Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2
Шрифт:
Ронни принялась мотать головой из стороны в сторону. И вдруг ее еле слышный шепот стал громче. — Лора, Лора, — явственно проговорила Ронни. — Что? Что ты сказала? — переспросила сиделка, надеясь, что она пришла в сознание.
Она вспомнила, что доктор Хайвер и шериф Трумен просили ее запоминать все, что скажет в бреду Ронни. — Что? Что ты сказала? — Лора, — прошептала Ронни.
Ее глаза, казалось, на мгновение открылись.
Женщина от ужаса прямо-таки отшатнулась. Столько боли и невыносимого страдания она увидела в этих глазах. — Лора, — еще раз прошептала Ронни.
Ее
Она еще раз провела рукой по волосам девушки и вытерла марлевой салфеткой пот с ее лица и слезы, которые катились из глаз.
А Ронни Пуласки вновь впала в беспамятство.
Она вновь бежала по ночному лесу, и острые сучья рвали на ней одежду. Она в кровь сбивала босые ноги, ветви хлестали по лицу. Она спотыкалась о корни деревьев, падала, царапала руки и колени. Но продолжала бежать, все время громко крича:— Лора, Лора! Надо спасаться!
Эхо вторило ее голосу.
Хоть Ронни и знала, что Лора была уже мертва, но она механически продолжала повторять ее имя и звать на помощь:— Лора, Лора! Бежим! Спасаемся!
Наконец, споткнувшись, Ронни упала в глубокую яму, наполовину заполненную ледяной водой. Она принялась выбираться из ямы, но ей не удалось. Пальцы рук разжались, и она вновь почти до шеи погрузилась в холодную воду, в которой плавала ржавая листва. Собрав все силы, девушка, скрипя зубами, выбралась из ямы, испуганно огляделась.
Над вершинами шумящих сосен плыл острый как кусок льда месяц. — Лора! Лора! — Ронни упала на колени и громко истошно завыла.
Холодный свет заливал поляну и одинокую полуобнаженную девушку в разорванной рубашке.
Слезы текли по лицу Ронни, она смотрела на бегущие облака и выла. Ей казалось, что она никогда не сможет выбраться из этого страшного леса, что она навсегда останется в нем, превратившись в дикое животное.
И тут, как за единственное спасение, Ронни схватилась за маленький крестик, который висел у нее на груди. Холодный металл обжигал ей пальцы. Крестик уже успел покрыться тонкой корочкой льда. Но Ронни растопила этот лед своими пальцами. Она поднесла крестик к губам, целовала, дышала на него, как будто согревая дыханием не безжизненный металл, а саму себя.
Ей внезапно стало спокойно. Она почувствовала, что хоть кто-то может ее защитить. Но это состояние было недолгим. Ронни вновь подняла свой взор к небу, туда, где среди раскачивающихся под ветром сосен и елей плыл холодный осколок луны.
Ронни сосредоточенно думала. Она хотела вспомнить слова молитвы и призвать на помощь бога. Но как ни напрягалась девушка, она не могла вспомнить ни единого слона, кроме:— Господи, спаси меня. Господи, помоги.
Она понимала, что нужно прочесть молитву. Но слова проносились в ее воспаленном мозгу, не складываясь в связный текст. — Наверное, я сошла с ума, наверное, я умираю. А может быть, я уже умерла, — шептала она, оглядываясь по сторонам.
С толстых стволов ели свешивались мохнатые пряди мха. Ноги холодила промерзлая земля. И девушке почудилось, что она уже находится на том свете, в аду, заблудившись в страшном
Гулкое эхо разнеслось по лесу. — Мама! Мама!
Девушка, услышав эхо, подумала, что ей кто-то ответил. Она поднялась на ноги и, пошатываясь, двинулась в ту сторону, откуда, как ей показалось, слышны голоса людей.
Она едва переставляла ноги, спотыкалась на каждом шагу, останавливалась, прижималась щекой к растрескавшейся коре деревьев, тяжело переводила дыхание. У нее уже не было слез, зубы от холода бешено стучали, руки и ноги дрожали. В груди, казалось, сердце так бешено бьется, что вот-вот вырвется. — Мамочка, мамочка, — шептала Ронни Пуласки, вспоминая свою набожную заботливую мать. — Мама, мама, — крикнула Ронни, — прости меня.
Но ее голос уже не отзывался эхом, он тонул в мягком мраке леса. Она напряженно вслушивалась в тишину.
И тут Ронни вновь впала в забытье.
Перед ней проносились огненные спирали, вспыхивали и гасли разноцветные точки. Ее губы только шептали:— Лора, Лора.
Сиделка, не зная, что ей делать, без устали гладила по голове:— Успокойся, успокойся. Ну что такое? — Лора, — шептала Ронни.
И вдруг ее сознание озарил яркий всплеск света, болезненный и резкий.
Ронни вздрогнула. Одна за другой следовали вспышки и высвечивали замершие в неподвижности фигуры, отбрасываемые резкие тени предметов.
Ронни видела прильнувшего к фотоаппарату мужчину. Она видела свое обнаженное тело, залитое пронзительным светом фотовспышки.
«Мир плоти», «Мир плоти» — проносилось у нее в голове.
Она никак не могла понять, откуда к ней пришло это слово. А. вспышки следовали одна за другой, ослепляя ее, не давая опомниться.
«Мир плоти». «Мир плоти».
Ронни видела свое обнаженное тело. И тут перед ее глазами стала глянцевая страница журнала, на которой была она, Ронни Пуласки. Ронни чуть прикрывала лицо рукой. «Мир плоти». Вспышки слепили девушку, казалось, обжигали ее незащищенное тело.
Вот уже который день дом Палмеров был погружен в тишину. Тут не слышно было ни громких разговоров, ни веселого смеха. Все разговаривали только шепотом.
В этот день Мэдлин проснулась первой. Ей и так не спалось всю ночь, лишь на короткое время девушке удавалось забыться сном, но тогда ее навещали страшные кошмары.
Мэдлин быстро подбежала к окну и раздвинула шторы. Ей казалось, что дневной свет вместе с темнотой вытеснит из комнаты все то тягостное и ужасное, что привиделось ей ночью. И действительно, когда Мэдлин взглянула на освещенные тусклым, еле пробивающимся сквозь пелену облаков, светом голые ветви деревьев, ей стало немного лучше. Девушка потянулась, набросила халатик и отправилась в душ. Вместе с сонливостью под горячими струями воды из нее уходил и ночной испуг. Покончив с утренним туалетом, Мэдлин спустилась вниз.