Творцы и памятники
Шрифт:
— Я стараюсь… — жалобно оправдывался Володя
— Что ж стараться, коли не дано…
— Сами бы попробовали, — пробурчал неудавшийся летчик.
Гаккель уже уходил; пущенная вдогонку фраза не только не обидела, наоборот, заключенный в ней смысл дошел до него мгновенно. Он даже остановился от неожиданности. В самом деле, почему не попробовать? Машины строить очень интересно, но если ты еще можешь их и испытывать, то это уж совсем прекрасно. Немедленно к инструктору!
— У нас очень мало машин, — сказал инструктор, штабс-капитан Руднев, — не хватает даже для обучения военных летчиков.
— Так
— Тогда другое дело. Начнем с пробежек. Гаккель и Руднев сели в самолет — он был двухместным. — и машина побежала по полю.
Две недели Гаккель управлял машиной только на земле. Семья его жила на даче, неподалеку от Гатчинского аэродрома. Ольга Глебовна часто приходила посмотреть, как готовится к полетам ее муж, и очень волновалась.
— Тратить деньги на строительство самолетов — это еще можно понять, — говорила она. — Благородная цель, возвышенные мотивы. К тому же это и твое прямое дело — ведь ты инженер. Но летать, не будучи пилотом, — безумие. Ведь у тебя же дочери маленькие.
— Ничего, ничего, я буду осторожен, — отвечал Яков Модестович. — Но ты вообрази, как это великолепно — самому и строить и летать!
Жена тяжело вздыхала, а Яков Модестович каждый день с утра отправлялся на аэродром. Стояло лето, занятий в институте не было, И вот однажды Яков Модестович, придя вечером домой, выпалил:
— Кончились мои пробежки по земле. Завтра поднимаюсь в воздух.
И, уловив испуганный взгляд жены, добавил:
— Ничего страшного. Завтра приходи с девочками смотреть.
На следующий день Ольга Глебовна с дочерьми Маней и Катей отправилась на поле. Яков Модестович, увидев своих, кивнул им головой и полез в машину. Он был спокоен и сосредоточен. Вот завертелся винт, самолет помчался по земле, быстрей, быстрей… Он уже в воздухе, делает круги над аэродромом.
— Папа летит! — кричали девочки.
А Яков Модестович видел сверху Гатчинский дворец — игрушечный домик на зеленом бархате, — поезд Балтийской железной дороги. Какой маленький паровоз, как он смешно пыхтит — пых, пых, пых! Волны теплого воздуха обдували лицо Гаккеля, и он думал, что не было в его жизни мгновений лучших, чем эти.
Содружество
— Вы полетели в первый раз, — сказал Гаккелю инструктор Руднев. — Помните, это не самый опасный ваш полет. И если вы совершите много полетов, они тоже станут для вас сравнительно безопасными. Опасность подстерегает того, кому по неопытности кажется, что, поднявшись десяток раз без инструктора в воздух, он уже овладел мастерством. В критической ситуации такие люди чаще всего теряются и гибнут.
Гаккель вспомнил об этих словах очень скоро, 12 июля 1911 года он поднялся в воздух над Гатчинским аэродромом и вдруг почувствовал, что машина ему не подчиняется. Как будто бы совершенно незнакомый аппарат, хотя каждый болт, каждая гайка были им рассчитаны, Самолет совершал резкие, порывистые движения, то приближаясь к земле, то удаляясь от нее, и Гаккель никак не мог его выровнять. Он видел сверху, как летчики поднимают головы, замирая на месте. Наконец ему удалось сесть. Офицеры окружили машину.
— Вам потеха, а разбились бы — нам отвечать.
— Хотите аэропланы строить — стройте, но зачем же летать,
— А если уж очень летать хочется, купите себе «фарман», «вуазен», «ньюпор» или еще какой-нибудь проверенный аэроплан. А то на собственной самоделке решили удивить всех.
Гаккель, не обращая внимания на обидные реплики, внимательно осматривал самолет. Он понимал волнение летчиков. Другое интересовало его: почему же машина так плохо вела себя? И вдруг увидел: крылья перекошены из-за неверной регулировки. Он сразу достал инструмент. Несколько быстрых движений — все стало на место.
— Я, может быть, и не очень хороший пилот, — сказал Яков Модестович офицерам, — но доказать, что стоит моя самоделка, могу. Во всяком случае, она не хуже тех, что вы здесь перечислили.
Он спокойно поднялся в воздух, сделал несколько кругов над аэродромом и уверенно сел.
— Да, аппарат… неплохой. Позвольте-ка я на нем круг сделаю.
— И я, и я…
Летчики стали по очереди подниматься в воздух. Машина в опытных руках вела себя превосходно, Гаккель с восторгом наблюдал за полетами. Внезапно он услышал робкий голос.
— Позвольте и мне.
Яков Модестович обернулся. Возле него стоял коренастый человек в форме поручика. Что было совершенно удивительно — это пенсне на его носу.
— Пожалуйста, — машинально ответил Гаккель и, отойдя в сторону, шепотом спросил: — Кто это?
— Поручик Глеб Васильевич Алехнович, — был ответ. — Мы его Глебушкой зовем. Небо любит до безумия. Но, увы, несчастье — близорукость. А ведь хорошее зрение для пилота — первое дело. Из-за этого его и в Севастопольскую авиационную школу не приняли, и в нашей Гатчинской офицерской воздухоплавательной тоже отказ последовал. Еле-еле упросил, чтоб разрешили брать его с собой как пассажира наблюдателем для разведки с воздуха. Но это бывает редко, а в остальное время он на аэродроме. Рвется в небо, а небо для него закрыто.
— Но машину-то он, надеюсь, не поломает?
— Как знать… — Собеседник пожал плечами. — К ручке управления Алехновичу строго-настрого запрещено прикасаться. Может быть, пригляделся кое к чему.
С тревожным чувством наблюдал Яков Модестович за тем, как разбегается, поднимается в небо пилотируемый Алехновичем самолет — результат многих месяцев упорного и тяжелого труда. Машина тем временем начала выписывать восьмерки.
— Одна, другая, третья, — услышал Яков Модестович. — Смотрите, пять восьмерок описал! На пятьдесят метров поднялся и выше идет. Еще бы приземлиться ему на площадке размером не более пятидесяти квадратных метров — и всю программу экзамена на звание летчика выполнит. Когда же он это так научиться успел?
Самолет опустился, пробежав по земле совсем немного. Гаккель подошел к вылезшему из кабины летчику.
— Да вы же прирожденный воздухоплаватель! Мне очень понравился ваш полет.
— А мне — ваша машина.
— Хотите быть ее постоянным пилотом? Я нуждаюсь в таком человеке.
— Хочу, — не смея верить своему счастью, прошептал Алехнович.
«Констатирован исторический факт…»
…Снова подъем, восьмерки, плавная посадка… Не только Гаккель восхитился полетом Алехновича. Опытные пилоты качали головами и говорили: «Нельзя, чтоб такой талант пропадал».