Твари, в воде живущие (сборник)
Шрифт:
Был момент, когда Славе К. показалось, что он зря теряет время в аэропорту — ветер крепчал и крепчал, гнул деревья и гнал по небу тучи, обещавшие порадовать наконец дождем иссохшую землю. Несколько рейсов уже отложили по погодным условиям, поговаривали, что не прилетит и московский — но обошлось, самолет из столицы всего с десятиминутным опозданием побежал, замедляясь, по бетону посадочной полосы.
Никаких автобусов для прибывающих здесь не полагалось, вереница людей потянулась к зданию аэровокзала — Слава прильнул к железной изгороди, огораживающей летное поле.
Лукина сразу не заметил, а потом толпа взвихрилась водоворотом, перемешалась со встречающими: поцелуи и объятия, отцы семейств подхватывают сумки у жен, покрытых курортных загаром; мамаши радостно тискают чад, вернувшихся от бабушек-дедушек…
Через калитку в ограде проходили уже последние, поотставшие пассажиры, и Ковалев подумал, что Лукин проскочил мимо него в образовавшейся круговерти. Слава завернул за угол — возле знакомого уазика никого не было, торопливо вернулся обратно и наконец увидел того, кого искал.
Лукин неторопливо вышел из-за носовой части самолета — полы легкого плаща развивает ветер, на плече туго набитая сумка. Следом за ним два бича тащили объемистый ящик; новоявленные Сизифы картинно сгибались и не очень натурально постанывали от натуги, намекая, что их запредельные усилия явно заслуживают дополнительного вознаграждения.
— Игорь Евгеньевич!
Лукин не удивился и не обрадовался — сделал бичам знак остановиться и молча пожал Славе протянутую ладонь. Ковалев также молча отдал ему запакованный в бумагу сверток и ответил на немой вопрос:
— Маркелыч просил передать. Сказал, что сделано так, как вы и просили…
Лукин прикинул сверток на вес и кивнул головой. Опять молча.
— И еще он сказал… — Слава сделал небольшую паузу. — Что если кому-то захотелось вдруг отрезать свой кусок от его рыбного пирога, серьезный кусок… не побаловаться с сетью — то начинать такое дело проще и безопаснее в местах удаленных… Например, на Светлоозере, оно же Щучье, оно же Прошкино. Есть сейчас такие способы… промышленный электролов… можно обезрыбить небольшое озерцо за три-четыре дня. Другое дело, что потом несколько лет там вообще ничего и ничем не поймаешь. Но это уже головная боль хозяина. То есть Маркелыча. Ну и понятно, за такие шутки можно схлопотать по полной программе, штрафом рыбнадзору тут не отделаешься. И, как следствие, свидетели не просто нежелательны…
Лукин задумался. Бичи, видя, что разговор затягивается, уселись на ящик и задымили одной на двоих папиросой.
— Никак не получается, Слава. Согласен, Валера мог напороться на таких пиратов. Но Лариса в расклад не вписывается. Нет никакого смысла топить свидетеля и отпускать свидетельницу. А ей нет резона рассказывать потом странные и дикие истории…
— Могло ведь быть и по другому… Достаточно подплыть с аквалангом к резиновой лодке — и рассказ Ларисы получается вовсе даже не странным. И отнюдь даже не диким.
– “Амстердамский монстр”, — поставил диагноз Лукин. — Был такой боевичок… Или Бушков с его “морскими дьяволами”. Слава, я привез из Москвы аппаратуру, которая наконец поставит точку в мутной истории с мифическим звероящером. Привез, честно говоря, только ради Паши — пора прекратить игры в Лох-Несские чудища и заняться конкретными делами: адвокат, линия защиты… А вы предлагаете мне с места в карьер втравиться в новую сенсационную историю, на сей раз с маньяками-Ихтиандрами? Я согласен, кого сейчас удивишь девчонкой, перебравшей галлюциногенов… рутина для читающей публики. Подводное чудище или убивцы из спецназа ВМФ, тренирующиеся на мирных туристах — тема покруче, понимаю. Но помочь, увы, ничем не могу. Я здесь никак не в роли охотника за сенсациями…
Лукин говорил спокойно, твердо, уверенно, совершенно искренне глядя на Ковалева — а тот не поверил ничему. Ни единому слову.
«Нашел, он ведь что-то там нашел… — думал Слава, — нащупал какой-то горячий след… И решил пойти по нему один, рыцарь-драконоборец на белом коне… А мне, надо понимать, нет места даже в оруженосцах — куда уж со свиным-то рылом да в калашный ряд, мне, акуле пера и ловцу дешевых сенсаций… Тут святое — дружба двух ветеранов старой гвардии, и просунутая между ними рука с диктофоном вызовет единственную реакцию: прочь, merde! Он уже все взвесил, все отмерил и расставил все точки над i — можно вылезти из кожи вон, безрезультатно убеждая, что мне плевать на сенсации, что я не меньше его хочу помочь Ларисе. Но нет, Ланселоты совершают свои подвиги исключительно в одиночку, а окружающие по сюжету обязаны быть равнодушны или попросту враждебны…»
Лукин попрощался — совершенно обыденно, как прощаются в пять вечера сослуживцы, чтобы завтра в девять утра встретиться снова; махнул рукой бичам и пошел к уазику — уверенный, подтянутый, похожий на полковника-спецназовца в штатском.
«Он не вернется, он свернет там себе шею, — понял с беспощадной ясностью Слава, глядя ему вслед, — исключительно из самоуверенной гордости и желания доказать, что грош цена всем нынешним людишкам и их ценностям по сравнению с ним и с тогдашней его закалкой… Господи, остановись, оглянись, старый дурак! Скажи ты попросту всего три слова: мне нужна помощь…»
Лукин не оглянулся.
VI. Озеро: Тварь и Лукин
Охотничий нож был длинный, чуть изогнутый, бритвенно-острый, на клинке никаких украшений-гравировок, способных затруднить вхождение в тугую плоть, лишь два дола-желобка, неизвестно отчего именуемых “кровостоками”.
Лезвие, казалось, без малейшего нажима коснулось натянутой синей изоленты — та мгновенно разошлась идеально гладким разрезом. Лукин прилепил ленту, встал и критически оглядел результаты своих трудов.
К тридцатиметровому прочнейшему нейлоновому тросу через каждые полметра крепился толстый провод в надежной эластичной изоляции, крепился с легким провисом — порвать его, не разорвав трос, попросту невозможно. А кто или что может сокрушить такой, по сути, канат, не уступающий в прочности китобойным линям, Лукин не представлял.
Он удовлетворенно кивнул головой и стал неторопливо наматывать снасть ровными восьмерками на раздвоенный подобно рогатке хулигана-школьника древесный ствол — час назад аккуратно спиленный, очищенный от ветвей и ошкуренный. Подобный снаряд, уменьшенный в десятки раз, именовался у рыбаков жерлицей и успешно использовался для ловли крупных хищников с дедовских времен, когда никто и предположить не мог появления углепластиковых удилищ, сверхпрочных тонких лесок и катушек, изготовленных по космическим технологиям. Но простая и грубая снасть действовала не менее безотказно, чем яма-ловушка с кольями на дне — тоже ведь немудреное изобретение, однако позволившее выжить и размножиться нашим пещерным предкам (и заодно поставившее крест на дальнейшей эволюции мамонтов и шерстистых носорогов).