Турецкий транзит
Шрифт:
– Я хочу позвонить, – сказала Полина.
Турок кивнул на телефонный аппарат. Полина набрала номер. Длинные гудки. Сердце Полины учащенно забилось.
– Алло? – услышала она в телефонной трубке.
Женский голос.
– Я могу поговорить с Прокоповым? – волнуясь, спросила по-русски Полина.
Ей ответили на незнакомом ей языке.
– Вы говорите по-английски? – всполошилась Полина.
– Да.
– Мне нужен господин Прокопов!
– Здесь такого нет.
– А когда он будет? Это Полина Звонарева!
– Я не знаю господина Прокопова. Это частный номер.
– Я понимаю! – заспешила Полина. – Но по этому номеру
– Нет, это мой номер, и уже давно. Вы ошиблись. Извините!
Короткие гудки. Полина с лихорадочной поспешностью набирала номер повторно.
– Это какая-то ошибка! – бормотала она.
Но ошибки не было. Ей ответил все тот же женский голос.
– Вы ошиблись, – сказала по-английски женщина. – У вас неверный номер. Извините!
И снова короткие гудки.
Она растерялась. Сумбур в ее голове не позволял ей собрать разбежавшиеся мысли и придать им стройность. Единственное, что она осознавала более-менее четко, – это то, что ей надо как можно быстрее вернуться домой. Там все придет в норму. Там все разрешится.
Сначала она решила, что сегодня же улетит в Москву. Но она даже не успела задуматься о том, хватит ли ей на билет тех трехсот долларов, которые у нее были, потому что она вспомнила про паспорт. Точнее, про его отсутствие. Паспорта у нее не было. С тем паспортом, который принадлежал неведомой ей Тане Тимофеевой и в который кто-то для непонятных целей вклеил фотографию Полины, она не рискнула бы пересекать границу, потому что лично у нее сомнений не было: такой паспорт настоящим быть не может. Да еще виза просрочена, так что неприятностей не избежать.
И получалось, что все равно ей надо обращаться в консульство.
– Мне нужно российское консульство, – сказала Полина турку. – Здесь, в Анталье.
Тот перебросился с мальчишкой парой фраз, после чего сказал Полине:
– Он вас проводит.
Полина и мальчишка вышли на улицу. Припекало не по-осеннему жаркое солнце. Откуда-то вкусно пахло съестным. Расслабленные туристы медленно брели вдоль витрин, разглядывая ковры, кожу и начищенные до блеска медные кувшины, кальяны, подносы. Полина оглянулась по сторонам, фиксируя взглядом эти дома, эти витрины и эти товары, пытаясь понять, действительно ли она могла видеть эту улицу неделю назад. Нет, не вспомнила. Впервые она здесь оказалась вчера. Хотя вот ребристый минарет и башня с часами – вчера она их сразу узнала, как будто видела прежде. Неделю назад? Нет, чепуха. Она видела эти достопримечательности Антальи на фотографиях. Давным-давно. В Москве. Еще когда работала в туристической фирме…
Пытаясь упорядочить ворох мыслей, Полина бездумно скользнула взглядом по очередной витрине, прошла было мимо, но вдруг остановилась, как вкопанная. Она не сразу поняла, что из увиденного там, за стеклом, так ее растревожило. Вернулась к витрине. Ничего особенного. Керамика. Изделия из стекла. Ничто здесь не привлекло внимания Полины. Она смотрела не на выставленные в витрине сувениры, а на спину стоявшего там, за стеклом, человека. Мужчина был абсолютно неподвижен. Нарочито неподвижен. Неестественно неподвижен. И Полина тоже превратилась в статую. Ни шага не могла сделать. У нее отнялись ноги, они ей сейчас не подчинялись. Потому что она вдруг догадалась, что такого она увидела в витрине, что заставило ее вернуться. Она видела лицо этого мужчины. Потому что десять секунд назад он не стоял спиной к улице, а стоял лицом. И Полина его лицо увидела. А сейчас она ждала, когда он обернется. Надеялась, что ей просто показалось. Что она ошиблась. Что это воображение разыгралось. Но мужчина не оборачивался, и, чем дольше длилась эта пантомима, тем явственнее Полина осознавала, что это не ошибка.
Он все-таки обернулся. Медленно и осторожно. Будто боялся увидеть за стеклом Полину. А она была здесь. И она его узнала. Ошибки не было. Он оттуда, с фотографии в альбоме. Турок про него сказал, что он искал Полину. И вот человек с фотографии ожил и был сейчас от Полины на расстоянии вытянутой руки.
Их взгляды встретились. Полина поняла, что он здесь не случайно. Он выслеживает ее. Она попятилась от витрины, потом развернулась и пошла прочь быстрым шагом. Мальчишка-турчонок бежал вприпрыжку рядом и непрестанно оглядывался, и лицо у него было испуганное. То ли ему испуг Полины передался, то ли он знал про того мужчину что-то такое, чего мальцу лучше было бы не знать.
Полина обернулась. Мужчина вышел из магазина и шел за ними следом. Нервы Полины не выдержали, и она бросилась бежать. Перепугавшийся турчонок тоже припустил. Он обогнал Полину, первым вбежал в пансион, пропустил Полину, придерживая дверь, сразу же эту дверь захлопнул и запер ее изнутри.
Появился растревоженный хозяин пансиона. Турчонок что-то быстро забормотал, докладывая, по-видимому, о случившемся. Его трясло от страха.
Снаружи в дверь тем временем ткнулись. Но дверь не поддалась. Ударили сильнее. Турок схватился за телефон.
– Не надо полиции! – всполошилась Полина.
Турок лишь отмахнулся от нее. Полина выхватила из его рук телефонную трубку.
– Не надо! – взмолилась она.
– Почему?! – осерчал турок.
Потому! У нее на руках паспорт на чужое имя, но с ее фотографией, и она не может ничего понять и не может ничего объяснить даже самой себе, и уж тем более не сможет объяснить полиции. Но как сказать об этом турку? Нельзя об этом!
Турок, не дождавшись ответа от девушки, схватил ее за руку и поволок на второй этаж. Привел ее в номер, собственноручно побросал все ее вещи в сумку, сунул сумку в руки Полине. Спустились вниз. Свернули во дворик, где стояли столы и где сегодня утром завтракала Полина. В ограждающей двор стене была дверь. Турок распахнул ее и вывел Полину на узкую улочку. Сейчас они находились на противоположной стороне от главного входа в пансион.
– Уезжай в Денизли! – сказал турок.
– Консульство, – пробормотала Полина.
– Ты больная! – сказал турок.
Он сказал «крейзи», как она ему сказала утром. Вернул должок. Она не обиделась.
– Они тебя там могут ждать! Уезжай в Денизли!
– Мой билет – на завтра.
– Купи другой! – сказал сердито турок.
Он будто сердился на нее за непонятливость. За то, что приходится объяснять очевидные вещи.
Подтолкнул к Полине мальчишку со словами:
– Он проводит тебя до автобусной станции. Поторапливайся!
Полина направилась следом за турчонком. Турок все-таки спросил еще раз:
– Может быть, вызвать полицию?
– Не надо! – отмахнулась Полина и прибавила шаг.
Через какое-то время (она не могла самой себе сказать, сколько времени прошло) Полина обнаружила, что едет в автобусе, а за окнами нет домов, и Анталья, следовательно, уже позади.
Она помнила, разумеется, как они с турчонком прибежали на автостанцию, как покупали билет и как потом ждали отправления автобуса, помнила, как турчонок махал ей рукой вслед, когда автобус отправлялся, но воспоминания о последних часах пребывания в Анталье были обрывочны – так обрывками-клочками вспоминается ночной сон, и кажется, что еще что-то в том сне происходило, но никак не вспоминается.