Твардовский без глянца
Шрифт:
Федор Александрович Абрамов (1920–1983), прозаик, очеркист, публицист:
«Большое, по-бабьи пухлое лицо, но собранные, плотно сжатые губы и холодные зимние глаза, которые и видели тебя и не видели. Да, у него был странный взгляд. Взгляд ястреба, вкогтившегося в тебя, и в то же время устремленный куда-то далеко, в только ему открывшиеся дали». [12; 266]
Иван Алексеевич Симонов (1910–1982), прозаик, детский писатель:
«Неторопливая,
Константин Яковлевич Ваншенкин (р. 1925), поэт, прозаик, мемуарист:
«Его лежащие на коленях руки были крупны, широкопалы, лицо непроницаемо». [2; 236]
Юрий Петрович Гордиенко (1922–1993), поэт, переводчик:
«В последний раз я видел Твардовского в его кабинете в редакции „Нового мира“, на Пушкинской. Он поднялся навстречу и приветил меня радушнее прежнего. Печать усталости лежала на его лице, и нечто старческое было уже в морщинках по углам губ. Светлее обычного, как бы выцветшими от виденного, были его и всегда-то не густого, а как бы рассеянного цвета глаза. Посветлела еще больше и проредилась седина, раньше как-то и не замечаемая вовсе». [2; 210]
Аркадий Михайлович Разгон:
[Начало 1960-х] «Я не видел Твардовского шестнадцать лет. Александр Трифонович погрузнел, поседел, взгляд его был по-прежнему острым, а глаза еще более посветлели». [2; 217]
Алексей Иванович Кондратович (1920–1984), с 1958 года заместитель А. Т. Твардовского на посту главного редактора «Нового мира», мемуарист, биограф А. Т. Твардовского:
«Он старел стремительно и в пятьдесят лет уже выглядел значительно старше своего возраста». [3; 137]
Юрий Валентинович Трифонов (1925–1981), прозаик:
[1969] «Александр Трифонович вернулся из больницы где-то в сентябре, скорей всего – в начале сентября. ‹…› Он постарел резко, это бросалось в глаза. Двигался медленно, голову держал слегка опущенной, как бы постоянно понурив, отчего весь облик принял неприветливое, чуждое выражение. Какая-то стариковская согбенность – вот что выражал его облик, и это было так дико, так несуразно и несогласно со всей сутью этого человека!» [13; 24]
Алексей Иванович Кондратович:
«И неожиданно, и горько-печально стал внешне молодеть, когда смертельно заболел и с лица спало все лишнее и в нем вновь проступили щемящие черты далекого, молодого, тридцатилетнего. До слез трудно было глядеть на это молодеющее, но уже готовое к отходу лицо…» [3; 137]
Федор Александрович Абрамов:
[4 июля 1971] «Это не Твардовский. Это какой-то совсем другой человек.
Стриженая плешивая голова, высохшее продолговатое лицо, тонкие бледные руки, высохшие
Гардероб
Евгений Аронович Долматовский (1915–1994), поэт:
«Твардовскому любой костюм был к лицу и по фигуре ‹…›». [2; 141]
Василий Тимофеевич Сиводедов (1905–?), товарищ детства А. Т. Твардовского:
[1923] «К внешнему облику юного поэта могу добавить, что одет он был скромно, но вполне прилично. На нем была гимнастерка защитного цвета, с нагрудными карманами. Брюки, видимо, содержали примесь шерсти, так как на них были отчетливо видны следы утюжной глажки. Обут он был в ботинки, которые в наших местах называли „бульдо“». [2; 15–16]
Михаил Васильевич Исаковский:
[1927] «Одет был Саша в куртку, сшитую из овчины. Шапку он держал в руках». [2; 55]
Владимир Яковлевич Лакшин:
«Александр Трифонович взглянул на фотографию, признал себя, улыбнулся. ‹…› Снят он совсем молоденьким деревенским пареньком, и в кепке – не зря, это казалось высшим шиком в Загорье. Снимаясь, он нарочно ее с головы не стянул». [4; 114]
Николай Капитонович Павлов (1910–1986), прозаик, журналист:
[1928] «В начищенных штиблетах, темно-синем костюме и сероватого цвета рубашке выглядел он вполне городским, знающим себе цену интеллигентом». [12; 169]
Дмитрий Павлович Дворецкий:
[Июнь 1932] «‹…› В комнату вошел Твардовский. Был он в белой, скромно вышитой, заправленной в брюки косоворотке. Воротник полурасстегнут, рукава засучены до локтя». [2; 63–64]
Лев Адольфович Озеров:
[1937] «Твардовский ‹…› появлялся в институте в своем темно-синем, а потом и светло-сером костюме, чистом, хорошо отутюженном и ладно сидевшем на нем, будто это не сельский житель, а джентльмен. Он любил голубые рубашки. Галстуки менялись не часто, но всегда гармонировали с костюмом и рубашкой. Он не допускал небрежности. Был подтянут и носил портфель, в котором не было студенческой тесноты, все лежало на своем месте. Все его воспринимали как человека молодого, но уже по-своему солидного». [2; 114]
Константин Яковлевич Ваншенкин:
[1950-e] «На нем был темный костюм, голубоватая рубашка под галстуком, грубые, на толстой подошве, ботинки, скорее башмаки, какие тогда носили (время отказа от калош)». [2; 236]
Иван Алексеевич Симонов:
«…Рослый, плечистый мужчина в зимнем прямого покроя пальто с темным отложным воротником, в меховой шапке-ушанке. На ногах вместо привычных в те годы валенок ботинки». [2; 249]