А где "Пенелоп"? Где яхта? Опять потеряли?.. Ах, вон он где, черт латаный! Вон он, глянь, возле косы...
Толик бросался от одного борта к другому - никак не мог наглядеться. Вдоль обрывистого берега зеленели пыльные тополя. Мелкая зыбь шевелила клок мыльной пены, сброшенный, видать, в реку химзаводом. А над металлургическим комбинатом вдали вставало отвратительное
Валентин все еще сидел на брезенте, бледный и растерянный.
– Этого не может быть, - слабо проговорил он.
– Может!
– изо всех сил рявкнул счастливый Толик.
– Может, Валька!
– Не может быть...
– запинаясь, повторил Валентин.
– Тростинкой! На песке! А потом взял кусок обыкновенной проволоки...
Он ужаснулся и умолк.
– Что же это выходит... я - гений?
– выговорил он, покрываясь холодным потом.
– Толик!!!
Толик не слушал.
– Мы дома!
– орал Толик.
– Эй, на "Пенелопе"! Дома!..
"Пенелоп" шел к ним под парусом. Судя по счастливой физиономии Федора Сидорова, картины не пострадали, и мировая известность была ему таким образом обеспечена.
Справедливости ради следует заметить, что мировую известность, которой Федор в итоге достиг, принесли ему вовсе не полотна, а небольшая книга мемуарного характера "Как это было", хотя читатель, наверное, не раз уже имел возможность убедиться, что было-то оно было, да не совсем так.
На носу яхты стояла Наталья и всем своим видом извещала заранее, что ничего из случившегося она прощать не намерена. Ее большие прекрасные глаза напоминали лазерную установку в действии.
И вот тут произошло самое невероятное во всей этой истории. Валентин, на которого столь неожиданно свалилось сознание собственной гениальности, вскинул голову и ответил супруге твердым, исполненным достоинства взглядом.
Наталья удивилась и приподняла бровь, что должно было бросить Валентина в трепет. Вместо этого Валентин нахмурился, отчего взгляд его стал несколько угрожающим.
Определенно, в мире творилось что-то неслыханное. Наталья нацепила очки и уставилась на мужа выпуклыми радужными зыркалами тупапау.
Полинезийцы бы, конечно, бросились врассыпную, но гениальный Валентин только усмехнулся, и Наталья растерялась окончательно.
Впрочем, дальнейшая судьба этой удивительной четы интересовать нас не должна. Открытие было сделано, и как бы теперь они там ни переглядывались - на дальнейший ход истории человечества это уже повлиять не могло.