Творец Вселенной
Шрифт:
Он повернулся к человеку, нападавшему на Энн, который поднялся с пола и стоял прислонившись к стене:
– Вы хорошо сработали. Теперь пошли.
– похвалил он.
Когда они скрылись из виду, Каргилл подошел к Энн и сказал:
– С их стороны это было не очень красиво. Вам бы лучше сейчас присесть. Они, наверное, не понимают, что такое потрясение может иметь самые негативные последствия.
Про себя он отметил: "Опять Граннис!
– Что же, в конце концов, он замышляет?"
Энн позволила ему довести её до кресла и усадить. Она подняла глаза и посмотрела на него. Лицо её было мертвенно-бледным.
– Спасибо вам, что вы спасли мне жизнь, - произнесла она тихо.
– Ну, это преувеличение. Опасность ведь была только воображаемой.
– Но вы же об этом не подозревали, когда бросились на того человека. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас за это.
– Забудьте об этом. Я думал, что спасаю и свою жизнь тоже.
Она, казалось, не слушала его.
– Они испытывали меня, - произнесла она, как будто не могла поверить своим собственным словам.
– Меня!
– Голос её прервался.
Каргилл хотел что-то сказать, но остановился. Только сейчас он понял, как глубоко было потрясение, испытанное Энн. Он внимательно посмотрел на нее, потом взял за руку.
– Я думаю, вам надо сейчас пойти к себе и лечь, - сказал он.
Энн позволила ему проводить её до дверей спальни. Там она остановилась. Щеки её порозовели. Не глядя на него, она сказала:
– Капитан, сегодня я поняла, что вы имели в виду, когда говорили, что война совсем не похожа на мои представления о ней. И я сожалею, что частично я была тому виной, что вы оказались в такой опасной ситуации. Вы сможете когда-нибудь простить меня?
Каргилл подумал о неизбежном восстании и холодно ответил:
– Я в этом сам участвую. Я согласился с этой идеей. Я буду сражаться из последних сил, чтобы выжить.
– Потом добавил уже другим, будничным тоном: - Вам лучше лечь.
Он открыл ей дверь. Она перешагнула через порог, быстро взглянула на него, покраснев ещё больше, и сказала: - Вы как-то говорили о награде воину... Сегодня, когда вы дотронетесь до ручки этой двери, вы обнаружите её незапертой.
Она осторожно закрыла за собой дверь. Каргилл медленно пошел к себе. Он почувствовал, что взволнован больше, чем ожидал. Но когда через час он подошел к двери Энн, она оказалась закрытой.
Он стоял, держась за ручку двери, обескураженный, слегка раздраженный, но не готовый сдаться. Большинство женщин, чьего расположения он стремился добиться, ему приходилось завоевывать. Нужно было возбудить их интерес к себе, установить эмоциональный и психологический контакт, и в случае с Энн то, что он её спас от смерти, видимо, оказалось недостаточным. Он все ещё стоял в нерешительности, когда услышал изнутри какой-то звук. В следующее мгновение дверь приоткрылась, и Каргилл увидел странно бледное лицо девушки. На ней был надет голубой пеньюар.
Она прошептала:
– Я просто не могу сделать то, что обещала. Простите меня.
Каргилл вздохнул, как обычно вздыхают мужчины в подобных ситуациях. Но теперь, когда начался разговор, он не собирался его прекращать:
– Можно мне войти и поговорить с вами? Вы не должны меня бояться.
Она колебалась, и он воспользовался её минутным замешательством для того, чтобы тихонько толкнуть дверь. Энн не сопротивлялась и, вернувшись в спальню, включила лампу на тумбочке у кровати и легла в постель. Как бы защищаясь, она натянула до подбородка мягкое розовое одеяло. Каргилл взял одну из подушек, прислонил её к спинке кровати и сел, откинувшись на нее.
– Сколько вам лет, Энн?
– спросил он мягко.
– Двадцать четыре.
– Она вопросительно взглянула на него.
– Если бы вы сегодня не взяли обратно свое обещание, - спросил он, - я был бы вашим первым мужчиной?
Она помедлила, пожала плечами и невесело усмехнулась:
– Нет, я один раз пробовала, когда мне было семнадцать. Наверное, что-то было не так, потому что единственное, что я помню, это боль. Меня это испугало, честно говоря.
– Она снова усмехнулась.
– С тех пор я не раз слышала, что другие от этого, кажется, получают удовольствие.
– У нас, - сказал Каргилл, - семьдесят процентов женщин фригидны потому, что их мужья так и не усвоили самые элементарные правила сексуальных отношений. Они на самом деле вовсе не холодны, как могут рассказать вам многие военные о якобы фригидных женах других мужчин.
– Он остановился.
– Так это воспоминания о том, что произошло в семнадцать лет, вас сейчас сдерживают?
Она помолчала.
– Да, я думала об этом, - призналась она и вдруг рассмеялась невеселым смехом.
– Боже мой, - сказала она, когда справилась с собой, - это самый удивительный разговор, который я имела за последнее время. Идите сюда, пока я совсем не заморосила голову и вам, и себе. У меня это очень хорошо получается.
С этого момента Энн стала его женщиной.
15
Сначала она не понимала, насколько она принадлежала ему, и не отдавала себе отчета в том, какая сильная эмоциональная привязанность сопровождала её физическое влечение. Если бы у неё был какой-то опыт интимных отношений, все могло быть по-другому. Она тогда могла бы разделиться, образно говоря, на две отдельные личности: с одной стороны, патриотка, а с другой любовница пленника.
Патриотка, несмотря на потрясение, связанное с испытанием, которому их подвергли, держалась пять дней. И тогда произошел её первый срыв. Потом, в течение нескольких дней она, не скрываясь, плакала в присутствии Каргилла. На восьмой день она открыто предложила найти какую-нибудь вожможность для побега. Ее идеи по этому поводу были весьма туманными и поразительно непрактичными для такого серьезного, как она, человека. Она с презрением отвергала возражения Каргилла и несколько раз по-настоящему выходила из себя, потеряв терпение.
Ее поведение усугубляло его собственное тревожное состояние, напряженность, которая росла с каждым днем. Наконец на двенадцатый день Каргилл поехал в аэропорт и сердито отвел Витроу в сторону:
– У меня такое ощущение, что ваша группа затягивает дело с подготовкой. Где-то есть какая-то слабинка, нерешительность. Вы не готовы сжигать за собой мосты.
Витроу был вынужден согласиться.
– Да, в этом есть доля правды. Я слышу только бесконечные оправдания.
Каргиллу это было понятно. Думая об этих людях, которые никогда раньше не принимали участия в сражениях, он вспоминал свои ощущения накануне боя. Однажды утром, когда разразилась буря, он думал и надеялся, что атака будет отменена, и, как это ни удивительно, одновременно он радовался, что наконец наступает критический момент, когда решение проблемы откладывать больше нельзя.