Тверской Баскак. Том Третий
Шрифт:
— Знаю еще, что Александр князей уговаривает, чтобы завтра на заседании палаты, его, а не тебя выдвинули кандидатом на выборы консула. Кто на его сторону встал, не могу сказать, но слышал, что настроение у зятька моего сегодня было хорошее, значит дело у него клеится.
— Ну, а ты что же?! — Вцепившись взглядом в князя, прощупываю его еще раз. — Неужто у него для тебя пряника не нашлось?
В глазах Константина пропала ирония, и на его обвисших щеках прорезались жесткие складки.
— Ты, Фрязин, хоть и не нашенский, да и роду простого, но я тебе вот
Вижу, в этот раз Константину можно верить. От меня ему никакой угрозы, одна польза, а вот Александр, действительно, его растопчет, как только нужда в нем пропадет. А если это так, то мне надо хорошенько все обдумать, хотя времени в обрез и действовать нужно стремительно.
Поднявшись, показываю гостю, что ему пора, и говорю на прощание.
— В одном ты прав, Константин Брячиславич, слово мое крепкое и ничего я не забываю, ни плохого, ни хорошего!
Выпроводив князя, приказываю Прошке немедленно вызвать Калиду и Куранбасу, а сам, возвратившись в кабинет, начинаю размышлять.
«Александру хорошо бы уже на пути в Сарай быть, ведь ему надо побратима своего, Сартака, застать. А то придет весна, уедет тот в степь, и ищи его потом свищи. Торопится ему надо, а он все еще здесь, хотя звание консула ему Владимирский стол не принесет. Зачем вообще он все это затеял?! Ему, князю до мозга костей, эта демократия и в Новгороде уже обрыдла, он хочет сам править, жестко и единовластно, чтобы никакое вече или земский собор под ногами не путались. Для этого ему нужен Великокняжеский ярлык, за ним-то он в Орду и едет… — Тут меня внезапно озаряет прозрение. — Александр хочет лишить своего брата-соперника всякой поддержки. Он опасается, что Тверь может встать на сторону Андрея, а Тверь вместе с Союзом городов русских — сила ныне немалая».
Тут мои губы невольно растягиваются в довольной улыбке.
«Вот в чем его замысел! Встать во главе Союза и не позволить ему вмешаться в борьбу, или, как минимум, сильно обескровить его перед решающей битвой».
Нащупав нить, начинаю мерить шагами комнату.
«Итак, какие у него шансы?! Если князья его завтра поддержат, то он сможет выдвинуть себя на земском соборе. Кого народ изберет, его или меня? Тут многое будет зависеть от того, сколько князей встанет на его сторону? Сколько…?! — Начинаю быстро прикидывать, кто может перекинуться. — Бежецкого князя он может припугнуть, он там на отшибе и к Новгороду близко. Мстислав Торопецкий и Всеволод Смоленский вроде как прямая родня, но это ничего не значит…»
Мои мысли прерывает стук в дверь, и на мой крик «заходи» в дверном проеме появляется Калида.
«Быстро он, молодец!» — Успеваю отметить и в двух словах пересказываю ему недавний разговор с Полоцким князем.
— Прямо сейчас мне надо знать, кто из князей пошел на сделку с Александром! Время идет на минуты! — Мой вопросительный взгляд застывает на лице друга. — Что можешь сказать?
Калида
На днях у Якуна приезжие бояре собирались. Всех, кто был, мои люди не приметили, но вот бежецкого боярина Хрома Кобылу узнали. — Подумав, он добавляет. — Еще этот Хром вчера к Даниилу Московскому заходил. Я еще голову сломал, какие-такие дела могут быть у князя с худородным боярином.
Черный ход постоялого двора «Княжьи хоромы» закрыт, но это мой постоялый двор, и я подаю Калиде ключи.
— Открывай!
Пошерудив ключом, тот снял замок и потянул ручку на себя. Смазанные петли прокрутились без скрипа, и из темного нутра пахнуло теплом и запахами кухни.
— Пошли! — Подняв фонарь, Калида шагнул первым, за ним я и Куранбаса.
Лестница бежит вверх, чуть поскрипывают ступени, мы поднимаемся на второй этаж. Здесь три комнаты в восточном крыле занимает Бежецкий князь Жидислав Ингваревич Старый.
Идем по коридору. Длинные полы плащей полощутся по ногам, капюшоны скрывают лица.
У входа мордатый гридень, выставив ладонь, останавливает нас.
— Куда?! Не велено! Князь отдыхает!
Он презрительно оттопыривает нижнюю губу, а Калида без слов впечатывает ему в живот свой железный кулак.
Выпучив глаза и надув щеки, тот оседает на пол и слышит над собой злой шепот.
— Вякнешь, язык отрежу!
Гридень яростно кивает головой, мол все понял, а я резко толкаю дверь.
Оплывшая свеча тускло освещает большую кровать и вскочившего князя. Всклокоченные седые волосы, испуганные глаза, ноги путаются в длинной рубахе до пят.
Втащив охранника вовнутрь, Калида с половцем остались у двери, а я подхожу к замершему в непонимании старику и толкаю его обратно на кровать.
— Сядь, разговор есть!
Тот плюхается на разостланную перину, а я снимаю с головы капюшон.
— Ну что же ты, Жидислав Игоревич! Я к тебе со всей душой, а ты… Нехорошо!
Старый хрыч забегал глазками.
— Что это значит, консул?! Я завтра же расскажу об этом в палате князей! Пусть все узнают…
Обрываю его на полуслове.
— Заткнись, старый хрыч, и слушай! Спрошу только один раз! Кто еще кроме тебя собирается завтра голосовать за Александра?
Тот срывается на хрип, но голос не повышает.
— О чем ты?! Какой Александр?! Консул, ты в своем уме?!
На уговоры у меня времени нет, поэтому, не говоря больше ни слова, достаю из-за пазухи две бутылочки и выливаю одну из них в стоящую на столе чашку.
— Ты ведь, Жидислав, наверняка наслышан о любовнице моей.
Взгляд князя застыл на чашке в моей руке, а я мрачно усмехаюсь.
— Да, да! Я говорю о ней, о ведьме Иргиль. — Киваю Куранбасе, и тот, подойдя к князю, обхватывает его руками, не давая даже дернуться.
Бежецкий князь пытается стиснуть зубы, но куда там. Жестко сжимаю двумя пальцами ему щеки и вливаю в приоткрывшийся рот всю чашку. Держу его голову до тех пор, пока спазмы на горле не говорят, что жидкость прошла в желудок.