Творения, том 11, книга 1
Шрифт:
3. Видишь ли "богатство славного наследия"? Видишь ли "безмерно величие могущества Его в нас, верующих"? Видишь ли "надежда призвания"? Почтим же нашу Главу; подумаем о том, какой Главы мы тело, – которой все покорено. Сообразно с этим образцом мы должны быть лучше самих ангелов и выше архангелов, как удостоенные большей чести, нежели все они. "Не Ангелов" Бог принял естество, как говорить (апостол) в послании к Евреям, но "семя Авраамово" (Евр. 2:16). Не власти, не начала, не господства, не другой какой силы, а наше принял Он естество и посадил горе. И что я говорю: посадил? Сделал Своею одеждой, и не это только, но и все покорил под ноги Сто. Сколько бы раз сам ты ни умирал, сколько бы, – хотя бы тысячи и более, – раз ты ни полагал душу свою, но ты не скажешь, чтобы сделал, хотя что-нибудь равное (тому, что Христос сделал). Он совершил два великих дела: сам снизошел до последней степени уничижения, и человека возвел на великую высоту. (Апостол) прежде сказал о Его уничижении; здесь же говорит о деле еще высшем, истинно великом и главном. Если бы мы и не были превознесены (чрез Его уничижение), было бы довольно (того, что Он сделал для нас); или если бы и были удостоены (столь высокой чести), но без Его жертвы (то этого тоже было бы довольно). Но когда Он совершил и то и другое, то, для изображения всего этого, самое богатое слово остается недостаточным и бессильным. Самое воскресение представляется уже не столь великим, когда подумаю об этом. Не о Боге-Слове, а о Нем (Христе уничиженном) говорит: "Бог Господа нашего Иисуса Христа". Почтим же близость родства; убоимся, чтобы не отсекся кто от этого тела, чтобы не ниспал, кто и не явился недостойным. Если бы кто-нибудь на нашу голову надел диадему, золотой венец, – скажите, чего бы мы не сделали, чтобы показать себя достойными этих бездушных камней? Здесь же не диадема покрывает нашу голову, а сам Христос сделался нашей Главой, что гораздо выше, – а между тем мы не придаем этому никакой цены. Ангелы, архангелы и все (небесные) силы благоговеют пред нашей Главой, а мы – тело Её ужели не почтим, но ни за Её уничижение, ни за наше возвышение? Какая же после этого останется у нас надежда на спасение?
Напечатлей в уме своем этот царский трон, помни всегда преизбыточество чести. Это, можно сказать, больше геенны должно устрашать нас. Если бы и не было геенны, то для нас, – удостоенных столь великой чести, и потом оказавшихся недостойными её и злыми, – (лишение этой чести) какое было бы наказание, какое мучение? Представь, близ кого восседит твоя Глава, – одного этого совершенно довольно для всего, – одесную кого она находится? Она восседит превыше всякого начальства, и власти и силы: а тело Её и бесы попирают? Но да не будет! Если бы было так, то
4. Разве вы не видите, что если у нас на теле появляются лишние и ненужные наросты, то мы их срезаем и отнимаем прочь? В особенности бесполезны для тела наросты безобразные, омертвение, или сгнившие, от которых, между тем, может заразиться и все тело. Но мы не решимся утверждать, чтобы существо наше состояло из одного тела. Если же тело, несмотря на то, что оно вещественно, подвергается, однако, отсечению, то какие ужасы должно будет испытать нам, если духовная наша сторона не пребудет здравой? Когда тело наше не принимает пищи, когда проходы закрыты, – оно умирает; когда засорены каналы, – оно повреждается. Так точно бывает и с душой: когда мы закрываем уши (к слушанию слова Божьего), – она повреждается. Когда мы не воспринимаем духовной пищи, когда некоторые худые наклонности, подобно испорченным жидкостям, наполняют нас и начинают вредить нам, – тогда все это производить болезнь, болезнь жестокую, оканчивающуюся совершенным изнурением. В этом случай для спасения нужно прибегнуть или к прижиганию, или же к отсечению, потому что Христос никому с таким (испорченным) телом не дозволить войти в чертог Свой. Если Он вывел и изгнал вон одевшихся в нечистые одежды, то чего Он не сделает, каких мер не употребить против того, кто допустить нечистоту в теле?
Замечаю, что многие просто, как случится, больше по обычаю и заведенному порядку, чем с рассуждением и сознательно, приобщаются тела Христовая. Настало, говорят они, время св. четыредесятницы, или день Богоявления, всем, – каков бы кто ни был (по внутреннему расположению), – должно приобщиться тайн. Но время не дает права приступать (к таинству), потому что не праздник Богоявления и не четыредесятница делают приступающих достойными, но светлость и чистота души. С этими качествами приступай всегда; без них – никогда. "Ибо всякий раз", – говорит (апостол), – "когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете" (1 Кор. 11:26), т. е. совершаете воспоминание о своем спасении и о Моем благодеянии. Припомни, с каким страхом приступали к участию в древних жертвоприношениях. Чего не делали, чего не совершали предварительно? Они всегда наперед очищались; ты же, приступая к жертв, которой ангелы трепещут, определяешь совершение этого дела известным временем? Как предстанешь ты после того пред судилище Христово, ты, который нечистыми устами и руками осмаливаешься принимать тело Его? Ты и царя не осмелишься облобызать, когда изо рта у тебя дурной запах: как же ты со зловонной душой дерзаешь лобызать Царя небесного? Такой поступок – оскорбление для Него. Скажи мне, дерзнул ли бы ты с немытыми руками приступить к жертве? Не думаю. Напротив ты скорее решишься вовсе не приступать. Чем (приступить) с нечистыми руками. А между тем, в малом покачивая такую осмотрительность, ты приступаешь и дерзаешь касаться (великой жертвы), имея нечистую душу? Ведь в руках она бывает только временно, а душу совершенно проникает. Притом, разве ты не видишь, как чисто вымыты и как ярко блистают (священные) сосуды? Души же наши должны быть еще чище, святее и светлее. Почему так? Потому, что сосуды так (вымываются и очищаются) для нас; они не впитывают в себя, не чувствуют того, что в них; мы же – напротив. Как же после этого ты, который наверно не захотел бы (при богослужении) употребить неочищенный сосуд, приступаешь (к таинству) с неочищенного душой? Великую вижу здесь несообразность. В другие времена, бывая (в душе) чище, вы однако не приобщаетесь; в Пасху же, хотя бы на вас лежало преступление, вы приобщаетесь. О, обычай! О, предрассудок! Напрасно приносится ежедневная жертва, напрасно предстоим мы пред алтарем Господним, – никто не приобщается! Впрочем это я говорю не с тем, чтобы вы только приобщились; но с тем, чтобы вы приготовляли себя самих к достойному приобщению. Если ты не достоин приобщения, то недостоен и участия (в литургии верных), и значит – в молитвах. Ты слышишь, как диакон возглашает: елицы в покаянии , изыдите все. Которые не приобщаются, те в покаянии; если и ты в покаянии, то ты не должен приобщаться, потому что не приобщающийся бывает из числа кающихся. Для чего после этого (диакон) говорить: изыдите немогущие молиться, а ты продолжаешь бесстыдно стоять? Но ты ведь из числа не их (кающихся), а могущих приобщаться? И однако не обращаешь на это никакого внимания и как бы считаешь это Дело ничтожным?
5. Посмотри, умоляю тебя: вот стоить царская трапеза; ангелы служат трапезе; сам Царь здесь присутствует. А ты стоишь небрежно, нет у тебя никакой мысли, и к тому же – в нечистых одеждах. Но одежды твои чисты? В таком случае приступи и приобщись. Сам (Царь) каждый раз приходить видеть присутствующих здесь; со всеми беседует; вот и теперь в вашей совести говорит вам: други, как вы здесь стоите, не имея брачного одеяния? Не сказал (Господь не имевшему брачной одежды) (Мф. 22:12): для чего ты возлег? – но сказал, что он недостоен быль приглашения и (значить) входа; не сказал же: для чего тебя пригласили, но – для чего ты вошел? То же самое говорит Он теперь, обращаясь и ко всем нам, бесстыдно и дерзко стоящим. Всякий, кто не приобщается св. тайн, стоит бесстыдно и дерзко; потому-то, прежде всего, изгоняются те, которые – во грехах (кающиеся). Как во время трапезы в присутствии господина низшим слугам не позволяется участвовать в ней, и они высылаются вон, так должно быть и здесь. Когда износится жертва и в жертву предлагается Христос – это Владычное овча; когда слышишь: помолимся все вместе; когда видишь, что поднимается завеса, – то представляй себе, что разверзаются небеса, и свыше нисходят ангелы. Как никому из непросвещенных нельзя бывает присутствовать, так равно нельзя присутствовать и нечистым, хотя бы и просвещенным. Если бы кто, будучи позван на пир, изъявил на это согласие, явился, и уже приступил бы к трапезе, но потом не стал бы участвовать в ней, то – скажи мне – не оскорбил ли бы он этим звавшего его? И не лучше ли было бы таковому вовсе не приходить? Точно так и ты пришел, пел песнь, как бы признавая себя вместе со всеми достойными (св. тайн), потому что не вышел с недостойными. Почему же ты остался, а между тем не участвуешь в трапезе? Я недостоен, говоришь ты. Значить: ты недостоен общения и в молитвах, потому что Дух нисходить не только тогда, когда предложены (дары), но и когда поются (священные) песни. Разве ты не видел, как паши слуги сначала обмывают губкой стол, очищают дом, и потом уже ставят блюда? (В храмах) это самое совершается молитвами, возносимыми диаконом , которыми, как губкой, мы омываем церковь, чтобы совершить предложение в чистой церкви, чтобы не было здесь ни одного пятна, ни одной пылинки. А действительно бывают в церкви такие, которых глаза недостойны видеть (то, что здесь представляется взорам), которых уши недостойны слышать (то, что здесь возглашается). Если скот прикоснется к горе, сказал (некогда Господь), будет побить каменьями (Исх. 19:13). И (израильтяне) не удостоены были и восхода (на гору), хотя после они восходили и видели, где стоял Господь; им можно было после приходить и видеть. Удались и ты, когда (Бог) здесь присутствует тебе еще более непозволительно быть здесь, чем оглашаемому. Ведь не все равно – никогда не приобщаться тайн, и – после того, как удостоился их, пренебрегать ими, оскорблять их и делать себя недостойным их. Можно было бы сказать и еще большее и страшнейшее; но, чтобы не отяготить вашего ума, довольно и этого. Если это не образумить вас, то и большее (не будет иметь успеха). Итак, чтобы не постигло вас большее осуждение, умоляю вас не о том, чтобы вы не приходили сюда, – нет, – но о том, чтобы вы воли себя так, чтобы быть достойными входить сюда и присутствовать здесь. Если бы какой-нибудь царь приказал следующее: кто сделает то или другое, тот не будет удостоен моей трапезы, то, – скажи мне, – ради этого не сделали ли бы вы тогда всего? (Бог же) призвал нас на небеса, к трапезе Царя великого и дивного, – а мы отказываемся, медлим, не спешим воспользоваться этим призывом? Какая после этого у нас надежда на спасение? Нельзя в этом обвинять немощь, – нельзя обвинять природу. Беспечность – вот что делает нас недостойными, как это и было сказано нами. Умиляющий сердца и подающий дух умиления пусть умилить и ваши сердца и насадить в них глубоко семена (благочестия), чтобы вам принять их в душу свою со страхом, возродить в себе дух спасения и иметь дерзновение приступать (к таинству причащения). "Сыновья твои", – сказано, – "как масличные ветви, вокруг трапезы твоей" (Пс. 127:4). Пусть не будет в нас ничего ветхого, ничего дикого и грубого, ничего недозрелого! Такие только новонасаждения способны дать плод, плод дивный, разумею – масличный, и могут присутствовать окрест трапезы, и притом не просто и не как попало собираться сюда, но со страхом и трепетом. Тогда и там мы будем взирать на самого Христа с дерзновением, и удостоимся небесного царствия, которое и да получим все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 4
"И вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили, по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления, между которыми и мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе чадами гнева, как и прочие" (Еф. 2:1–3)
1. Есть смерть телесная, есть и духовная. Подвергнуться первой – не грешно и не страшно, потому что это – дело природы, а не доброй воли; явившись вследствие первого грехопадения, смерть телесная потом сделалась необходимой для нашей природы, хотя и она скоро упразднится. Другая же смерть – духовная, – так как происходить от доброй воли, подвергает ответственности и не имеет никакого извинения. Но посмотри, как Павел, – показав прежде самым ясным и убедительным образом, что исцелить умерщвленную (грехами) душу гораздо труднее, чем воскресить мертвого, – теперь опять говорит об этом великом (деле человеколюбия Божьего), и излагаешь его следующим образом. "И вас", – говорить он, – "мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили, по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления". Замечаешь ли ты кротость Павла, с какой он увещевает слушателя, нисколько не устрашая его? Сказавши, что вы дошли до крайней степени зла (а быть мертвым это именно и значить), он затем, чтобы не слишком опечалить их (так как люди обыкновенно смущаются, если им выставляют на вид их прежние преступления, будь это преступления гибельные, или не заключающие в себе ничего особенно опасного), указывает им на помощника (который содействовал им дойти до такой степени зла), и на помощника сильного; и это делает с той целью, чтобы они не подумали, будто они одни во всем виноваты. Кто же этот помощник? Дьявол. Подобным же образом (апостол) поступает и в послании к Коринфянам. Сказав: "Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители", и затем перечислив и других грешников и прибавив: "Царства Божьего не наследуют", потом говорить: "И такими были некоторые из вас". Не сказал просто: "были", но: "были некоторые", т. е. такими когда-то и вы были.
Тут сильно восстают па нас еретики, которые утверждают, что все это должно быть приписано Богу, и, не удерживая необузданного своего языка, усваивают Богу то, что составляет дело одного дьявола. Чем же мы заградим их уста? Их же словами. Вы признаете же (скажем мы), что Бог правосуден; если же Он это сделал, то это не только не свидетельствует о Его правосудии, а напротив показывает крайнюю несправедливость и беззаконие. А беззаконным, без сомнения, Бог никогда не мог быть. Почему (апостол) называет дьявола князем этого века? Потому, что природа человеческая почти всецело предалась ему и все служат ему добровольно и намеренно. Христу, хотя Он обещает бесчисленные блага, никто не внимает; а ему, – хотя он ничего подобного не обещает, а напротив препровождает в геенну, – повинуются все. Он властвует в этом веке, у него слуг больше, нежели у Бога, и ему, за исключением немногих, охотнее повинуются, чем Богу; и все это происходить от нашей беспечности. "По воле князя", – говорит, – "господствующего в воздухе, духа". Это говорить (апостол) с тем, чтобы показать, что (дьявол) обитает в поднебесной, что духи воздушные суть бестелесные силы, которые и помогают ему в его действиях. А что власть его (дьявола) есть власть временная , т. е. что она прекратится вместе с настоящим веком, – послушай, что говорить об этом (апостол) в конце послания. "Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего" (ф. 6:12). Для того же, чтобы, услышав, как (апостол) именует (дьяволов) миродержителями, ты не почел их несотворенными, он прибавляет: "тьмы века". Также и в другом месте, где вовсе нет и речи о творениях, он называет развращенное время "лукавого века" (Гал. 1:4). Мне кажется, что, будучи начальником в поднебесной (прежде, до падения), дьявол не лишился этого начальства и по падении. "Действующего", – говорит, – "ныне в сынах противления". Видишь ли, что не насильно, не тирански как-нибудь, но чрез убеждение он привлекает к себе? Указывая на "противление" , (апостол) как бы хочет сказать, что (дьявол) увлекает всех лестью и убеждением. И не этим только (апостол) ободряет, что указывает на сообщника их, но и тем, что самого себя поставляет вместе с ними. "Между которыми", – говорит, – "и мы все жили некогда"; "все", потому что нельзя сказать, чтобы хоть кто-нибудь составлял исключение. "По нашим плотским похотям, исполняя желания плоти и помыслов, и были по природе чадами гнева, как и прочие", т. е., не помышляя ни о чем духовном. Но чтобы кто-нибудь не стал подозревать, что это говорится с намерением клеветать на плоть и чтобы не подумал, что вина её в этом слишком уже велика, смотри, как (апостол) предупреждает: "исполняя", – говорит, – "желания плоти и помыслов", т. е. увлекаясь похотями и удовольствиями. Раздражили, говорить затем (апостол), мы Бога, прогневали Его, – стали только предметом гнева (Божьего), и ничем другим. Как дитя человеческое, уже по своей природе, бывает человеком, точно так же и мы были чадами, гнева. "Как и прочие". Значить, никто не был свободен (от гнева), но все мы, по делам своим, были достойны гнева. "Бог, богатый милостью" (ст. 4); не просто говорить: милостив, но: "богатый"; подобным образом и в другом месте говорится: "по множеству милости Твоей" (Пс. 68:17), и еще: "Помилуй меня по великой милости Твоей" (Пс. 50:1). "По Своей великой любви, которою возлюбил нас" (ст. 4). Здесь указывает (апостол) на источник любви (Божьей) к нам. Все наши дела были достойны не любви, а гнева и жесточайшего наказания; значит: (если Он возлюбил нас, то единственно) по великой своей милости. "И нас, мертвых по преступлениям, оживотворил с Христом" (ст. 5); опять посредник – Христос, и следовательно дело это вполне верно. Если начаток жив, – и мы (будем живы); если Бог Его оживотворил, – (оживотворить) и нас.
2. Видишь ли, что все это (апостол) говорил о Христе во плоти? Видишь ли переизбыточествующее "величие могущества Его в нас, верующих"? Он оживил тех, которые были мертвы, которые были чадами гнева. Видишь ли "надежда призвания"? "Воскресил с Ним, и посадил на небесах" (ст. 6). Видишь ли славу достояния Его? Да, скажешь ты; что Он воскресил нас, это ясно; а чем доказывает (апостол) то, что Он посадил "посадил нас на небесах во Христе Иисусе" (ст. 6)? Тем же, чем (доказывает то, что Он) воскресил. Никто бы и никогда бы не восстал, если бы не воскресла Глава; а когда Глава наша воскресла, воскрешены и мы, – подобно тому, как, когда кланялся Иосифу Иаков, кланялась и жена. Точно таким же образом Он нас и посадил. Когда Глава сидит, сидит вместе и тело. Потому-то (апостол) и прибавил: "во Христе Иисусе". Или, – если посмотреть на это с другой стороны, – Он воскресил нас чрез купель крещения; как же после этого Он посадил? "Если терпим", – говорит (апостол), – "то с Ним и царствовать будем" (2 Тим. 2:12). Если вместе умерли, вместе и оживем. Подлинно, нужен дар Духа и откровения, чтобы уразуметь глубину этих тайн! Потом, чтобы ты не остался неверующим, смотри, что он присоединяет: "Дабы явить в грядущих веках преизобильное богатство благодати Своей в благости к нам во Христе Иисусе" (ст. 7). Так как прежде он говорил все о Христе, и во всем сказанном прямо относящегося к нам не было ничего, – что, скажешь ты, в самом деле, нам оттого, что Христос воскрес? – то, показав предварительно, что это должно относиться и к нам, – потому что Спаситель соединен с нами, – теперь Он говорить о том, что собственно к нам относится: "и нас, мертвых по преступлениям воскресил с Ним, и посадил". Итак, как я говорил, веруй (что Он посадил нас с Собою), убеждаясь в этой истине тем, что сказано было прежде, тем, что сказано о Главе, и тем еще, что Он хочет проявить к нам свою благость. Как, в самом деле, Он проявить ее, если этого нет (т. е., если Он не посадил нас с Собою)? И "дабы явить в грядущих веках". Что же явить? Что блага уготованные Им и велики и совершенно достойны веры. Теперь эти блага кажутся для неверных несбыточными; а тогда все их узнают. Если желаешь узнать и то, как Он посадил нас, послушай, что сам Христос говорить ученикам: "сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых" (Мф. 19:28); и в другом месте: "но дать сесть у Меня по правую сторону и по левую – не от Меня зависит, но кому уготовано Отцом Моим" (Мф. 20:23). Итак, это уже уготовано. И хорошо сказал (апостол): "В благости к нам во Христе Иисусе". Воссесть одесную – это честь высшая всякой чести, за которой нет уже другой. Говоря это (т. е. "в благости к нам"), (апостол) показывает, что и мы воссядем. Сидеть с Христом это поистине невыразимое богатство, это подлинно преизобилующее величие силы Его! Если бы ты имел тысячи душе, неужели ты не положил бы их за это? Если бы потребовалось идти в огонь, не следовало ли бы быть совершенно готовым и на это испытание? Сам (Христос) говорит: "Которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною" (Иоан. 17:24; сн. 12:26). За такую честь если бы каждый день приходилось быть рассекаемую, то не должно ли было бы и это переносить с радостью? Подумай, где восседает Он? "Превыше всякого Начальства, и Власти". А с кем вместе ты воссядешь? С Ним. Но кто же ты? Мертвый, – по естеству чадо гнева. Что ты сделал правого? Ничего. Теперь, поистине, благовременно воскликнуть: "О, бездна богатства и премудрости и ведения Божьего!" (Рим. 11:33)! "Ибо благодатью", – говорит (апостол), – "вы спасены" (ст. 8). Чтобы величие благодеяний не надмило тебя, смотри, как он тебя смиряет, говоря: "благодатью вы спасены". Но чтобы не уничтожить и твоего участия, он прибавляет и то, что требуется от нас ("через веру"). Потом снова как бы уничтожает это наше свободное участие, когда говорит: "И сие не от вас". И вера, говорит он, не от нас; если бы (Христос) не пришел, если бы Он не призвал нас, как бы мы могли уверовать? "Как веровать в Того", – сказано, – "о Ком не слыхали?" (Рим. 10:14)? Таким образом, и вера – не наше достояние: "Божий", – говорит, "дар не от дел" (ст. 9). Вера, говорить (апостол), недостаточна для спасения; но чтобы не спасать нас без всякого нашего участия, Бог требует её от нас. Сказал, что вера спасает, но (не сама собою, а) через Бога; Бог хочет, и вера спасает. Скажи мне: как спасет тебя вера без дел? Она сама – дар Божий, "Чтобы никто не хвалился" (ст. 9), а всякий напротив сделается благодарным к благодати. Итак, спросишь ты, (апостол) сам запретил снискивать оправдание делами? Вовсе нет! Он говорит только, что дела никого не оправдают, и говорить это для того, чтобы показать благодать и человеколюбие Божье. Имеющих за собою дела (Бог) не отвергает от Себя, но тех, которые погибли бы и с делами, Он спасает благодатью, так что после этого решительно никто не имеет права хвалиться.
3. Затем, чтобы, услышав, что "не от дел", но верой совершается (наше спасете), ты не остался беспечен, посмотри, что далее говорить (апостол): "Ибо мы – Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять" (ст. 10). Заметь, что сам он проповедует: он намекает здесь на воссоздание. Действительно, (наше спасение есть) второе творение: (через искупление) мы точно из небытия приведены к бытию. В том состоянии, в каком мы были прежде, т. е. в состоянии ветхого человека, мы были мертвы; теперь же сделались тем, чем прежде не были. Значит, это дело есть действительно творение, и притом творение, гораздо превосходнейшее первого. Тем творением мы призваны к жизни, этим же сделаны способными к жизни доброй. "На добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять", – то есть, от нас требуется добродетель постоянная, продолжающаяся до последнего часа жизни. Если бы мы, предприняв путешествие в царскую столицу и совершив большую его часть, вдруг потом разленились и остановились, не окончив пути, то такое путешествие не принесло бы нам никакой пользы. Точно также "надежда призвания" не может доставить нам, участвующим в этом уповании, какой-либо пользы, если мы не станем ходить достойно Призвавшего. Мы, призванные на дела благая, должны и пребыть в них, доколь не совершим всех их. Не для того, без сомнения, мы призваны, чтобы совершить одно какое-либо доброе дело, но чтобы (совершить) все. Подобно тому, как у нас есть пять чувств и всеми ими мы должны пользоваться надлежащим образом, так точно должны совершать и все добродетели. Если кто целомудрен, но не милостив, или милостив, но лихоимец, или хоть и не берет чужого, но не раздает и своего, – для такого все напрасно. Одна какая-нибудь добродетель не даст нам права с дерзновением предстать престолу Христову; для этого нужны многие, разнообразным и разнородные добродетели, или вернее, все добродетели. Послушай, что Христос сказал ученикам своим: "Итак идите, научите все народы, уча их соблюдать все, что Я повелел вам" (Мф. 28:19); и в другом месте: "Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших, тот малейшим наречется в Царстве Небесном" (Мф. 5:19), т. е. в воскресении. Значить, такой не войдет в царство, – потому что Он обыкновенно время воскресения называет царством. "Итак, кто нарушит", – говорит, – "одну из заповедей, тот малейшим наречется". Следовательно, нам нужно соблюдать все (заповеди).
Смотри; без милосердия нельзя войти (в царствие небесное), и мы отойдем в огонь, если у нас не будет доставать хоть одной этой добродетели. "Идите от Меня", – скажет (Спаситель), – "проклятые, в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его" (Мф. 25:41). Почему же и за что это? "Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня" (ст. 42). Видишь ли, Он ни в чем другом не обвиняет их, и за одно только это (отсутствие милосердия) они погибают? И (юродивые) девы за одно только это были изгнаны из чертога; хотя они имели целомудрие, но так как у них недоставало милосердия, то они и не были допущены в чертог. "Старайтесь иметь мир", – заповедуется, – "со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа" (Евр. 12:14). Итак, помни же, что без целомудрия нельзя узреть Господа, хотя не всегда это можно и при целомудрии, потому что другое что-нибудь может воспрепятствовать. Но (вы скажете): мы все исполнили, только не оказывали помощи ближнему; неужели же за одно это мы не войдем в царствие? Откуда это видно? (Из притчи) о рабах, которым вверены были таланты. Они выполняли все добродетели, не опускали ни одной; но так как (один) был ленив, и не заботился о преумножении, то за это справедливо был изгнан. Есть указание и на то, что за одно только злословие будут ввергнуты в геенну. "Кто скажет", – сказано, – "своему брату: `безумный', подлежит геенне огненной" (Мф. 5:22). Пусть иной сохранил все заповеди, но был только досадителем, и такой не войдет (в царствие Божье). И пусть никто не обвиняет Бога в строгости за то, что Он так согрешающих лишает небесного царствия. Ведь и у людей, если кто совершить что-нибудь противозаконное, то уже царю на глаза не допускается, хотя бы он преступил одно какое-нибудь постановление, – например, если произнесет несправедливый приговор на кого-либо в суде, он теряет власть свою; если сблудит и будет взять на месте преступления, он уже обесчещен и, хотя бы совершил тысячу деле законных, погибает; если совершить убийство и будет уличен в этом, и этого одного вполне достаточно, чтобы подвергнуть его строгому наказанию. Если же человеческие законы охраняются так строго, то не гораздо ли больше (должны охраняться) законы Божьи? Но Бог благ, скажешь ты. О, до каких пор мы будем произносить эти безрассудные слова? Безрассудным я называю здесь не то, что мы веруем в благость Божью; но то, что мы дозволяем себе злоупотреблять этой верой, – несмотря на то, что мы уже тысячи раз говорили против этого. Послушай, что говорится в Писании: "Не говори: "милосердие Его велико, Он простит множество грехов моих" (Сир. 5:6). (Писание) не запрещает нам говорит, что "милосердие Его велико", – вовсе нет, – не к этому оно побуждает, напротив оно советует нам постоянно говорить об этом, – к этому и Павел направляет все свои речи; но как видно из последующего, (Писание) порицает, когда удивляются человеколюбию Божьему для того, чтобы грешить и говорить при этом: "милосердие Его велико, Он простит множество грехов моих".