Тупик доброй надежды

Бронштейн София

Нет табу и нет запретов,

Этот танец только мой.

Все, что можно этим летом,

Нам аукнется зимой.

А пока в ловушке лета

Пленены, опалены...

Мне дожить бы до рассвета,

А потом и до зимы.

Музыка. Кода

Леониду Гольдбергу

Не

звучи во мне больше музыка,

Не будоражь, не тревожь,

Ты же видишь, от боли я мучаюсь,

Словно плоть мне кромсает нож.

Не звучи во мне больше ни ноткою,

Ни последним эхом зари.

Пожелтевшею старою фоткою

На обоях старых замри.

На костре своей бесноватости

Не сжигай посреди толпы

На крутом эшафоте радости,

На поленьях чужой мечты.

Не терзай ты меня, я смирная,

Я уже не пою - молчу,

По тебе, как по полю минному

Больше я бежать не хочу.

Отпусти меня, ставшая мукою

Наяву и во сне,

Не звучи во мне больше, музыка,

Не воскреснуть мне...

Но всевидящую и мудрую,

Как огонь и живая вода,

Я тебя заклинаю, музыка,

Не оставь меня навсегда.

ПЛЕННИКИ СВОБОДЫ

Волчица

Первый снег под лапами тает,

Вам живою меня не взять,

Я - последняя самка стаи

И последняя в стае мать.

За спиной моей лай собачий -

Приближается смертный час,

Знать, звезда нашей волчьей удачи

Отвернулась нынче от нас.

Мне вожак прохрипел предсмертно,

Боль, выхаркивая из груди,

На последних кровавых метрах:

"Уводи щенят, уводи!"

И бегу я по тайным тропам,

Где смешались и снег, и грязь,

И за волчьим моим галопом

Лишь следов остается вязь.

И, неопытные следопыты,

Спотыкаясь, за мною мчат

Пять последних надежд неубитых,

Пять последних моих волчат.

А за спинами, точно лава -

Не укрыться и не избежать -

Настигает нас смерть-облава,

Но живой вамменя не взять.

И когда, скрываясь из виду,

Мои дети юркнут в кусты,

Я сама под выстрелы выйду

И умру поперек тропы.

Может, я предсмертно завою,

Может, некогда будет выть -

Вы не взяли меня живою,

Ну да, впрочем, и черт со мною,

Лишь волчатам бы выжить и жить,

Чтоб избыв детский страх потери,

По округе сеяли страх

Новой стаи

матерые звери

С лютой ненавистью в глазах,

Чтоб над полем заснеженным ловчим

Отделяла от дней вечера

Зверь-звезда цвета крови волчьей,

Той, что пролили вы вчера.

***

Я люблю одиночество, когда ни друзей, ни врагов,

В коммунальном ковчеге и без меня каждой твари

по паре,

Ты напрасно так сладко поешь о любви своей

без берегов,

Я в ней вязну, как муха в ночном

паутинном кошмаре.

Мне милы полевые цветы в керамической вазочке

цвета засохшей травы,

И ненавистны признаний твоих удушающие

объятья,

Я весьма сожалею, но эта роза, увы,

Не подходит к моему платью.

Не дари никогда мне этих колючих цветов

Сотвратительным запахом сладких

духов примитивных,

В их зеленых ладошках зажаты охапки

атласных листов,

На которых таятся пошлейших стишков

непроявленные негативы.

Не хочу больше слышать измышлений

бульварной толпы,

Не хлещи меня своей нежностью,

как сыромятною плетью.

Я уже говорила, мне кажется, что эта роза, увы,

Не подходит к моему платью.

Франсуа Вийону

За густыми облаками

Тайна за семью замками -

Воровской сходняк светил.

Там блестящими руками

Месяц звезды захватил.

Под туманной плащаницей

Темных улиц вереницы

Без названий и имен,

Одноглазой смотрит птицей

Лишь одно среди окон.

Вышел месяц из тумана,

Вынул ножик из кармана -

Вы не смеете не сметь!

Нынче будет без обмана

Либо свадьба, либо смерть.

Пес-поводырь путь укажет,

По раскладу карта ляжет,

Глухо крикнет коростель.

За меня сегодня скажут

Шпага, пуля и кистень.

Ночь черна, как духи ада,

За любым углом засада,

Но меня не удержать -

По заслугам и награда

Тем, кто смеет побеждать.

Этой ночью воровскою

Мы поженимся с тобою,

Что бы ворон не кричал,

Лишь бы с черною бедою

Он меня не повенчал.

Но под утро небо чисто,

Звезд бесценное монисто

Звон рассыплет золотой,

Было весело и честно,

Подфартило нам с тобой.

Мчит блестящая карета

Неизбежного рассвета,