Тварь изнутри
Шрифт:
— Жаль, что у меня нет крыльев, — говорит Рао.
— Зато ты можешь говорить! — вырывается у Тедара.
И ничего невероятного не происходит, и никакое адское пламя не озаряет чащу, и никакого грохота не слышно — просто лесной облик, как морок, рассеивается вокруг их тел. И ничего в этом нет ни страшного, ни даже удивительного.
Просто — двое мальчишек в лесу. И Рао чувствует себя легче и лучше. И Тедар думает, что сделает дракона ещё раз, если какое-нибудь чудище вздумает напасть.
А Рао думает — и говорит
— И что, любая лесная тварь может легко снова стать человеком? Вот так просто? Захотеть поболтать — и вернуть себе человеческое тело?
Тедар занят другим. Он задумывается, хмурится — и завороженно смотрит на свою руку, медленно покрывающуюся короткими перьями, как чешуёй. Смотрит, как меняются пальцы, вытягиваются когти. Моргает — и рука вновь принимает привычный вид.
— Захочешь стать зверем — станешь, — говорит Тедар уверенно. — А захочешь — перестанешь. Это просто-просто.
Рао качает головой.
— Нет. Ты опять торопишься. Всё сложнее. Нам повезло.
— С чего ты взял?
— Я пока не знаю, — медленно говорит Рао. И он думает о шерсти, о ладони зверя с короткими когтистыми пальцами — и он меняет руку, потом меняет ногу. Потом превращается в зверя целиком, шевелит ушами, машет хвостом — и возвращается в облик человека — и это легче, чем поменять одежду. — Если бы это было просто всем, Ириса не пошла бы в зверином обличье к своим сёстрам, а Снуки стал бы человеком, чтобы поговорить с невестой. Верно?
— А как же мы? — удивляется Тедар.
— В чём-то нам невероятно повезло, — говорит Рао. — В чём?
Луна взошла высоко, лес полон теней и тайн, туман тянется между стволов, пахнет болотной сыростью — но братья болтают, как у себя дома.
Чутьё разбуженных, освобождённых зверей, которые затаились внутри, но никуда не пропали, подсказывает: безопасно. Совсем безопасно. И даже когда они слышат шорох — не вздрагивают.
— Это тощий, — говорит Рао. — Я узнаЮ его по запаху.
— Что ему надо? — топорщится Тедар — и глянцевые чёрные перья прорастают сквозь одежду. Он кажется удивительным созданием — получеловеком-полуптицей.
— Ему нужна помощь, — Рао удивлён, что Тедар не понимает. — Он ещё раньше звал нас на помощь.
— А сам не помог, когда нас хотели сожрать! — фыркает Тедар, а перья спадаются, рассеиваются, как дым.
— Где ему… ты взгляни на него!
Нечастная тварь выползает из зарослей папоротника, чёрного в сумерках. Ползёт на брюхе, подползает к ногам братьев. Смотрит снизу вверх: у твари безнадёжный, страдающий, беззлобный взгляд.
Рао приседает на корточки.
— У нас совсем нет еды, — говорит он с сочувствием. — И помочь мы тебе не можем. Тебе плохо, да? Ты тоскуешь?
Вот в этот-то момент лесной облик и рассеивается. И перед Рао на четвереньках — деревенский мужичок, худой, как жердь, заросший сплошь, с мокрым от слёз лицом.
— Ваша светлость… — шепчет он благоговейно и не встаёт с колен. — Как же ты меня расколдовал, ваша светлость… А я по-онял, я по-онял — вы можете, святые отроки…
— Ты как это сделал? — поражается Тедар.
— Заговорил с ним, как с человеком, — говорит Рао с печальной усмешкой. — Вот что им всем было надо. Чтобы их приняли. Чтобы их зверя приняли. Такой пустяк… неужели это так тяжело?
Тедар потрясён.
— Только-то?!
— Мамочка говорила: даже с собакой и лошадью надо говорить по-человечески, — напоминает Рао. — А дед говорил, что раньше, чем пугаться, надо подумать — но мало кто так себя ведёт. И всё. Вот, видишь — все поверили в подлые легенды, а веру кормит страх. И, знаешь, ужасно, когда из страха убивают своего знакомого, вассала, женщину — просто потому, что в них что-то изменилось. Убивают раньше, чем поговорят по-человечески.
— Как жалко Ирису, — говорит Тедар. — Наверное, мы с тобой могли бы… чуть-чуть не успели!
— Всех жалко, — говорит Рао. — Если бы не эта легенда, не вера нашего отца и Олии…
— Не только они, — говорит Тедар. — Верят все.
Тощий мужичок благоговейно слушает.
Луна выходит из-за облака, а лес наполняется шорохами. Тедар вытаскивает огниво — и Рао принимается складывать в кучку щепки и хворост. Тощий мужичок помогает — и братья разжигают костёр.
И на свет костра, на его тёплый живой запах, на его доброе обещание, не виданное в Окаянном лесу, начинают собираться монстры и уроды — околдованные и отверженные жители здешних зачарованных мест.
Они спускаются с деревьев, где прятались от своих собратьев. Выбираются из оврагов. Вылезают из дупел. Они причудливы, как порождения ночного кошмара, невероятны, как бредовые видения — эти рогатые медведи, лоси с волчьими головами, белки ростом с десятилетнего ребёнка, в зелёной и белой шерсти, лысые рыси, обезьяны, похожие на горных троллей, козы в павлиньих перьях… Среди них нет тех, кто умеет летать. Они умоляюще смотрят из чащи и ждут, когда их позовут — они боятся и ненавидят друг друга, но при виде близнецов, оставшихся человеческими детьми у человеческого костра, они побеждают страх и ненависть.
Они смотрят из чащи глазами страдающих тварей — но к костру подходят людьми. Костёр отогревает души — и они начинают говорить.
Братья слушают рассказы о мытарствах и одиночестве, о страхе и ненависти. И о том, каким страшным становится мир людей для тех, кто перешёл грань.
— Вы все — очень-очень свободны, — говорит Рао. — Свободнее всех. Вы можете выбирать, кем вам быть.
Его слушают, не перебивая — а смотрят благодарно и недоверчиво.
Эти бедолаги — лесорубы и охотники, заблудившиеся дети, отставные солдаты и беглые служанки — даже думать не хотят о своей лесной свободе. Им всем хочется домой — в мир людей.