Тургенев без глянца

Фокин Павел Евгеньевич

Тургенев начал свое литературное поприще элегиями и поэмами, которые всем нам тогда очень нравились, не исключая и Белинского.

«Отечественные записки» приобрели в Тургеневе замечательного сотрудника; кружок наш – блестящего и образованного собеседника, хорошо знакомого с иностранными литературами, слегка посвященного в тайны немецкой философии, и мастерского рассказчика, увлекавшегося иногда через край своей прихотливой и поэтической фантазией…

Варвара Николаевна Житова:

В 1846 году Иван Сергеевич уехал за границу, получив от матери весьма скромную сумму денег.

Последние дни перед отъездом своим он был особенно грустен, и в памяти моей во все последующие за этим годы образ его представляется мне не иначе,

как задумчивым и печальным, совершенно противоположным тому, каким он рисовался мне в моем детском воображении.

Иван Сергеевич Тургенев. В записи Н. А. Островской:

Я уже хотел было совсем бросить литературу и собрался за границу, чтобы заняться другим. За несколько дней до моего отъезда заходит ко мне Некрасов и просит: «Нет ли у тебя чего-нибудь такого, что бы было можно поместить в смесь для балласта?» Я говорю: «Ничего нет. Разве вот маленький рассказец, да вряд ли годится!» – «Ничего, сойдет». Я и дал ему «Хорь и Калиныч». Только живу я себе в Берлине – вдруг, к моему удивлению, узнаю, что рассказ мой заметили. До тех пор я считал себя поэтом и подобные рассказы писал не для печати, а для собственного удовольствия и никак не смотрел на них серьезно. У меня уж и тогда набралось их много.

На голос судьбы

Авдотья Яковлевна Панаева:

Появилась в итальянской опере примадонна Полина Виардо, которая сделалась любимицей публики. Такого крикливого влюбленного, как Тургенев, я думаю, трудно было найти другого. Он громогласно всюду и всем оповещал о своей любви к Виардо, а в кружке своих приятелей ни о чем другом не говорил, как о Виардо, с которой он познакомился. Но в первый год знакомства Тургенева с Виардо из рассказов его и других лиц, которые бывали у Виардо, видно было, что она не особенно была внимательна к Тургеневу. В те дни, когда Виардо знала, что у нее будут с визитом аристократические посетители, Тургенев должен был сидеть у ее мужа в кабинете, беседовать с ним об охоте и посвящать его в русскую литературу. На званые вечера к Виардо его тоже не приглашали. После получения наследства в 1851 году, Тургенев приобрел право равенства с другими гостями в салоне у Виардо. Зато сначала как дорожил Тургенев малейшим вниманием Виардо! Я помню, раз вечером Тургенев явился к нам в каком-то экстазе.

– Господа, я так счастлив сегодня, не может быть на свете другого человека счастливее меня! – говорил он.

Приход Тургенева остановил игру в преферанс, за которым сидели Белинский, Боткин и другие. Боткин стал приставать к Тургеневу, чтобы он поскорее рассказал о своем счастьи, да и другие очень заинтересовались. Оказалось, что у Тургенева очень болела голова, и сама Виардо потерла ему виски одеколоном. Тургенев описывал свои ощущения, когда почувствовал прикосновение ее пальчиков к своим вискам. Белинский не любил, когда прерывали игру, бросал сердитые взгляды на оратора и его слушателей и, наконец, воскликнул нетерпеливо:

– Хотите, господа, продолжать игру, или смешать карты?

Игру стали продолжать, а Тургенев, расхаживая по комнате, продолжал еще говорить о своем счастьи. Белинский поставил ремиз и с сердцем сказал Тургеневу:

– Ну, можно ли верить в такую трескучую любовь, как ваша?

Любовь Тургенева к Виардо мне тоже надоедала, потому что он, не имея денег абонироваться в кресла, без приглашения являлся в ложу, на которую я абонировалась в складчину с своими знакомыми. Наша ложа в третьем ярусе и так была набита битком, а колоссальной фигуре Тургенева требовалось много места. Он бесцеремонно садился в ложе, тогда как те, кто заплатил деньги, стояли за его широкой спиной и не видали ничего происходившего на сцене. Но этого мало; Тургенев так неистово аплодировал и вслух восторгался пением Виардо, что возбуждал ропот в соседях нашей ложи.

В. Колонтаева:

До знакомства с г-жою Виардо <…> Иван Сергеевич не был знатоком музыки, но после того в нем явилась страсть к музыке, которая, как известно, и не оставляла его до конца дней.

Г-жа Виардо, как о ней отзывался Иван Сергеевич, была женщина с выдающимся умом, с большим талантом и многосторонним образованием: она знала в совершенстве пять или шесть языков, превосходно играла на фортепиано и рисовала. Ее увлекательный дар слова и любезность делали ее украшением и душой лучшего московского общества, но ей недоставало знания русского языка, а между тем, по желанию московской публики, ей предстояло петь на сцене русские песни и романсы. Тогда Иван Сергеевич предложил ей свои услуги. В качестве учителя русского языка он почти ежедневно являлся к ней на урок. Варвара Петровна с неудовольствием и досадой выслушивала похвалы своего сына г-же Виардо. В то время в Москве была очень богатая невеста, девица С-ва, и Варвара Петровна желала, чтоб Иван Сергеевич на ней женился, но желания матери не осуществились…

Олимпиада Васильевна Аргамакова:

Обманутая надеждой на блестящую партию старшего сына, Варвара Петровна отдалась мечте о блестящей партии для Ивана Сергеевича и поэтому ревностно охраняла его холостое положение.

Когда на петербургской оперной сцене появилась блестящей звездой певица Полина Виардо-Гарсиа и Иван Сергеевич сделался одним из самых восторженных ее поклонников, то Варвара Петровна принимала это поклонение за увлечение выдающимся талантом Виардо. Она была вполне уверена, что тут истинной любви и серьезных от нее последствий, всем теперь известных, не было и не будет.

Варвара Николаевна Житова:

Перед отъездом Ивана Сергеевича за границу, в 1846 году, в Москву приезжала г-жа Виардо.

Она давала концерт. Варвара Петровна знала уже о привязанности сына к семейству Виардо и конечно не любила его, но слушать артистку поехала. Концерт был утренний. Приехав домой, она очень рассердилась за то, что Иван Сергеевич к обеду не вернулся. Сидела она все время насупившись и не произнесла ни слова. К концу обеда она сердито стукнула ножом по столу и, будто сама с собою говоря, ни к кому не относясь, сказала:

– А надо признаться, хорошо проклятая цыганка поет!

1848.

В революционном Париже

Петр Алексеевич Васильчиков. Из дневника:

3 февраля 1854 г. Тургенев у сестры в прошедшее воскресенье рассказывал свои впечатления во время 15 мая и 24 июня в Париже. <…>

Уже недели за две до Июньского возмущения все ожидали его со дня на день, несмотря на это, все казались спокойны и веселы. Наконец, в первый день возмущения прачка, принеся белье, рассказала Тургеневу, что строят баррикаду на boulevard St. Denis. Тургенев тотчас пошел туда (он сам жил на boulevard des Italiens), на бульварах толпа, веселость и беззаботность непомерная, магазины и лавки все отперты. Только уже не видно было экипажей по приближении к месту, где была баррикада. Тургенев подошел к тому месту, где стояла уже готовая баррикада, на ней блузники с ружьями и знаменами с надписями (La R'epublique d'emocratique et sociale ou la mort. Vive la r'epublique d'emocratique et sociale [28] ).

28

Республика, демократическая и социальная, или смерть. Да здравствует демократическая и социальная республика (фр.).

Иван Сергеевич Тургенев:

С начала ничего особенного не было заметно. Те же толпы народа перед открытыми кофейными и магазинами, то же движение карет и омнибусов; лица казались несколько оживленнее, разговоры громче и – странное дело! – веселее… вот и все. Но чем дальше я подвигался, тем более изменялась физиономия бульвара. Кареты попадались все реже, омнибусы совсем исчезли; магазины и даже кофейни запирались поспешно – или уже были заперты; народу на улице стало гораздо меньше. <…>