Тверской Баскак
Шрифт:
Мешки с зерном лежат тут же, рядом с перевернутым медным котлом. Ровно десять в две кучки. Поворачиваю голову в сторону привязанных лошадей, и вижу кроме наших пяти, еще пятерку худосочных монгольских лошадок без седел и сбруи. Чуть поодаль топчутся семь тощих до невозможности коров и одна обгладывающая хвою коза.
«Ровно столько, сколько просил, — вздыхаю про себя, — ни больше, ни меньше».
Вновь оборачиваюсь к половцу.
— А люди где?
Тот делает сначала непонимающее лицо, а потом радостно хлопает себя по лбу.
— А, полон! — Он растягивает рот в извиняющей улыбке и машет в сторону границы леса. —
Быстро идем к окраине лагеря. Там уже снег не утоптан, и среди деревьев виднеются два десятка вырытых прямо в сугробах ям. Накрытые еловым лапником, они смотрятся как заплатки на белом зимнем ковре. Из-под зеленых крыш вьются худенькие дымки, а прямо перед этими своеобразными иглу стоят десятка три мужчин и женщин. Худющие, с насупленными бровями и застывшими в напряжении лицами.
Подхожу ближе и, выбрав на вид самого старшего, обращаюсь к нему.
— Зовут тебя как?
Тот, не поднимая насупленных бровей, еле шевелит потрескавшимися губами.
— Яремой мя кличут.
Ожидание самого худшего слышится в каждом его слове, и, усмехнувшись, я коротко бросаю.
— Поднимай всех, у меня для вас слово есть.
Косматый мужик кивнул стоящим рядом парням, и те бросились к землянкам. Через пару минут передо мной сбилась в кучу изрядная толпа. Даже навскидку видно, что почти две трети — это женщины, да подростки от десяти до пятнадцати. Все голодные, с застоявшимся страхом в глазах.
Поднимаю руку, заставляя всех замолчать и говорю жестко, но без нажима, как данность:
— Сегодня я купил вас всех у монгола. Вы теперь моя собственность! — Даю всем минуту уяснить эту мысль, а затем продолжаю. — Но не это главное! Главное то, что на сей момент я не только ваш хозяин, я ваша единственная надежда выжить этой зимой. На сотни верст вокруг только лесная чащоба, снег да волки! Смерть и сожженные города! — Обвожу взглядом настороженные лица и продолжаю. — Я не буду вас вязать и сторожить! Захотите сбежать, бегите, но знайте, ни один город не откроет вам ворота, ни один дом вас не примет, ибо там самим жрать нечего, и лишние едоки никому не нужны. Я же даю вам шанс выжить! Условия простые и честные! Я вас кормлю, даю работу и плачу за нее, а вы пять лет слушаетесь меня как отца родного и служите мне, не щадя головы! Вкалываете усердно от зари до зари, не покладая рук! Пять лет, а потом свободны! Кто захочет уйти, тот уйдет и, обещаю, не с пустыми руками, а кто захочет остаться, тот останется… — Выдерживаю паузу и повышаю голос. — Не пленником и не рабом, а полноправным гражданином своего города, хозяином своего дома, семьи, и достатка. На том даю вам мое слово!
Обвожу взглядом нацеленные на меня сотни глаз и вижу, что большинство не все поняли из моей пламенной речи, но все же главное осознали и до сих пор поверить не могут. Жду еще пару минут, дабы дошло до самых тормознутых и перехожу к финальной части.
— А теперь каждый из вас должен подойти и побожиться мне на верность. Либо он пять лет служит мне ако пес, либо скатертью дорога. Мне дармоеды не нужны!
Держу на лице самое суровое выражение из всех возможных и процеживаю толпу взглядом. Люди жмутся друг к другу, отводя глаза и явно не совсем понимая, что я им предлагаю.
Я их не тороплю, для того, что я затеял, мне нужно их добровольное подчинение и легальное право распоряжаться их жизнями. Еще пара мгновений ожидания, и наконец, растолкав впереди стоящих, из толпы вышел тот самый мужик, которого я принял за старшего.
Выходя, он вытащил за руку бабу и троих малолетних пацанов от восьми до десяти.
— Ежели ты нас всех пятерых на кошт берешь, то мы готовы поклясться!
Я молча киваю, мол, мое слово вы уже слышали, я не повторяюсь. Тогда мужик ставит свое семейство передо мной на колени и, перекрестившись, произносит четко и ясно.
— Клянусь! Пять лет служить тебе, господин, аки пес и любое слово твое исполнять!
За ним, крестясь и кланяясь, повторило эти слова и все его семейство.
Кивнув еще раз, я молча показал им рукой на место справа от себя, и они, торопливо семеня, тут же там встали. После этого дело пошло живенько. Люди выходили по одному или семьями, бухались на колени в снег, крестились, клялись и вставали уже правее семейства Яремы. Не прошло и часа, как вся толпа, к моему величайшему удовлетворению, перекочевала под мою правую руку.
Глава 2
Сижу на пенечке и смотрю, как народ умело валит толстые сосны. Двадцать топоров — двадцать человек. Тук, тук! Удар за ударом вгрызается железо в дерево. Разбитая на пары десятка рубит деревья, еще пятеро очищают стволы от сучков. Последняя пятерка это уже те, кто хоть раз в своей жизни ставил избу. Они отмеряют ровные бревна, делают насечки, а дальше впрягаются оставшиеся и вместе с бабами тащат их к месту нашего будущего городища.
Там снег расчищен ровным прямоугольником до самой земли и на этом месте складывается большая временная изба. Бревна кладутся прямо на землю без фундамента или свай. Это все потом, по весне, когда грунт оттает, а сейчас мне нужно до темноты укрыть где-то триста душ от холода и страха. От первого мы строим большой сарай, один на всех, а от второго нас связывает единое дело и единая цель. Пока просто выживание!
Люди работают яростно, с каким-то даже остервенением. Впервые с того дня, как были сожжены их дома, убиты мужья, братья, жены или дети, впервые они почувствовали, что жизнь еще можно спасти, еще можно что-то исправить. Это видно, с какой безжалостностью к себе они работают. В лохмотьях на морозе они рубят, тащат и строят так, будто складывают из этих бревен не убогое временное убежище, а свою самую сокровенную мечту.
Рядом с нашим строящимся домом горят несколько костров для обогрева и один для приготовления пищи. Даже при минимальной разовой засыпке в котел, мне с одного взгляда стало ясно, что десять мешков зерна это пшик. Не протянем и месяца, а ведь нужно еще зерно для посева. Я запросил у Турслана так мало, потому что знал — больше он не даст. Даже то, что согласился на все десять мешков, и то для меня стало приятным сюрпризом. В тайне, я бы обрадовался и пяти.
Сейчас, сидя на пне, я обдумываю что делать дальше. Одно дело решиться и рубануть с плеча, а другое, конкретные дела. На первом этапе вроде бы все получилось. У меня есть власть, люди и время. Теперь это надо преобразовать в авторитет и силу. Сила любого государства, как в это время, так и в любое другое, держится на армии и деньгах.
«Армия тоже по большей части стоит на тех же деньгах! — Тут же поправляю себя и иронично усмехаюсь. — Значит, нужно срочно разбогатеть! Проще простого!»