Твердыня тысячи копий
Шрифт:
– Какого лешего они сидят там как сычи и ничего не делают?
Трибун Лициний с кривой усмешкой обернулся к своему недовольному заместителю.
– Это очень просто, примипил. Варвары отлично знают, что мы не можем торчать у них над душой бесконечно. Во-первых, из-за нехватки провизии. Ты заметил, как скудны на дичь здешние места? А во-вторых, имеется куда более важная задача. Согласно приказу командования, я должен гонять вениконов до тех пор, пока либо не уничтожу, либо охота за ними потеряет всякий смысл. В этом последнем случае я обязан повернуть на юг и присоединиться к войскам, которые подавляют бригантов. Друсту наверняка известно, что у меня нет времени сидеть на месте. Даже если он сам до этого не додумался, проклятый
Примипил понимающе кивнул.
– Значит, уходим на юг?
Лициний задумчиво огладил бороду.
– Получается, так. Вроде бы. Ладно, займись делом, как мы обсуждали. Пора испробовать нашу военную хитрость.
Когда выкликнули добровольца, чтобы тот следил за варварами из укрытия после того, как кавалерийская ала скроется из глаз, держа курс на юг, один из солдат без колебаний вскинул руку. Он вышел из строя, полный уверенности в себе, словно заранее знал, что его многолетний опыт и навыки позволят обвести вениконов вокруг пальца, с каким бы усердием они ни обшаривали холмы в поисках наблюдателей. Представ пред командирскими очами, солдат терпеливо ждал, пока Лициний обходит его кругом. Затем трибун отозвал его в сторону и заговорил негромко, размеренно, словно ему тоже передалось внутреннее спокойствие этого ветерана.
– Рядовой Гай, если не ошибаюсь? Ты, верно, и сам догадываешься, зачем мне нужно оставить тут человека, когда дикари, засевшие в крепости, решат, что наша ала и впрямь подалась на юг. Я не могу позволить себе роскошь сидеть и ждать, пока вениконы соизволят высунуть нос наружу, поэтому вынужден пойти на хитрость, чтобы выманить их из норы. Итак, рядовой Гай, ответь-ка мне: как ты собираешься выполнить свою задачу? Уродец, который заправляет вениконским стадом, наверняка пообещает сказочное вознаграждение за обнаруженного наблюдателя. Надо быть идиотом, чтобы не понимать, что мы обязательно кого-то оставим следить за их передвижениями. Ты, кстати, в курсе, что они сотворили с центурионом Киром?
Гай не без раздражения кивнул, понимая, что трибун его проверяет, пытается отговорить от отчаянной затеи, за которую светит щедрая награда – если, конечно, все-таки удастся выжить после облавы по всем окрестностям и к тому же вовремя доставить нужные сведения кавалерии, притаившейся за холмами.
– Ты слышал, что умирал он долго, разглядывая собственные кишки, пока они остывали в луже крови? И все равно хочешь попытать удачу?
Гай вновь кивнул, на сей раз скорее гордо, нежели раздраженно.
– Тогда говори, как именно ты намерен остаться в живых и при этом не спускать глаз с крепости, когда мы оставим тебя здесь одного?
Солдат несколько секунд молча смотрел командиру в лицо, даже не пытаясь скрыть полнейшей уверенности в собственных силах.
– Трибун, в свое время, еще до воинской службы, я подворовывал скотину. Сидел в схроне и ждал, пока пастухи не отвлекутся. Иногда дело затягивалось на несколько суток, но ни разу меня не засекли. Да хоть сейчас могу показать. Я совью себе гнездо, а когда все будет готово, ты отойдешь шагов на полсотни и попробуешь меня отыскать. И уже тогда сам решишь, могу я выполнить твой приказ или нет. Кстати, мне понадобится помощь брата. Мы служим с ним в одном контубернии.
С этими словами он отправился в свою палатку, взял оттуда лопату и принялся за работу. Через короткое время была готова канава глубиной фута два и длиной как раз под его рост. Его брат был занят поиском и рубкой подходящих веток, которых понадобилось около пары десятков. Свалив их в кучу возле выкопанной щели, брат отошел в сторонку и принялся со всеми наблюдать, как Гай творит свое волшебство. А тот, взяв первую ветку, воткнул ее в стенки поперек канавы на глубине пары дюймов от краев, после чего повторял эту операцию, пока не образовалось нечто вроде реечной крыши. Поверх полученной опоры Гай разложил куски дерна ровно в том же порядке, в котором срезал их с земли. Работая не торопясь, со всей тщательностью, он старательно подгонял зазоры, порой подкладывал щепки между ветками и дерном, чтобы добиться полнейшего сходства с тем, что было раньше. Наконец, он кивнул брату, с предельной осторожностью скользнул в заранее оставленный лаз, после чего стал лежа наблюдать, как брат с не меньшим прилежанием заделывает отверстие, завершая схрон.
Лициний стоял недалеко от места событий и с непроницаемым лицом наблюдал за происходящим. Впрочем, когда солдат будто вполз в землю и оказался прикрыт последними кусками дерна, глаза командира прищурились. Наведя заключительные штрихи, аккуратно расправив стебли травы, брат Гая повернулся к Лицинию и отдал честь, после чего знаком пригласил трибуна сделать контрольную проверку, как и договаривались. Лициний кивнул, отошел в сторону шагов на пятьдесят, развернулся и двинулся на поиски. Понимая, что на таком расстоянии он вряд ли обнаружит признаки схрона, трибун все же очень внимательно ощупывал взглядом землю, и чем ближе подходил к предполагаемому месту нахождения Гая, тем больше его впечатляло демонстрируемое искусство маскировки. Не прошло и минуты, как он оказался на своем прежнем месте, после чего еще побродил немного, недоуменно озираясь по сторонам.
– Ладно, сдаюсь. Где он?
Брат Гая издал пронзительный свист, чтобы его совершенно точно можно было услышать даже закопанному человеку, и, к изумлению командира, земля разверзлась чуть ли не у самых его ног, заставив отскочить назад при внезапном появлении солдата с улыбкой от уха до уха.
– Волосатые ляжки Юпитера! Меня чуть удар не хватил! – Картинно хватаясь за сердце и закатывая глаза, Лициний заглянул в свежеотрытую канаву. – Не увидел бы воочию, не поверил бы… А ты мог бы проделать то же самое, только ночью? Чтобы синеносые не заметили, как ты сам себя закапываешь?
– Да, трибун. Лишь бы луна светила… Никакой разницы не будет.
Лициний обернулся к своему заместителю, который бесстрастно ждал рядом.
– Что ж, отлично. Похоже, разведчик-наблюдатель у нас есть. Приказываю выделить один контуберний – да смотри, чтоб люди были пообстоятельнее! – пусть сегодня же ночью вместе с этим рядовым и его братом выдвигаются в поле… ну и закапывают его, где сами решат. Главное, чтобы оттуда хорошо просматривался форт Три Вершины. Да, и пусть проследят, чтобы он сидел подальше от мест, куда синеносые могут наудачу тыкать копьями. Мы же не хотим, чтобы они свалились на голову нашему Гаю, верно? Так, еще вот что. Размести-ка отделение верховых гонцов на безопасном расстоянии, чтобы они уведомили нас, как только Друст выпустит своих дикарей на свежий воздух. Понятия не имею, куда он возьмется их вести, но готов поставить чашу фалернского против ведра теплой мочи, что во всяком случае не на родные земли…
Дубн окинул кислым взглядом выделенных ему людей, повернулся к центуриону, который привел его в расположение части, и приказал выстроить всех на плацу для лучшего знакомства с новым командиром.
– Это что за команда убогих? Им бы со шлюхами воевать, а не синеносых рубить.
Презрительно вскинув подбородок, гарнизонный центурион посмотрел на жалкие остатки, напоминавшие о некогда полнокровной сотне.
– Это, мой друг, рожки да ножки бывшей Третьей центурии. Нашего гениального трибуна однажды осенило, а не сделать ли вылазку на юг, разведать обстановку на пути в Моряцкий Городок. – Он покачал головой и выразительно вскинул бровь, приглашая коллегу-ауксилия разделить скорбь по поводу неистребимого идиотизма старших офицеров, характерного для любых уголков империи. – В итоге восемь дюжин человек походным маршем отправились в самый очаг мятежа. Вот я бы в Моряцкий Городок и носа не сунул без когорты за спиной. В общем, прошли они на юг миль десять, а потом местные шутники решили, мол, хорошего понемножку – и свалились им на голову всем скопом. Центурион – неплохой офицер, мой приятель, кстати – успел сообразить, что дело швах. Удержал людей, повел даже передние ряды в атаку, но вот задние… Эти оказались не столь боевитыми.