Тузы и шестерки
Шрифт:
От избытка версий Беднякову захотелось есть, и он поехал домой.
Тамара Александровна не скрывала своего неудовольствия.
— Вначале ты обещаешь приехать обедать, затем бессовестно все отменяешь, а я специально купила чудных карпиков, после чего ты снова меняешь планы, а я уже отпустила рыбу плавать в ванночку и решила несколько свободных часов посвятить книге, в результате два самых жирных карпа умерли!
— Я сделаю им искусственное дыхание! — предложил Бедняков, исполненный раскаяния.
— Господи, Толик, какие гадости ты говоришь. Мне не было так отвратительно, даже когда Аня рассказывала, как ей однажды пришлось делать искусственное дыхание своему пьяному клиенту.
— Он что, окочурился прямо во время процесса?
Тетушка в сердцах швырнула нож в раковину:
— Еще одна подобная скабрезность — и рыбу будешь чистить сам.
Тут только до Беднякова дошло, что случилось-таки эпохальное событие: тетушка в курсе того, что Анька Брусникина — банальная проститутка. И что же, какова ее реакция? Ни малейшего намека на осуждение, ни нотки язвительности или презрения! Есть женщины в русских селениях, определенно есть! Интересно только, как быть теперь с матримониальными планами?
— Так что там было у Ани с ее клиентом? — спросил Бедняков.
— Он выпил, ему стало плохо с сердцем, он принял лекарство, но приступ только усилился, и Ане пришлось приводить его в чувство, пока ехала неотложка.
— А с чего это наша Аннушка решила посвятить тебя в свои проблемы?
— Да я как-то встретила ее на лестнице, она была бледна словно смерть, я проводила ее домой, отпоила чаем. Признаться честно, мне показалось, что она беременна. Но я ошиблась. Потом я дала ей несколько полезных советов…
— Которые она конечно же пропустила мимо ушей.
— Напротив, очень внимательно выслушала, и думаю, больше не попадет в подобную передрягу.
— Стоп! Это когда было?
— Давно уже, я не помню…
— Ты хочешь сказать, — медленно произнес растерявшийся Бедняков, — что ты давно уже знаешь, чем занимается Анюта?
Гетушка хладнокровно пожала плечами.
— Какой же я осел, — пробормотал Бедняков. — Ладно… Так что было дальше? Ты объяснила ей, как по цвету носа отличить сердечника от астматика?
— Нет, просто перечислила препараты, которые ни в коем случае нельзя смешивать с алкоголем. Впрочем, она ведь теперь этим не занимается. Принеси мне, пожалуйста, сметану.
— И клофелин?
— Сметану, Толик, пора ставить рыбу в духовку.
— Ты говорила ей про клофелин?
— Возможно. Даже наверняка.
— А Аня блондинка, сто восемьдесят на девяносто на шестьдесят на девяносто.
— Я бы сказала, пятьдесят пять на восемьдесят пять… — Тетушка, вздыхая, сама направилась к холодильнику.
Бедняков вскочил, чуть не опрокинув табурет, и успел к холодильнику первым. Вручил тетушке банку сметаны, а с нижней полки вытащил шестибаночную упаковку «Туборга».
— Тома, я должен срочно кое-что проверить.
Тамара Александровна сокрушалась по поводу падения нравов, опошления вкусов и вреде пива перед обедом, но Бедняков уже был в прихожей, на ходу разглядывая список Резника. Собственно, Бедняков и так помнил, что ни одной Ани там нет, но убедиться лишний раз не помешает. *»
— Тома, а когда состоялась эта ваша беседа? — крикнул Бедняков уже с порога.
— С неделю назад примерно. День-другой туда-сюда. Не помню. Но на все эксперименты, Толик, у тебя ровно двадцать минут.
На звонок долго никто не реагировал, но где-то в глубине квартиры играла музыка, и Бедняков забарабанил в дверь кулаками.
— Анна! Открывай! Дед Мороз пришел, пивка принес.
За дверью наконец обнаружилась жизнь.
— Толька, ты?
— Открывай, пиво нагреется.
— Тебе медаль дали и не с кем отметить? — Аня все-таки впустила его и тут же заперла дверь на два замка и цепочку.
— Тетушка мне говорила: чтобы эффектно рыдать, нужно пить побольше жидкости.
— По-моему, ты пьян.
Бедняков затащил ее на кухню, усадил за стол и уселся напротив.
— Значит, так, бери, пей и рассказывай. Только очень быстро, самую, можно сказать, суть — у меня чертовски мало времени. Если я не вернусь через двадцать… нет уже семнадцать минут, мне придется всю оставшуюся жизнь питаться бутербродами, в лучшем случае с кефиром.
— Ты свихнулся, о чем рассказывать? — Аня откупорила баночку и с удовольствием отхлебнула.
Бедняков тоже сделал довольно большой глоток.
— Как ты бомбанула квартиру Резника?
— Что за плоские ментовские шутки? — Аня поставила банку, пить ей мигом расхотелось.
— Это не шутки, Анюта. Резник умер, страшная русская мафия, у которой, надо полагать, он был бухгалтером, его убрала. Теперь она, то бишь мафия, охотится за тем, что лежало у него в сейфе. Это, Анюта, было не его добро, а ее — мафии. Так что какие уж теперь шутки.
— А я-то здесь при чем?
— Анна, ну мне-то можешь сказать, я тебе не чужой человек все-таки, может, в тюрьму и не посажу. Колись давай, у меня тринадцать минут осталось.
— Да иди ты на фиг! Пристал как банный лист.
— Ладно, не хочешь рассказывать, я сам попробую. Жила-была девочка Аня, и была у нее голубая мечта: сильно ей хотелось стать второй Ниной Ричи или Коко Шанель номер шесть. И не хватало для этого самую малость — тысяч пять-шесть баксов. А путанить Аннушке надоело до смерти, и решила она переквалифицироваться в охотницу за толстыми бумажниками, массивными «роллексами» и пухлыми золотыми цепями новорусских бизнесменов. Сказано — сделано, а тут еще соседка, матерая гипертоничка, поделилась информацией, чего и сколько нужно налить клиенту в водку, чтобы он напрочь вырубился и наутро не вспомнил, что с ним такое было. И вот, вооружившись этими сведениями, полная решимости за один-два раза собрать нужную сумму, сняла Аннушка застенчивого Резника. Притравила, обчистила, посуду за собой помыла, все свои следы уничтожила, а вот про журнальчик «Вог» забыла. А журнал классный, бумага глянцевая, и на ней отпечатков Аниных видимо-невидимо. — Бедняков сделал паузу. — Продолжаешь отнекиваться?