Творцы Священной Римской империи
Шрифт:
Христианство и Рим первоначально противостояли друг другу, но с конца II века империя перестала быть для христиан объектом враждебности. За нее стали молиться как за элемент Божественного Промысла. Она рассматривалась как четвертая и последняя из монархий пророка Даниила, коему привиделся во сне «зверь четвертый, страшный и ужасный и весьма сильный; у него большие железные зубы; он пожирает и сокрушает, остатки же попирает ногами» (Дан. 7, 7). Свое сновидение Даниил истолковал следующим образом: «Зверь четвертый — четвертое царство будет на земле, отличное от всех царств, которое будет пожирать всю землю, попирать и сокрушать ее» (Дан. 7, 23). Четвертое царство пророка Даниила в раннехристианской традиции и стало отождествляться с Римской империей. Вскоре это представление широко распространилось благодаря комментарию св. Иеронима: «Четвертое царство, кое ныне владеет миром, есть
Со времен императора Константина Великого и официального признания христианства государственной религией понятия «христианский мир» и «римский мир» стали тождественны. Инструментом утверждения и пропаганды идеи римского и христианского универсализма стала литургия. Наиболее древние из дошедших до нас требников, относящихся к IV веку, сохранили молитвы за империю и императора. В частности, к их числу относится читавшаяся в Страстную пятницу молитва за императора о том, чтобы Господь покорил его власти все варварские народы ради вечного мира, чтобы он явил свою милость к Римской империи, обуздав дикость варваров. Здесь нераздельно смешаны понятия римские и христианские: Бог — защитник империи, через которую он гарантирует мир и безопасность верующим в него.
История взаимоотношений между империей и церковью — история двух учреждений, изначально независимых друг от друга, но позднее пронизавших друг друга. Если империя возникла раньше церкви, зародившейся в ее недрах и многое перенявшей от нее для собственной организации, то церковь, начиная с IV века, пропитывает империю своим духом и упрочивает собственную независимость. Обеспечение гармонии между ними требовало взаимного признания прерогатив каждой из них: империи — в мирских делах, церкви — в духовной сфере.
Поскольку на практике это абсолютное разделение не соблюдалось, пытались регулировать взаимоотношения империи и церкви с помощью учения о двух властях, восходящего к папе Геласию I (492–496). Согласно этому учению, миром правят две главные власти: священный авторитет пап и королевская (императорская) власть. Это было учение о двух мечах, духовном и светском, о соотношении папства и империи как солнца и луны, души и тела. Спустя век, когда Западная империя при Юстиниане I опять из идеи воплотилась в реальность, папа Григорий I (590–604) уточнил характер этих двух властей: Римская империя остается политическим выражением христианского универсализма; империя — «христианская империя», «священное государство», и ее существование продлится до светопреставления. Говорит он и о божественном происхождении империи, вменяя ей в обязанность заботу о христианстве, обеспечение мира в церкви и распространение христианской веры среди язычников. У церкви более обширное поле деятельности, включающее в себя и народы, не входящие в состав империи; эта чисто духовная сфера должна управляться папой — преемником Доброго Пастыря. Папа и император — дополняющие друг друга органы одного тела. Конечную цель империи Григорий I усматривал в том, чтобы «земное царство служило Царству Небесному».
Духовный глава христианского мира не мог обойтись без светского главы. Без Римской империи не могло быть римской католической церкви. Невозможно было разделить то, что было нерасторжимо в идее: христианство, казалось, будет существовать, пока существует великое христианское государство. После падения в 476 году Западной Римской империи произошло как бы воссоединение половин некогда единой державы: предводитель германцев Одоакр, свергший Ромула Августула, последнего императора Запада, отправил императорские инсигнии (знаки власти) византийскому василевсу Зенону, получив от него титул патриция и поручение управлять западными провинциями. И западное духовенство во главе с папой римским признало над собой власть правителя Византии, который официально считался римским императором. Таким образом, и в условиях, когда происходило раздробление реальной светской власти, западное духовенство сохранило приверженность идее всемирной империи. Однако византийский император, поглощенный собственными проблемами и все больше отчуждавшийся от Запада, не мог быть для него подлинным главой и покровителем. Хотя его более высокий ранг принципиально признавался правителями варварских королевств, однако императорское верховенство становилось все более эфемерным.
В литургии VI–VII веков, когда от Римской империи мало что осталось, продолжало сохраняться идеальное представление о ней: к Богу, покровительствующему всем государствам, а особенно Римской империи, обращаются с молитвой, чтобы власть ее правителей признавалась повсюду. В рамках римской имперской идеи остается и написанный в ту пору трактат, в котором дается определение императора: «Императором является обладающий наивысшей во всем мире властью, в подчинении которого находятся правители прочих государств, называемые не императорами, но королями».
Всё сказанное могло относиться только к римскому императору, однако, поскольку определение не содержит прямого указания на это, императорское достоинство, в принципе, уже не связывалось с Римом, а служило лишь выражением верховенства. В таком случае и правитель, не связанный с Римом, мог получить императорский титул, свидетельствовавший о его всемирном верховенстве. Особенно важным было такое понимание для франков, занявших доминирующее положение в Европе, особенно при Карле Великом.
Поскольку франки непосредственно включали завоеванные территории в состав своего государства, их король являлся не верховным сюзереном подвластных ему королей, а повелителем многих народов, занимая, таким образом, положение, подобное императорскому. Тем не менее, их великое государство называлось Франкским королевством, а не империей. Понятие «империя» у франков внедрялось с трудом. Усвоению ими римской идеи способствовало их сближение с папством. Первый важный шаг на этом пути сделал в 751 году Пипин Короткий. Желая узаконить совершенный им государственный переворот, отстранение от власти последнего представителя Меровингской династии, он направил в Рим к папе Захарии запрос о том, кому должна принадлежать королевская корона: тому, у кого титул, или тому, кто обладает реальной властью. Как и надеялся Пипин, папа, рассчитывавший найти защитника в лице сильного франкского правителя, ответил, что ради поддержания порядка будет лучше, чтобы королем назывался тот, кто имеет власть. Спустя некоторое время сложился союз папства с новым королем франков, взявшим на себя функции защитника западной христианской церкви.
При сыне Пипина, Карле Великом, эта функция защитника церкви постепенно перерастет в гегемонию франков в Западной Европе. Вместе с тем она стала пониматься как светское и одновременно духовное господство над «христианской империей». Так слово «империя» стало усваиваться в окружении Карла Великого еще до его императорской коронации в 800 году. Понятие «христианская империя» постепенно утратило связь с Римской империей, все более приобретая духовное, идеальное значение. Ассоциируясь с Царством Божиим, оно не имело политического смысла до тех пор, пока попечительство над «христианской империей» не было поручено Карлу Великому, то есть пока на Западе не была учреждена империя, воспринимавшаяся как продолжение Древней Римской империи.
«Христианская империя» должна была включать в себя весь христианский мир, в том числе и Византию, поскольку там в 797 году произошел государственный переворот: император Константин VI был свергнут своей матерью Ириной, объявившей себя правительницей империи. Однако на Западе женщина в таком качестве не могла быть признана, а посему византийский престол рассматривался как вакантный. Таким образом, Карла Великого прочили на место правителя всей Римской империи, которая, как полагали, возродилась бы в своем некогда существовавшем единстве и величии.
Однако сам Карл с трудом воспринимал идею Римской империи, а поначалу и прямо отвергал ее. Она казалась ему слишком безбожной, языческой. Карл находился в саксонском городе Падерборне, когда летом 799 года к нему прибыл бежавший от врагов папа Лев III. О переговорах папы с королем и о принятых ими решениях красочно и подробно рассказывается в так называемом «Падерборнском эпосе» — стихотворном панегирическом сочинении «Карл Великий и папа Лев». Это произведение возникло в окружении Карла и сообщает ценные сведения об идеях, обсуждавшихся тогда при его дворе. Король франков и папа римский предстают как два верховных главы, причем если верховенство в мире папы принимается как нечто само собой разумеющееся, то восхвалению Карла посвящено всё начало поэмы. «Падерборнский эпос» ставит на место Византии с ее Новым Римом — Константинополем — Ахен, возводившийся в те годы Карлом Великим в качестве своей резиденции, которая должна была стать столицей его будущей империи. Здесь речь идет об идее империи, получившей название «ахенской имперской идеи», предполагавшей возрождение на Западе Европы империи, не связанной с Римом. Однако и эта «неримская» Ахенская империя Карла Великого наполовину оставалась римской, возникнув в качестве ответвления от идеи Римской империи, не будучи чисто германской по своему происхождению.