Творцы миров
Шрифт:
Я иду, лечу, ползу к заветной цели. Уже немного до вершины, под ногами бездна, впереди – колокол, который не может говорить, ведь он так и появился на свет без языка, но в моих руках он начинает петь и странный чарующий звук пронизывает сказочный лес.
Еще несколько ветвей…
Круглые часы с нарисованными стрелками, показывающими вечно без пяти двенадцать. Я завожу их, и они
послушно начинают тикать. Запах хвои все сильнее, и снег начинает падать ниоткуда.
Фиолетовый Шар. Я всматриваюсь в его поверхность. Но отражение в нем – и я, и не я. Я – только много, много моложе. Там, в искрящейся поверхности, мое детство.
Откуда-то издалека несутся чужие звуки. Звуки реального мира. Их волна видна, она подступает со всех сторон и смыкается вокруг Фиолетового Шара. И он разлетается на миллион осколков-снежинок.
— С новым годом!
Звон бокалов. Смех.
Наваждение исчезло. Прошлое неумолимо откатывалось назад. Чужая елка сияет чужими огнями. Всеми цветами радуги переливается экран телевизора. Чудесная сказка, подаренная на прощанье старым Домом, кончилась.
Первое утро нового года было солнечно и беспечно. Но оно не радовало. Невыспавшиеся и измученные долгим весельем мы уезжали. Кончилась сказка, кончился праздник… Больше здесь делать нечего. Увидев нас, Дом ожил, лишь на одну ночь. Ту самую, когда и положено происходить чудесам. Улыбнулся. И умер, умер теперь уже навсегда.
Началась новая жизнь, новое тысячелетие.
Уже в поезде из моего кармана выпал неизвестно как туда попавший золотой орех – последняя шутка Дома. Последняя искра прошлого…
Дети Творца
I.
1. … нестерпимо яркий свет и внимательный взгляд огромных глаз…
2. А до того – до ослепительного сияния и черной бездны зрачков – чреда неисчислимых мучительных действий, терзавших мое тело, кошмар полубредового сна. Вместе со зрением появилось и четкое осознание того, что я существую. Миг рожденья запечатлелся в памяти на всю жизнь. И вновь опустилась тьма.
3. Я очнулась под сумрачными сводами просторного зала. Стрельчатые арки, устремленные к темной бездне потолка, утратили незыблемую тяжесть камня, растворившись в мерцающем свете сотен зажженных свечей. Посреди зала, под пурпурно-золотым балдахином величаво высилось великолепное ложе, необъятно широкое, покрытое застывшей пеной кружев и батиста. Моя рука – я не сразу поняла, что это моя рука бессильно лежала на голубом атласе одеяла. Тонкие
белые пальцы украшали массивные, вызывающе роскошные капли драгоценных камней. Я чуть приподняла эту изящную ручку, и тотчас налился кровью огромный рубин, пронзенный сияньем свечей.
4. Пурпурный бархат занавесей лишь отчасти скрывал от моего взора убожество ободранных стен, кое-где начисто лишенных штукатурки. Непристойную наготу древней кладки маскировал огромный гобелен, но гибкие смуглые тела, переплетенные в диковинном танце, застывшие на полотнище, являли резкий контраст с остальной плоскостью стены и только подчеркивали ее неприглядную старость.
5. Приподнявшись, я увидела пол – обрывки бумаги, гвозди, мотки проволоки, доски… В углах же притаились полуженщины-полупантеры с прекрасными, но грозными лицами – громадные статуи из черной бронзы, несущие на плечах сияющие каскады свечей. Я могла бы написать, что никогда прежде не видела столь нелепого сочетания роскоши и нищеты, но… Но до этой минуты я вообще не видела ничего, только те глаза…
6. Раздумья о дисгармоничности и абсурдности открывшегося мне интерьера длилось недолго. Их прервали легкие шаги и перезвон хрусталя. Вошла женщина. Вероятно, от Творца… (Терпенье, терпенье тому, кто Когда-либо прочитает эти листки! Скоро я расскажу о Творце. Последовательное изложение события – удел
беспристрастного рассказчика, что до меня… В голове рой, нескончаемый хоровод мыслей, они рвутся наружу, ложатся замысловатыми закорючками на бумагу, собираются в слова… Трудно совладать с их натиском). Итак, вероятно от Творца, я, как, впрочем, и все, живущие здесь, обрела способность замечать прежде прочего, внешнюю форму увиденного и руководствоваться поверхностными визуальными впечатлениями, оценивая происходящее. Поэтому, позволю себе набросать портрет вошедшей дамы. Манера двигаться, посадка головы, холодно-величавый взгляд – земное воплощение богини – такой она предстала моему взору. Пожалуй, ей была присуща излишняя худоба. Некоторая изломанность линий придавала легкий гротеск силуэту. Золотые кудри почти до земли, белизна кожи, нежные, тонкие черты лица. Глаза… Прозрачные, светло-голубые – сколько раз впоследствии заставляли они меня цепенеть от страха. Глаза – ледяное, кристально-чистое озеро, на дне которого скрывались злобные чудовища.
7. Перечитала предыдущую страницу. Огорчилась. Вот оно – банальное описание роковой женщины, демона в ангельском обличии. Да, так я думаю о ней сейчас. Но тогда… Нужен особый дар, чтобы отрешившись от пережитого, вернуться назад и воскресить первое впечатление. Увидев ее впервые, озаренную светом свечей, божественно, недосягаемо красивую, я не испытала и тени страха – лишь восторг перед совершенством.
8. Женщина опустилась на край ложа, расправила складки струящегося голубовато-серого одеяния, расшитого серебряными орхидеями, и улыбнулась. Улыбнулась так нежно и ласково, так приветливо… Заговорила.
9. Так в первый же день своей жизни я узнала все. Все, что дано было знать нам – несчастным обитателям Дома.
10. ………………………………………………………………………………….
11. Дом – наш мир, наша вселенная. Крошечный мирок, оазис в непроницаемом мраке непостижимой тайны. Мне предстояло жить в нем. Обитать в королевстве мертвой красоты и неживых людей. (Недавнее суждение. В первый день я еще не различала за любезными улыбками холод небытия).
12. Творец не позаботился дать мне при рождении имя. В памяти, как со дна черного пруда, выползает презрительная кличка – Рыжая… Сколько пренебрежения вложено в грубое прозвище, какую оно причиняло боль! За что? Когда в одной из комнат дома появилось гигантское, во всю стену зеркало, я долго стояла перед ним, созерцая отражение. Вновь обращаюсь к излюбленной теме – описанию внешности человека (человека ли?). Итак, она (я) была весьма привлекательной особой. Отлично сложенное тело, быть может, чуть полноватое, но гибкое и на редкость пропорциональное, нежная кожа того оттенка, что обычно присущ рыжим женщинам, классические черты лица, миндалевидные изумрудные глаза под густыми ресницами… Добавлю – в тот день она (я) была одета в темно-
зеленое облегающее платье, отделанное черной шелковой сеткой с вплетенными в нее изумрудами. Я гордилась своим обликом. Красота была в доме мерой всего и вся. Уроды у нас не появлялись, за исключением Дурнушки, но о ней позже… Презрев совершенство созданных им людей, Творец с редкостным постоянством именовал женщин той мерзкой кличкой, что я не желаю упоминать вновь, а мужчин наградил прозвищем – «этот тип». Этот Длинный тип, этот Голубоглазый… Удивительный диссонанс.
13.. Мы придумали себе имена достойные и благозвучные. Но Творец никогда не узнает их, мы пытаемся достичь свободы хотя бы в малом. Пусть эта крошечная тайна останется для него недоступной.
14. Почти на каждой странице я пишу о Творце. Кто он? Хозяйка, она же – Тощая, поведала нам многое. Но, увы, Творец недоступен и ее пониманию. Мы знаем – воля его безгранична. Он может все, никогда не останавливается на достигнутом… и всегда остается неудовлетворенным. Рушит созданное, создает вновь, рушит и так до бесконечности.
Это его глаза я видела в первый день своей жизни.
15. О Творце сложено много легенд. Мы стремимся постичь его, пытаясь человеческими мерками измерить его деяния — тщетно. Почему он жесток? Он создает красоту, и душа его должна быть прекрасна, но, сколько зла он принес, сколько боли!