Тверской Баскак. Том Третий

Емельянов Дмитрий Анатолиевич

То, что это Всеволод Смоленский подбил Жидислава, я уже не сомневаюсь. Просто никто другой не решился бы, да и Бежецкий князь вряд ли кого другого послушал! Мне даже понятно, почему именно сейчас смоленский князь все это затеял. Да потому что зависть заела!

После победы под Зубцовым я очень постарался, чтобы вся слава досталась Ярославу, и провел целую рекламную компанию по этому поводу. Заказал скоморохам кукольный спектакль, сам набросал сценарий и сам же дал денег на подготовку. Гусляры сочинили новую былину о подвигах

Ярослава и начали гундосить ее по всем трактирам.

Спросите, зачем мне все это! Ну так я отвечу. У нас с юным князем Ярославом договор. Ему неземная слава, мне вполне земная власть. Он свою часть блюдет неукоснительно и в дела мои не вмешивается, вот пришла и моя пора свою долю внести.

В общем, начали славить еще по возвращении и продолжают по сей день. А ныне на ярмарке так и вовсе ажиотаж. Спектакль у скоморохов идет на ура, по пять раз в день гусляры поют про лихую атаку князя Ярослава на каждом углу. Ну у кого тут зависть-то не заскребется.

Мое задумчивое молчание Жидислав, видимо, расценил как слабину и полез совсем уж не туда.

— Опять же решения все по войску ты один принимаешь, с палатой не советуешься.

Вижу, разошелся дед и надо его как-то укоротить. Поднимаюсь и, вскинув руку, останавливаю разговорившегося князя.

— Ты, Жидислав Ингваревич, все в кучу то не вали! Задал один вопрос, так уж давай с ним сначала разберемся. — Мой жесткий взгляд вцепился ему в лицо, словно бы говоря — напрасно ты полез в это дело, дед!

Как-то разом ссутулившись и поникнув, Бежецкий князь опустился на свое место, а я, глядя только на Всеволода Смоленского, обратился вроде бы ко всем присутствующим.

— Хотите полками командовать?! Хорошо! Я не против! Тока тут вот какое дело. У меня по уставу все командиры обязаны специальную школу пройти. Училище закончить! И только после этого я их командовать ставлю. — Тут я позволяю себе слегка приврать и для убедительности подсыпаю непонятных иностранных слов. — Они ведь у меня тактике и стратегии обучены, карты читать умеют. Грамотой опять же владеют! А кто из вас все это может?!

Не глядя, протягиваю руку, и стоящий за спиной Прохор понимает меня без слов. Он кладет на мою раскрытую ладонь скрученный рулон с картой.

Мысленно поаплодировав его догадливости, раскатываю на столе карту и обращаюсь ко всем князьям.

— Кто из вас, — тут я чуть склоняю голову в сторону Ярослава, как бы беря его в сообщники, — акромя Ярослава Всеволодовича, может на карте мне маршрут проложить или место, что я укажу, показать?!

Не желая лишний раз опозориться, никто даже не дергается. Все отводят глаза и сидят так, словно мой вопрос касается кого угодно только не их.

Подождав пару секунд, я развожу руками.

— Ежели желающих нет, то что поделать! У меня в союзном войске правила строгие, без учебы могу только место взводного предложить. Хочет ли кто?! — Тут я вновь перевожу взгляд на Всеволода Смоленского, и мои губы непроизвольно растягиваются в чуть насмешливой улыбке.

— Так что, Всеволод Святославич, не хочешь пойти в союзное войско взводным?

— Издеваешься! — князь разом вскипел гневом. — Хочешь родовитого князя над жалкой полусотней поставить?!

Я тут же изображаю саму невинность.

— Да помилуй бог, князь! И в мыслях такого не было! Это ж Жидислав Бежецкий вопрос поднял, а я ведь потому и не зову вас в союзное войско, что обиды чинить не хочу!

Получилось довольно складно, и Смоленский князь как-то враз поутих, а я, не давая никому возможности вернуться к этому вопросу, сворачиваю разговор совсем в другое русло.

— А уж если про войско вспомнили, то я вам правильный пример приведу. — Тут я перевожу внимание на Старицкого князя. — Вот Андрей Васильевич наперед глядит и потому сына свого в училище определил. Ныне Петр Андреич уже его закончил и в битве под Зубцовым успел отличиться. За что был мною представлен к званию капитана, и ежели так споро и дальше пойдет, то скоро он бригадиром станет, а там и полковником!

На мои слова все повернулись к Андрею Старицкому, а тот зарделся довольной улыбкой. Забота о своих сыновьях появилась в глазах у каждого, и я не преминул этим воспользоваться.

— Вот эта дорога правильная, и всем нам следует подумать о будущем и начать готовить детей наших к великим свершениям!

* * *

Ярмарка гудит шумной разноголосицей и еще тысячью всевозможных звуков, а площадь забита народом так, что мне с трудом удается протискиваться сквозь толпу. В надвинутой на глаза шапке и в обычном крестьянском армяке меня никто не узнает, и на мою активность отвечает мне такой же бодрой работой локтей.

То и дело раздается возмущенное — куда прешь, твою мать?! И всякий раз недовольный норовит посильней ткнуть меня в ответ, но мне все это в радость. Княжеская палата, как сборище сосущих энергию вампиров, кажется выпила меня досуха, а здесь среди народа, толкаясь и ругаясь в самой его гуще, я словно бы подпитываюсь жизненной силой.

Впереди меня торит дорогу Куранбаса, а сзади прикрывает тыл Калида. Чуть ускорившись, касаюсь плеча половца и, склоняясь к самому уху, кричу.

— Давай к воротам пробивайся, хочу на матч глянуть!

Пока проталкиваемся к южному выходу из города, вспоминаю, как мне пришла в голову мысль, что пора двигать спорт в массы. По весне в тех сводках, что Прохор кладет мне на стол по утрам, я все чаще и чаще стал замещать сообщения о драках между моими подразделениями. Победители литвы почувствовали в себе боевой задор, ну и пошло… То в трактире по пьяни раздерутся пикинеры с алебардщиками, то стрелки не поделят баб с разведкой, то еще что! Мне стало это сильно надоедать, и вот тогда-то у меня в голове и проснулся старый и добрый лозунг.