Тузы и шестерки
Шрифт:
Бритоголовый сделал шаг вперед.
— Ща… вынесем тебя на воздух, сразу все сообразишь…
Это были его последние слова.
Правая Филина рука вылетела вперед, растопыренной пятерней. Внутренней стороной ладонь соединилась с носом Бритоголового и мгновенно вернулась назад. Крутой парень завизжал, схватился за нос и шмякнулся на колени.
Второй, еще ничего не понимая, на мгновение остановился. Но вой товарища тут же привел его в боевое положение. Рассчитывая, что пока не обнаружен, он сделал геройский рывок, но выброшенная назад нога Филиппа остановила его на полпути,
Бритоголовый тем временем подглядывал из-за залитых кровью пальцев. Осознание немыслимого поражения, да что там — позора, привело его в ярость и, как былинному витязю, придало сил. Не скупясь и разбрасывая по сторонам и на пол красные шлепки, он полез в карман.
— А вот это лишнее, — снисходительным тоном учителя младших классов произнес Филя и врезал противнику ребром ладони по шее.
Тот крякнул, закатил глаза и осел. Рука так и осталась в кармане сжимать бесполезный уже предмет. Филя увидел пистолет Стечкина и немного удивился. Подобрали сунул себе в карман.
А Бритоголовый закатил глаза. Теплая волна оплела все его уплывающее сознание. Стало покойно и уютно. Он опять был маленьким мальчиком, беззащитным и робким, но взрослые пацаны из соседнего двора больше не обижали. Шурик — так звали его мама и бабушка Марфуша — недосягаемо высоко плавал над изуверами, а они, крохотные и смешные, потрясали в бессильной злобе палками и камнями где-то далеко внизу. На самом дне огромного, спасительного океана. К Шурику подплывали дельфины, играли с ним. Он смеялся и плакал от переполнявшего его счастья. Но вот мелькнул острый плавник. Акула-людоед стремительно понеслась прямо на него. Она росла на глазах, хищная, зубастая пасть уже раскрылась над маленькой, обреченной головой. Шурик хотел, но не мог кричать: горло перехватили спазмы. Но акула, будто внезапно потеряв аппетит, проговорила наставительным тоном: «Пинкертон хренов». Щелкнула шестью рядами зубов и уплыла, презрительно виляя хвостом. Шурику стало вдруг почему-то стыдно. Он чуть не заплакал, теперь уже от непонятной тоски. Подплыл красивый морской конек. Верхом на нем сидела бабушка Марфуша, в белом платочке и длинном цветастом сарафане. Такой она носила в детстве — Шурик видел на старинных семейных фотографиях. Бабушка нежно обняла его и усадила позади себя, дернула морскую лошадку за уздечку. Конек повернул голову с большими на выкате глазами и заржал: «Разбитой форсункой не отделаешься! Понял, мудила?» Шурик продолжал тихонько плакать…
Несколько удивленный, Филя пошлепал Бритоголового по щеке, нащупал пульс на шее. Удовлетворенно хмыкнул: тот напоминал невинного ребенка, забывшегося глубоким сладким сном. Второй тоже был без сознания. Женщина-библиотекарь уже пришла в себя и подгребала к Филе, как рыба, глотая ртом воздух.
— Будет жить, — вынес приговор Филя и добавил: — Хотя я и не врач, могу ошибаться.
Дверь под чьим-то напором возмущенно крякнула и распахнулась… На пороге стоял Щербак.
— А вот и доктор, — констатировал Филя и обернулся к нему: — Что это было, по-вашему?
Щербак молча оглядел поле боя. Двое в глубокой отключке. Один у стены — длинный, и другой, крепыш, — затесался между столами.
— Даю подсказку. Мой любимый прямой «тоби-гери», — ответил за друга Филя. — Аплодисментов не будет, хотя выход хорош. Жаль, ты немного опоздал на сам спектакль.
Щербак грустно покачал головой: Филя был неисправим.
— Ты тут спарринг по рукопашному бою проводил? А это что за окаменелость? — Николай указал на парнишку в полосатой рубашке.
— Виновник торжества. Возможно, ценный кадр. Давай приведем его в чувство.
Они усадили насмерть перепуганного паренька за стол. Он все еще дрожал. Сведенные на макушке руки еле отлепили и уложили на колени. Сердобольная библиотекарша подступила со стаканом воды, но сначала выдула его сама, налила из графина второй и протянула. Паренек пил большими, жадными глотками. Кадык двигался взад-вперед. А тетка с умиленным выражением на обретающем естественный цвет лице наблюдала за воскрешением человека.
В это мгновение Бритоголовый приподнялся на локтях и вытащил из другого кармана еще один пистолет. Щербак не раздумывая (очень уж хотелось внести и свою лепту) схватил со шкафа, стоящего позади него, какой-то здоровенный том и огрел им парня по голове. Бритоголовый снова отрубился. Все вздохнули с облегчением.
Паренек наконец оторвался от стакана. Благодарно кивнул. Взглянул на мужчин, потом в сторону… и застыл. Глаза его медленно поползли вверх, челюсть — вниз. Филя и Щербак едва успели оглянуться.
На них падал широченный шкаф, тот самый, с которого Щербак взял книгу, чем и привел его в движение. Женщина пронзительно закричала. И тут квадратная темная масса обрушилась со страшным грохотом, подминая под себя всех…
Спустя пять минут Филю, Николая и библиотекаршу извлекали из-под книжного шкафа совместными усилиями работники местного отделения милиции. По счастливой случайности они были на платформе Ховрино, и на вызов, который сделала перепуганная грохотом продавщица из цветочного магазина, откликнулись оперативно.
На момент прибытия спасателей Филя с Щербаком безуспешно пытались выбраться сами. Им с готовностью помогли, вернули книжного монстра на его законное место, а пострадавшим оказали первую медицинскую помощь. Филя отделался внушительной шишкой на лбу и ушибленным коленом, Щербак — расквашенным в кровь носом. В принципе ничего серьезного. А вот библиотекарша пребывала в состоянии некоторого анабиоза. Пришлось срочно искать нашатырь. Основной удар приняли на себя мужчины, но вот только гордость в их глазах за совершенный рыцарский поступок отсутствовала.
Милиционеры потребовали у всех документы. Николай и Филипп показали свои «корочки» и лицензии частных детективов. Милиционеры озадаченно разглядывали частных сыщиков. Посовещавшись, предложили им проследовать в отдел. Щербак с Филей в принципе не возражали.
У Бритоголового и качка просто вывернули карманы — они оба еще не пришли в себя.
Щербак, быстро заглянувший в и? содержимое, мгновенно помрачнел.
— Ну что там, Коля? — поинтересовался Филипп. — Встреча на Эльбе?