Турухтанные острова
Шрифт:
— Так-с, слушаю, отец родной. Весь внимание.
— Вам читали что-нибудь про элементы «чибисы»?
— Чи бис его знает!.. Погоди минутку, отвлекусь. Светка, Светка, ты кого ищешь? Не меня? — обратился он к девушке лет восемнадцати, вошедшей в комнату.
— Нет, не тебя, — улыбнулась та, проходя мимо.
— А жаль!.. Слушаю, отец. Весь внимание!
Все то время, пока Полуянов объяснял по схеме построения синхронизатора, Мазуров кивал головой, давая понять, что ему все ясно. Полуянов угадывал это и по его лицу.
Часто бывает так, что человек
Когда Полуянов умолк, Мазуров кивнул:
— Ит ис клин! Все ясно.
Из соседней комнаты послышалась музыка. Там включили репродуктор.
— Производственная гимнастика, — сказал Митя. — Желаешь помахать граблями? Мужички занимаются в двадцать второй. Нимфы — в соседней комнате. Или бежим с нами, изопьем черненького кофейку. — Он взял гражданку Волкову за руку, сунул ее руку под локоть своей: — Прыг-скок, прыг-скок! — шутливо побежал, и гражданка Волкова побежала за ним, даже не спросив Полуянова, можно ли ей сейчас отлучиться.
За стенкой слышались слова команд, передаваемых по репродуктору.
— Поставим ноги на уровень плеч. Так. Начинаем прыжки. Раз-два. Раз-два.
Кажется, в соседней комнате запрыгали слоны. Задребезжали стекла, и закачалась лампочка. Там прыгали «нимфы».
В дверь заглянул Мазуров.
— Шеф, можно тебя на минутку?
Следом за ним Полуянов быстро вошел в одну из комнат лаборатории. Ничего не ожидая, сделал первый шаг, и вдруг большой фанерный шкаф, стоящий рядом возле стены, покачнулся и начал падать на него. Развернувшись, Ян резко прижал шкаф к стене. В комнате рассмеялись. Там стояли Волкова, Митя и еще два сотрудника.
— Испытатель психики, — сказал Мазуров.
У шкафа не было двух передних ножек. Поэтому он стоял проводом привязанный к гвоздю, вбитому в стену. Но провод Митей был выбран такой длины, что шкаф начинал падать и замирал под углом в сорок пять градусов.
— Света, Света, зайди к нам в комнату, — попросил по телефону Мазуров.
Уже знакомая Полуянову девушка вбежала, словно впорхнула И тут же, громко вскрикнув, присела, испуганно закрыв голову руками. Эффект был непередаваемый. А Митя уже звал кого-то другого:
— Агашкина, Агашкина!..
В этой веселой суматохе никто не расслышал в коридоре гулкие, четкие шаги. Дверь отворилась, и в комнату вошла Головань. Шкаф покачнулся и угрожающе начал падать на нее. Но Марина Валентиновна не присела, не закрылась, она так глянула на шкаф, что тот замер.
— Ян Александрович, когда кончите играть, зайдите на рабочее место. Я вас там жду.
Все стояли растерянные. Ян покраснел как мальчишка.
Когда он вернулся в свою комнату, Марина Валентиновна пыталась включить макет. Полуянов стал помогать ей, но она старалась все сделать сама и только мешала ему. Особенно, когда начали производить замеры. При печатном монтаже выполнить это не просто. К тому же отвлекали телефонные звонки. При каждом из них Марина Валентиновна замирала, ждала. Ныркова и Перехватова, тоже находившиеся в комнате, поочередно снимали трубку.
— Вас.
Головань шла к телефону, порывисто брала трубку.
— Слушаю… По этому вопросу обратитесь, пожалуйста, к моему заместителю Мартыну Ивановичу. Уж обращались?.. Обратитесь еще раз. — При этом она нетерпеливо смотрела на макет. — К сожалений, больше я вам ничем помочь не могу.
Но один из звонивших оказался особенно настырным. Через некоторое время после звонка к Марине Валентиновне пришел сам Мартын Иванович, молча стал позади, чтоб не мешать, не перебивать своими вопросами, и стоял, только тихо покашливая.
— Что у вас, Мартын Иванович? — наконец спросила Марина Валентиновна, которая все время видела, что он стоит рядом.
— Звонили из планового отдела, опять какие-то неполадки с квартальным отчетом по изделию «Ладога».
— Вот вы и разберитесь в этом.
Мартын Иванович в раздумье постоял еще некоторое время, карандашом поскреб лысину. Ох-хо-хо!
— Что это у вас? — шепотком спросил Полуянова, опасаясь отвлечь Марину Валентиновну. Глазами указал на макет.
— «Чибисы».
— Что-что?
— «Чибисы».
В большой конторской тетради, прихваченной с собой, Мартын Иванович на свободной странице записал крупными буквами: ЧИ-БИ-СЫ.
А важной домашней новостью, которая ждала Антона Васильевича по приезде, являлось то, что он скоро станет дедушкой. На мыс Шаман за полгода пришло всего два письма. Правда, Екатерина Степановна утверждала, что послала значительно больше и они затерялись где-нибудь в дороге. В одном из них она делала определенный намек Антону Васильевичу. Но скорее всего, именно то письмо он и не получил или на этот намек просто не обратил внимания.
— Ты, конечно, не могла сказать конкретнее, — сделал замечание жене Антон Васильевич. — Как всегда, всякая лирика.
— Это твои письма как чудовищные циркуляры, — обиделась Екатерина Степановна. — Даже в молодости были ужасными, а теперь и не говорю. Пункт первый: твое письмо получил. Пункт второй: жив и здоров. Пункт третий: погода хорошая. Пункт шестнадцатый: ботинки починил. Целую.
Но как бы там ни произошло, а теперь, как говорится, «факт был налицо». Антон Васильевич и обрадовался, и встревожился одновременно.
— Не понимаю, что вы сидите! — учинил он выговор Екатерине Степановне. — Ей срочно надо выехать куда-нибудь за город, на воздух. Позднее и захочешь, да не сможешь!
Дачу сняли в Лисьем Носу. Комнату и веранду. Веранда была светлая, просторная, на ней стояли диван и телевизор. Комната же казалась маленькой, настолько была загромождена вещами. Зимой в ней жила старушка, хозяйка дома. Вдоль стен стояли металлическая кровать с никелированными шариками, шкаф «Ждановец», самодельная этажерка — в послевоенные годы такие продавали на рынке, — тумбочка, на ней электропроигрыватель, покрытый вышитой салфеткой.