Твоими глазами

Руссет Анастасия

Ллариг пела вдохновенно. Ее песни о любви способны были вызвать слезы на глазах слушателя. А вот играть на каких-либо инструментах Шапка не любила, хотя прекрасно владела скрипкой. Но сегодня отнюдь не пение занимало мысли Ллариг.

Фир всегда хотела родить Эккарту ребенка. Конечно, у него уже были дети. Очаровательные мальчики-близняшки, которых боготворили не только отец и приемная мать, но и все обитатели дома. Вот только Маккон и Конхенн давно выросли, выбрав свою дорогу в жизни и, насколько сильно не любила бы их Фир, они не были ее родными детьми. Несмотря на прошедшие годы, Шапка отчетливо помнила сделанное Жрицей предсказание.

Той зимой было необычайно тепло, а Эккарт, только появившийся в ее жизни

уже начал занимать в ней одно из центральных положений. Будучи по рождению человеком, ее любимый должен был прожить тот срок, который с рождения отпущен любому смертному и редко превышал сто лет. Если бы он сразу был рожден наполовину оборотнем, то получил бы еще примерно сто лет жизни в запасе, но что такое эти сто лет для практически бессмертной сидхе? Естественно, Фир Ллариг начала искать выход из этого положения, надеясь выторговать для любимого еще несколько сотен лет жизни или, хотя бы, право для себя умереть вместе с ним. А кто мог ответить на такой вопрос лучше, чем сама Великая Даннан?

В то время Богиняговорила через Жрицу, позволяя просить и задавать вопросы. И Фир решилась – спросила все, о чем хотела знать, получив четкий ответ: « Левая Рука Богини не существует без Правой, мое милое дитя. Для тех, кто предназначен быть вместе, – иной исход как маленькая смерть. Я не обреку на страдание тебя или его за ту любовь, которую вы дарите миру и друг другу. Но все нуждается в балансе. Поэтому вы будете любить, но не принадлежать. Только получив продолжение в детях, пара ваша станет полной. И это обязательно будет, но придется потерпеть и сделать выбор, чтобы получить желаемое. Помни, любовь – ключ ко всему. А пока… будь его глазами».

Было еще кое-что, напрямую связанное с появлением ребенка от любимого. Легенда, старая настолько, что вспомнить ее смог только Беленус. Когда у фейри, которые предназначены друг другу, появляется общий ребенок, над сердцем у каждого из пары появляется имя любимого. Будто благословение, которое всегда с тобой. Возможно, Фир не поверила бы этой старой сказке, если бы не отчетливые руны цвета запекшейся крови «Сладость», мельком увиденные на груди самого Беленуса. Именно это значило имя Аили. Конечно, Ллариг отдавала себе отчет в том, что это желание глупое, но ничего не могла с собой поделать.

Волновало то, какой она будет матерью для своего ребенка. Фир воспитывала близнецов вместе с Эккартом, но была им скорее другом, чем матерью. С ними не было пеленок, хныканий по ночам и прочих вещей, от которых так устают молодые матери и отцы, потому что детям было примерно пять лет, когда они только встретились. Да и болели близняшки не часто. Переняв волчьи гены отца, мальчики были рождены верами, поэтому легко переносили повышенные и пониженные температуры, быстро бегали и хорошо кушали все, что могли найти… с чем было связано немало смешных воспоминаний. Этих детей Фир любила очень сильно и сделала бы для них все, что могла. Но… собственный ребенок?

Эти мысли плясали в голове Шапки, приправленные воспоминаниями. Изредка девушка тихо вздыхала, прижимаясь к оборотню, сидящему рядом и задумчиво перебирающему струны гитары. В ответ он целовал Фир в висок или в губы, а иногда и вовсе откладывал инструмент, обнимая Ллариг, зарываясь лицом в рыжие кудряшки ее волос.

У Эккарта были свои причины для беспокойства – его первая жена умерла при родах, оставив мужчину вдовцом, а маленьких близняшек – сиротками. Нет, он не был безумно влюблен в девочку, навязанную в жены родственниками, но она была достаточно доброй и терпеливой, чтобы снискать его хорошее отношение. А теперь больше всего вервольф боялся что Фир – его любимая, сильная, нежная и такая прекрасная – не сможет выносить ребенка или умрет при родах. В глубине души его пугала

неизвестность, эти странные расплывчатые предсказания верховной Богини сидхе, с которой он когда-то торговался, чтобы получить бессмертие для себя и своих сыновей. Но в одном вервольф был уверен твердо – ни единой секунды с Фир он не променял бы ни на что.

Сама медицина, далеко ушедшая вперед с того времени, когда родились его сыновья, не внушала Эккарту особого доверия. Или слова Богини, которые говорили только о том, что ребенок все-таки родится. Ведь Онаже не сказала твердо, что его Geliebte или сам малыш будет в порядке… поэтому, оборотень совсем не был уверен, что хочет иметь ребенка. Но предсказания подчас хуже смертного приговора, который нельзя отсрочить. Насколько стало бы проще, появись возможность решить все своими силами. Забрать все горести и беды у любимого человека, принять на себя вместо нее всю боль и слышать только чудесный смех…

– Спой мне, – попросил оборотень, вновь перебирая струны.

– Дуэт, – покачала головой Шапка.

Мужчина кивнул и начал наигрывать знакомую им обоим мелодию. «Una nothe mas». По дому разнеслись звуки гитары и двух удивительных голосов, рассказывающих об одной единственной ночи любви. Никто не заметил застывшую на лестнице между первым и вторым этажами Жрицу, по щекам которой бежали слезы…

***

Стук в дверь был таким слабым, что если бы не звериный слух оборотня, его бы и не заметили вовсе, обрекая гостя на медленное замерзание в сумерках. Пришедший был слаб, измучен и скудно одет в грязное, длинное и, как показалось Фир, женское пальто, похожее по фасону на то, которое носила Оля. Впустив гостя, Шапка отступила вглубь дома, с удивлением отметив, что парень босой, а на его лице будто танцевали джигу все соседские кошки с выпущенными когтями. Глядя на несмело вошедшего паренька, Ллариг вопросительно изогнула бровь. Подросток, едва доходивший ей до плеча, мрачно-молчаливо оглядывал прихожую. Его спутанные грязные вихры неопределенного цвета торчали в разные стороны, придавая парню вид птенца, выпавшего из гнезда и сразу же попавшего в лапы к кошке, а затем чудом спасшегося по прихоти странной судьбы. Карие глаза с золотистым отливом радужки закончили свое путешествие по помещению и остановились над плечом Ллариг.

– Рысь, – констатировал мужской голос над плечом Шапки.

Левая рука Эккарта обвила талию Фир. В присутствии других веров мужчина часто неосознанно подчеркивал собственническое отношение к женщине, что безумно нравилось самой Ллариг. В ответ подросток по-кошачьи зашипел и попятился назад к входной двери. Ноздри на худом изможденном лице расширялись, поглощая окружавшие парня запахи, а зрачки стали удлиняться, принимая вертикальное положение.

– Тише, Рысенок, – успокаивающе проговорил Эккарт, – тут тебя никто умышленно не обидит.

– Откуда вы знаете, что я … такой?! – Будто через силу проговорил парень.

– Потому что я тоже такой, – серьезно ответил вервольф.

– Докажите! – Потребовал подросток, жадно следя глазами за парочкой, стоящей прямо перед ним.

Тело паренька было напряжено, как сжатая пружина, будто он был готов в любой момент сорваться с места и отпрыгнуть к входной двери, чтобы сбежать. Эккарт вытянул вперед правую руку и сосредоточился. Шапку обдало жаром от большого мужского тела, на которое женщина опиралась спиной, но на изменения оборотня она не обратила никакого внимания. Ллариг глядела на паренька, стоящего напротив, а тот уставился на них, широко открыв глаза. Мышцы на руке вервольфа стали истончаться. Суставы с влажными хлюпающими звуками сокращались и передвигались, занимая новое положение. Когти отвердели и вылезли из-под кожи укоротившихся на глазах пальцев.