Тварь изнутри
Шрифт:
— Мы не сделали ошибки? — спрашивает Рао и голос его срывается.
— Не трусь, хиляк, — выдыхает Тедар. — Идём.
Они ломятся сквозь заросли, идут по каким-то широким листьям, ломают хрусткие стебли — ладони в липком. Тедар нюхает пальцы — и обтирает руки об одежду.
— Это молочайник! — говорит он с досадой. — Я теперь сладкий, как плюшка с сиропом.
— Молочайник-молочайник, угости гостей случайных, — тихонько напевает Рао. — Помнишь, как мы его дома рвали и лизали стебли?
— Тихо! — рявкает Тедар. —
Рао резко поворачивается.
Шагах в десяти от них, в просвете между стволов, в лунном столбе, на кривом суку над самой землёй висит вытянувшееся тело. Рао отшатывается и чуть не падает — брат его поддерживает.
— Тедар! Как можно?! Тут кого-то…
Тедар говорит неожиданно спокойно:
— Нет, это… это удавленник. Это — не его, это — он сам. Ты посмотри внимательно.
Братья, содрогаясь, подходят ближе.
Тело на верёвке — не тело человека. Повесившийся — монстр, мёртвая тварь только напоминает человека: длинные волосатые руки с широченными ладонями достают почти до икр, на ногах — раздвоенные копыта, в прорехах одежды видна клочковатая шерсть. Рао набирается смелости посмотреть самоубийце в лицо: обезьянья морда искажена страданием, язык свесился чуть не на грудь, а глаза, видно, выклевали лесные птицы…
— Зачем же он… — шепчет Рао.
— Ясно, — режет Тедар. — Не каждый может стерпеть себя тварью.
— Думаешь, мы сможем? — спрашивает Рао.
— Должны, — говорит Тедар убеждённо. — Лучше уж снаружи, чем внутри… — и замолкает. Но Рао уже понял его.
— Удивительно, что мы ещё не… — начинает он и осекается.
За деревьями слышен какой-то шорох, вроде жалобного мяуканья. Мяуканье превращается в хныкающий плач.
— Кто-то там попал в беду, — говорит Тедар и решительно идёт на звук.
Братья раздвигают кусты — и встречаются взглядами с жалким созданием. Оно — ростом с них, не больше, настолько тощее, что рёбра вот-вот порвут плешивую шкуру. Глаза у него — умоляющие, глаза забитого человека — на странной морде, пожалуй, крысиной, с неожиданным поросячьим пятачком.
У твари — ни клыков, ни когтей. На ней — ветхие остатки человеческой одежды. Тварь четверонога: вместо передних лап у неё — босые человеческие ноги с разбитыми, потрескавшимися ступнями.
— Он голодный, — говорит Рао. — Ему, наверное, тяжело добывать еду… а к людям он не пошёл.
— Ещё бы! — хмыкает Тедар. — Люди же непременно убьют, а здесь хоть какая, но жизнь…
— А те трое?.. Хотя… Снуки, наверное, очень хотел увидеть невесту, а Ириса тосковала по сёстрам и маме… А Когар и вовсе не думал, только делал, что приказано, да?
Тедар кивает.
— Жаль, что у нас нет никакой еды, — грустно говорит Рао. — Прости, бедняга…
На лице жалкой твари вдруг — чистый свет надежды. Она подаётся вперёд, но вдруг резко останавливается, миг прислушивается — и стремительно и бесшумно шарахается в заросли.
— Он что-то учуял? — растерянно спрашивает Рао.
Тут же слышит хриплое рычание.
Свежий запах чащи перебивает жуткая вонь — падали, дерьма, неопрятного хищного зверя. Надвигается оживший ужас.
— Вот! — вырывается у Рао. Он хочет сказать: «Вот что Олия имела в виду», — и Тедар понимает.
— Бежим!
Но у Рао вдруг тошно кружится голова и подкашиваются ноги. Он прислоняется к шершавому стволу.
— Беги. Я не могу.
Тедар дёргает его за руку:
— Можешь! Давай!
Но ноги Рао превращаются в полоски сырого теста — и он садится у корней дерева.
— Тедар, беги, пожалуйста, беги!
Чудовище выходит из зарослей в полосу бледного лунного света. Оно огромно. На лысой голове растут бычьи рога, но пасть — кошачья, с двумя парами клыков, как клинки — жёлтых и кривых. Тело — отвратительно человеческое, голая кожа натянута мышцами — но лапы, словно у рыси. В маленьких глазках горит сладострастная жестокость. Тварь поднимает лапу, показывает Рао крючья когтей.
Рао понимает: драться бессмысленно и сил нет, надо попытаться ускользнуть, исчезнуть, оставить злобного монстра в дураках — и его тело вдруг становится очень послушным. Меньше. Ещё меньше. Рао сжимается в комок между мощными корнями.
И тут вихрь крыльев и когтистых лап с воинственным воплем падает на чудовище откуда-то сбоку и сверху. Тварь издаёт дикий вопль, в котором — не только боль, но и страх. Пытается отмахнуться — но крылатое создание, похожее на грифона, кидается снова, бьёт всем телом, сбивает с ног, дерёт когтями и бьёт орлиным клювом. Окровавленный монстр пронзительно визжит — и кидается в заросли, ползёт на четвереньках туда, где ветки помешают крылатому преследовать ползучего.
Тедар отпускает его и опускается в траву рядом с братом. Тщательно сворачивает слишком большие крылья. Хочет что-то сказать — но из клюва вырывается орлиный клёкот.
Это неважно, думает Рао. Всё понятно и так.
Рао поднимается на все четыре, потягивается гибким пушистым телом и подходит к брату. Тянется чутким влажным носом к его полуптичьей голове. Виляет хвостом — это смешно. Улыбается — и улыбка обнажает маленькие клыки.
Ты всё понимаешь — и я всё понимаю. Счастливцы мы.
Как смешно, что мы теперь — такие разные.
Оказывается, внутри мы совсем и не похожи.
Рао обнимает голову Тедара мягкими лапами с ловкими пальцами.
Кто я — лиса? Енот? Всё вместе?
Тедар наклоняется и тыкается лбом в лоб брата, пушистого зверя с настороженными ушами лисички и внимательной мордочкой, украшенной тёмными кругами вокруг блестящих глаз.
Ты не боец, хиляк. Но это не беда. Я боец. А ты наблюдаешь и ищешь решения, как мышат в траве.
И раз ты не можешь летать, мы пойдём пешком.