Творец
Шрифт:
– Ты нужен луноход, ты нам нужен!!!
И я соберу весь оставшийся заряд, распрямлю гусеницы, стряхну с корпуса усталую лунную пыльцу. И, с одной только мыслью, что я нужен, этой огромной голубой планете, буду… умирать.
И ….
Если, нет у нас, нашего окна. Нашей детской мечты.
То не пора ли валить, с этой планеты.
Все, вытравит лунный ветер. Памяти о нас не останется. Как это случится? Или же случается уже сейчас? Вряд ли кто, ответит на все эти, такие глупые вопросы. И все что было, и все что будет. Никто уже не вспомнит. Никто не запишет и не прочтет. Время сожрет все воспоминания, как ненужные. И, что же тогда нужно, этой огромной голубой планете? Зачем она парит сотню
А пока…
Просто помолчи…
– Поджигай, – спокойно скомандовал он и вытер слезы.
– Для меня помолчи – подумала Нина и первый дым дотронулся ее глаз и заставил прослезиться.
Рыба
Любая рыба хочет жить. Любая рыба может попасть на крючок.
Возможно, это просто пищевой рефлекс. Что – то блеснуло вдали, и вот она уже увлечена этой игрой. Заглатывает ртом и …летит. Взмывая над прудом так высоко, как однажды рассказывала ей старая щука из под валежника. А возможно, это такой план.
Та говорила, что «сорвалась», но миг полета она не забыла и оставила в своей памяти. Миг, когда вся жизнь от икринки до этого самого момента пролетела перед мокрыми рыбьими глазами. Но эта эйфория в полете, вряд ли ее сможет передать обыкновенная рыба из пруда. Она конечно может усердно и старательно выговаривать сложные и красивые фразы, не смотря на то, что рыбы очень болтливы. Но миг этот она не передаст нам с тобой никак. Он подобен просветлению Будды. Он, отпечатался немым оттиском на ее плавниках. Повезло, если ты умеешь читать такие тексты.
А что такое жизнь для рыбы?
Детство – когда все и вся тебя мечтают сожрать.
Юность – когда все и вся тебя мечтают поиметь.
Отрочество – когда ты всех и вся хочешь сожрать или поиметь.
Старость …если доживешь конечно… когда ты сидишь под валежником и только и делаешь что вспоминаешь тот миг полета над водной гладью. И вспомнить тебе больше нечего.
Рыба, что тут еще нужно понимать? Все мы живем в эпоху рыб. Все мы живем в поисках любви.
Я сильно не отличаюсь. Точнее… отличаюсь не сильно. Единственное что мне есть вспомнить, это ты. Пьяная, сонная и красивая как никогда. Ты позвонила мне в четыре утра и я приехал. Мы взяли такси и долго колесили по ночному пустующему городу. Улицы вмерзли в осеннюю печаль основательно. Вмести с птицами здешние места покинули все. Остались только влюбленные и рыбы. Влюбленным везде хорошо, а рыба …просто без рыбаков не умеет летать.
Все проснулись в одно осеннее утро, собрали свои пожитки и посмотрев прощальным взглядом на кружащийся осенний лист и голое осеннее небо, улетели в теплые края. Никто не хочет видеть смерть, даже если это смерть природы, и особенно, если это смерть любви.
Я обнял тебя и спросил:
– Ты веришь в то, что в этом мире в живых остались только мы трое?
– Нет, – ответила ты и сморщила свой носик, – в мире остались только мы двое, а водитель просто робот, или зомби. И еще она…
Я посмотрел в ту сторону куда ты показывала пальчиком и удивился. Оказывается мы двигались по дну пруда. Колеса аккуратно поднимали зеленый ил со дна, и от этого за нами стелилось небольшое облако взвеси. Но это не пугало обитателей водоема. Я поднял голову к верху и увидел лунный диск. Он рвано протискивался сквозь толщу воды, пытаясь осветить все вокруг своим магическим светом. Это выглядело так, как будто мы двигались по бесконечной трубе внутри божественного калейдоскопа. Вот только краски в этой трубе были тусклыми и все больше отдавали серебряным и черно – белым. Все походило на карандашный рисунок мультипликатора. Он явно старался, когда прорисовывал твои черты. Луна оживала в твоих волосах, на губах появилась ночная прохлада. Глаза загорелись зеленью болот, а руки обвили меня, как это делает речная кувшинка. И она, рыба, что проплывала рядом. Так рядом, что можно было открыть окно и дотянутся до нее рукой. Она неторопливо махнула хвостом и что – то заметила вдали. Какое – то движение.
– Как ты думаешь, полетит? – спрашиваешь ты.
– Думаю ей не долго осталось. И стоит это того? Полет как смысл жизни?
– А для чего еще жить? Если не для такого вот последнего взмаха над миром? – ты снова смотришь на меня с укором. Как будто сотню раз умирала и воскрешала вновь и точно знаешь о чем говоришь. Рассуждать о вкусе жизни как о простой рыбе, разве это не…
Но ты кладешь свой пальчик мне на губы и просто и спокойно говоришь:
– Знаешь, может она и безмозглая, наша с тобой рыба, но она точно знает, что ждет ее на том конце лески. Это трудно понять. Точно так же вел себя Тесей, когда доверился нити Ариадны, уходя в темноту лабиринта. Точно так же счастливы птенцы, выпадывая из гнезда и впервые расправляя пуховые, детские крылья. Точно так же можем быть счастливы и мы. Простые мужчина и женщина в одинокой машине на дне ночного озера. Нужно только понять, выбрать. Или..сотня лет просиживания в этом месте, или… миг, полет и смерть. Но перед этим абсолютная свобода. Такая, что и не снилась. И… есть же еще шанс «сорваться», и оставить все это на память на долгие годы. Но, и это почти не обсуждается, мы должны что – то делать. Или просто сидеть и смотреть как она… простая рыба хочет жить, летать, срываться и снова жить.
– Любая рыба может попасть на крючок. – Говорю я и…
…открываю дверь.
Заявление №1
Мы с вами голограмма.
А это значит, что настоящие мы, находимся в миллиардах километров отсюда. Мы спим, или учимся, или принимаем душ. Здесь, наша голограмма проделывает тоже самое. Все потому так устроено, что мы не можем находиться здесь физически. Это опасно для жизни. Но, запустить сюда световую проекцию… это хорошее решение. Особенно, предварительно упаковав ее в хорошенький «куличик».
Это сложно понять. Конечно, представляю ваше недоумение. Жили себе жили и вдруг вам говорят что вы на самом деле пучок перекрещенных в темноте лучей света. Миллионы лучей упакованные в скафандр, живущие в другой части вселенной.
Как это понимать?
Это не обман и не иллюзия?
Ведь голограммная форма не может иметь собственного «я» и тем более принимать решения, скажете вы. Ходить на работу, рожать детей… жить одним словом. Да и умирать, собственно говоря. И что же тогда, спросите вы, после жизни?
Самое главное, что этого самого «после жизни» не существует. Да и жизни не существует. Не Вас не меня, не мира ни ада ни рая. И, только свет истинной любви пронизывает пустоту. И в ней копошатся чьи то души. Такие тяжелые от своих желаний и такие убогие. А когда – то в детстве, мы лепили бумажные кораблики и путешествовали в иные миры, силою нашего воображения. Мы разговаривали с эльфами, гладили по косматым макушкам гномов и неспешно стояли в очередях с волшебницами. Затем, все испарилось и мы заросли проблемами и делами. А они, гномы и волшебники, все так же смотрят нам в след и тяжело вздыхают. Жаль им нас. Мы даже в Бога верить разучились. Нам некогда. А зачем сюда пришли? Кто мы? И главное, зачем мы? Каждый сам себе бог и каждый сам себе свет. Во всеобщей, такой давящей на уши тишине. Вот так – то…