Тургайские встречи

Впервые оказавшись в Тургайских степях летом 1983 года, я поразился их необъятности — равнина от горизонта до горизонта. За целый день езды на автомобиле не встречалось ни одного человека, зато — тысячные стада сайгаков и до десятка волков.

Как-то в ветреный жаркий день июля пошел я фотографировать сайгаков. Мелковсхолмленная равнина растительностью не богата: редкие островки тамариксовых кустарников, пожухлая уже в это время трава. Осматривая

один из раскидистых кустов, отметил, что сквозь него проходит довольно торная тропа. Такие же тропы пересекали и следующие кусты. Я задумался и стал более заинтересованно их обследовать. Возле одной заросли нашел кости сайгаков и волчий помет. А когда осмотрел стволы тамарикса, низко нависающие над тропой, то увидел и разгадку: на их коре были остатки волчьей шерсти. Все ясно. Подбираясь к пасущимся антилопам от куста к кусту, волки, по-видимому, не раз использовали их в качестве укрытия...

Увидев, наконец, небольшое стадо, я тоже решил уподобиться серым разбойникам и, где пригибаясь, где на четвереньках, от куста к кусту добрался до последнего — впереди на открытом пространстве паслось несколько сайгаков. Я расстелил на выходе тропы из гущи куртку и залег в редкой тени тамариксовых ветвей с их игольчатыми листочками.

Сайгаки не торопились и, похоже, не очень-то старались приблизиться к тамариксовым островкам — наоборот, держались от них подальше. Я приуныл. Но вот несколько антилоп повернули в мою сторону и стали медленно приближаться. Я чуть задвинулся в глубь куста, достал фотоаппарат и стал менять оптику, то и дело поглядывая в сторону будущих «трофеев».

Вдруг какой-то странный звук — как бы сдавленный вздох — заставил меня обернуться: у входа в гущу куста, пригнув голову перед нависшим стволом, в полутора метрах от меня, как бы натолкнувшись на неожиданное препятствие, стоял матерый волк. Наши глаза встретились. Страха не было, так как я твердо знал — летом, при обилии пищи, этих хищников можно не опасаться. Да и поза волка скорее удивленно-комическая, нежели грозная. Стоячие уши, торчащие клочья свалявшейся серой линяющей шерсти и... ни злобы в рыжеватых глазах, ни вздыбленного загривка.

Эта дуэль взглядов заняла мгновение — и волк исчез. Не поверив глазам своим и явно не разобравшись, он сделал полукруг, чтобы попасть в струю ветра и учуять, кто перед ним. И как только «унюхал» человека — со всех ног бросился прочь, распугивая сайгаков. Я — за ним. На ходу докручивая телеобъектив фотоаппарата и досадуя на потерю уникального кадра, закричал: «Васяяя! Постооой!» И, как ни странно, волк остановился боком ко мне (вот он на слайде, хотя и мелковат), посмотрел в мою сторону и опять — наутек. Затем еще раз остановился на миг перед тем, как скрыться за увалом.

Так и должно быть, волк страшится человека.

А то, что произошло,— это редкий случай. Просто на одной тропе удачи столкнулись и человек и зверь.

Вот еще эпизод. В нашей экспедиции был заядлый охотник Саша, неумеренные порывы которого добывать все и вся нам частенько приходилось сдерживать. Мы говорили ему: «Какой смысл стрелять по зверушкам и птицам, которых ничего не стоит добыть. Попробуй

поохотиться на волков — охота на них разрешена в любое время, а в этих местах серых много».

Но Саша понимал, волк зверь серьезный. Чтобы с ним встретиться на ружейный выстрел, надо хорошо знать его повадки или быть сильно удачливым. Волками он «болел» давно, но ему явно не везло — встречи с серыми происходили лишь на расстоянии, хотя однажды волк чуть не зашел в лагерь.

Наша ночная стоянка располагалась в зарослях тамарикса на берегу Тургая. Раннее прохладное утро. Сырое. Солнце едва позолотило вершины кустов. Мы с Эрнаром уже встали. Пора поднимать остальных и готовиться к очередному перегону.

Утреннюю тишину вдруг разорвал громкий вой. Так близко, да еще утром! Не разыгрывает ли нас кто-нибудь? До сих пор мне, например, приходилось слышать волка только издалека и обычно с наступлением сумерек. А тут.., как уверял позже Эрнар, он хорошо различал даже клацанье челюстей, когда «певец», выводя последнюю ноту, закрывал пасть. Плохо ли хорошо ли, но Я тут же, старательно подражая, начал подвывать волку. И, кажется, получилось: серый продолжал «петь». Мне показалось, что в его вое нет ни тоски, ни злости — напротив: это был гимн, может быть, наступающему дню, может — жизни, а, может, приглашал на сбор «единомышленников».

Саша — любитель поспать — вмиг «слетел» с раскладушки, и в одних трусах, с ружьем в руке, пригнувшись, метался по лагерю, шепотом упрашивая:

— Тише, тише!

И, обращаясь ко мне, умоляюще призывал:

— А ты вой, вой!

Но наш дуэт прервал выстрел. Стало тихо. Это Эрнар опередил Сашу. Вскоре он показался из зарослей и, подойдя, мрачно изрек:

— А волк-то не дурак! Сидел посреди голого такыра. Попробуй, подберись к нему на выстрел!

Еще одна встреча произошла в пути. Мы ехали вдоль берега озера Курдым, местами густо заросшего тростниками. Заслышав шум мотора, из их чащи выскочили два волка... Засада. Останавливаемся, осматриваем место водопоя. Низкое заиленное побережье с отступившей водой в густой паутине сайгачьих следов. В тростниках неподалеку нахожу жалкие остатки недавнего пиршества — сайгачьи рога почти без черепа.

Полуденная жара. На ближайшем гребне равнины застыли антилопы. Им пора утолять жажду. Вода рядом, но водопой извечно таит опасность! Неожиданно сайгаки бросились врассыпную — на увале показался серый хищник. Он не спеша и тяжело бежит по его гребню. На светлом фоне неба сквозь марево хорошо заметен живот, почти свисавший до земли.

— Беременная волчица! — воскликнули мы почти враз. Но кто-то говорит: — Конец июля, волки же приносят щенят весной!— Мы уже догадались — это, может, и волчица, но, плотно закусившая сайгаком, она, вероятно, тоже спешила к воде.

У озера и вдоль реки за полдня на отрезке в 25 километров мы повстречали десять волков — добровольных «пастухов» сайгачьих стад. Но следов неумеренного разбоя не было. Не видели мы и больных сайгаков. Веками отработанный природой закон взаимоотношения хищник — жертва, по-видимому, работал без осечки.