Турсун
Шрифт:
– Хочешь, я помогу тебе отмыть ведро? – предложила она.
– Нет. Спасибо. По чему-то ведро жирное. Мама, наверное, наливала сюда бульон, – с этими словами он набрал полную горсть мелких камешков с землей и начал усиленно тереть ведро изнутри.
– Хорошо, что ты помогаешь маме, – сказала Турсун грустно. – А я скоро уезжаю в Бейджин вместе с Муваза эже и переживаю, кто же будет помогать маме. Бабушка запрещает Самагану заниматься женскими делами, вот он и бездельничает целыми днями.
– Все-таки это правда, – сказал Жолдош. Турсун не поняла, то ли он задал вопрос, то ли подтвердил то, что давно уже знал.
– Я
Жолдош долго сидел в одном положении, смотря вслед удалявшейся с ведрами Турсун. «Вот дурак, даже не поблагодарил её! Надо было сказать, что она мне нравится, что я дождусь её и женюсь», – ругал он себя. Слезы побежали из его глаз. Он начал разглядывать подарок – прямоугольный кусок белой ткани, на котором плотно разноцветными нитками были вышиты узоры. Он прикрыл платочком лицо, глубоко вздохнул, стараясь уловить её запах, смыл водой прилипшую с его грязных рук землю, сложил вчетверо и аккуратно положил в карман рубашки.
Несколько дней после этого он пытался поговорить с Турсун, но не получилось, к его огорчению, она все время находилась рядом с Мувазой.
До отъезда Юсуфа и он, и Адыл были очень заняты и приходили домой только переночевать. Весь день они проводили возле поля в доме, который специально построили для хранения собранного урожая опиума. Часть здания была приспособлена для проживания десяти – пятнадцати человек. Там и остановились люди Юсуфа. Один из них ездил за провизией и готовил еду, в основном китайскую.
Старшим из сопровождавших был Ченг – правая рука Юсуфа. Он отвечал за заготовку и учет опиума. Это был его седьмой приезд, поэтому он всё знал. В порядочности Ченга Юсуф был уверен и полностью доверял ему.
Сбор опиума почти заканчивался. Люди Юсуфа перекладывали опиум в специальную плотную тканевую тару, привезенную из Китая. Много времени занимала утрамбовка. Опиум взвешивали и заносили в другую комнату того же здания, которая запиралась на несколько замков.
В этом году не пришлось докупать опиум на стороне, так как урожай был хорошим.
Когда работы с опиумом почти завершились, Юсуф с Адылом съездили на скотный рынок, где купили пять арабских скакунов для продажи. В Китае они ценились, их можно было продать втридорога. Кроме того, Юсуф купил несколько тюков хлопка и кое-какие продукты, которые укладывались в мешки поверх опиума.
Как и договаривались, в назначенный день прибыли погонщики верблюдов и четыре человека для охраны, они должны были сопроводить караван Юсуфа до города Торугарт.
Жанылай подготовила приданое Турсун. Оно получилось богатым. Даже бабушка осталась довольна и похвалила сноху при родственниках, чего никогда не позволяла себе раньше.
За день до отъезда в доме началась суета. Надо было опять зарезать лошадь, пригласить родственников. Приехала мамина родня из соседнего села и пришлось ставить вторую юрту.
В день отъезда все встали очень рано для того, чтобы успеть погрузить вещи к назначенному времени. Долго не могли определить, как погрузить деревянные сундуки. Их взвалили на верблюда, потом на коня, в итоге решили положить на повозку, но так как они
Когда подготовка наконец-то была завершена, старейшина рода попросил всех зайти в большую юрту.
– Турсун, балекетинди алайын [21] , сядь сюда, – распорядился он, указывая место напротив себя. Как только Турсун присела, он начал читать молитву, и как принято, завершил бата [22] : «О Аллах, оберегай этого ребёнка от неблагодарности за милость, оказанную тобой, дай ей счастья, оберегай её от злых глаз и напастей, оберегай от искушения и обмана, сделай её дорогу легкой, дай ей терпения и силы в трудную минуту, сделай так, чтобы честь нашего рода не была осквернена её поступками. О Аллах, защити её от унижений и оскорблений, где бы она ни была. Аминь!»
21
Фразеологический оборот, ласкательное обращение, дословно «приму все твои беды на себя».
22
Благословение.
Начало светать, когда Муваза и Турсун взобрались в повозку. Уже в повозке женщины одна за другой попрощались с Мувазой и Турсун. Дошла очередь до мамы.
– Муваза эже, доверяю вам свою дочку. Пожалуйста, позаботьтесь о ней, – почти рыдая, просила Жанылай.
– А как же! Не беспокойтесь, все будет хорошо с помощью Аллаха, – успокоила Муваза.
– Секетин кетейин, будь счастлива и береги себя.
– Энеке, вы сами берегите себя! – разрыдалась вслед за мамой Турсун.
– Ну все, трогаемся! Дорога дальняя, не задерживайте! – сказал Адыл, и повозка тронулась с места.
Самаган и Садыр бежали за повозкой, пока отец не остановил их.
– Эжеке, счастливого пути! – сказал Самаган.
– Эжеке, счастливого пути! – повторил за братом маленький Садыр.
– Самаган, Садыр, я буду по вам скучать. Помогайте маме! – напутствовала Турсун братьев.
Турсун оглядывалась по сторонам в надежде увидеть Жолдоша, но его нигде не было. Лишь отъехав метров пятьдесят, увидела его на крыше дома. Он стоял и махал ей рукой. Ответить ему Турсун не отважилась.
Как только попрощались с Адылом и другими мужчинами, провожавшими их на конях до конца села, Муваза легла на мягкое теплое одеяло, попросила укрыть её другим одеялом и вскоре задремала.
Турсун сидела в конце повозки и смотрела на уходящую дорогу. Она впервые за свою сознательную жизнь выехала из родного села. Ей было интересно. Дорога была неровная и разбитая, отчего повозка оставляла после себя облако пыли. С правой стороны простиралось голубое озеро, упиравшееся на горизонте в белоснежные горы, а с левой стороны чуть вдалеке от дороги бесконечные, сплошь усеянные зеленой елью горы. Вдоль дороги росли кустарники, в основном облепиха, одетая в жёлто-оранжевые плоды. Дорога шла вдоль берега озера то приближаясь, то отдаляясь от него. Селения вперемежку с белыми нарядными юртами и небольшими глинобитными домиками, женщины, пекущие с утра хлеб в печах возле своих жилищ, лающие собаки, громкоголосые петухи, блеющие овцы – всё напоминало родной Ак-Таш.