Твой час настал!
Шрифт:
— Я доволен твоим ответом, князь. А теперь скажи: кого ты защищаешь и что защищаешь? Кого мы вместе будем защищать в Московском государстве? Не любого русскими людьми царя и твоего родича?
— Не следовало бы мне, царскому воеводе, отвечать на твой вопрос. Но мы не на посольском съезде и не в переговорной избе. Равно проливать кровь и русским и шведам. Не утаить того, что каждому видно. Не царя нам защищать, а Русскую землю и русских людей от окончательной погибели, а там, что Бог укажет.
Делагарди крепко пожал руку Скопину и растроганно молвил:
— Я никогда не забуду, что ты не хитрил со мной,
— Снестись с государем сейчас невозможно, а потому я подпишу договор и поставлю малую царскую печать.
Скопин развернул листы договоров, русский и шведский, проверил хорошо ли очинено перо, подписал оба договора и скрепил их печатью.
Делагарди смотрел за Скопиным. Искал в нем хотя бы тень колебания. Решительность молодого воеводы его порадовала, ибо статьи договора были суровы, по ним передавались русские земли шведской короне.
Делагарди принял свитки договора, осмотрел печать и подпись.
— Царский воевода, Михайла, ты вершил государево дело, не оспорит ли царь Шуйский твою подпись?
— Оспорил бы, коли мог бы обойтись без помощи короля Карла.
— Я принимаю твою подпись. Римские полководцы обладали иной раз большей властью, чем императоры. По европейским понятиям ты, воевода, генералиссимус, а генералиссимус в военное время обладает государевой властью. В сей день, в сей час у тебя власти больше, чем у твоего государя, ибо в твоих руках русское и шведкое войска.
Начались трудности с жалованием. Скопин не мог собрать всей оговоренной суммы. Делагарди поверил ему на слово. Воеводы начали уряжать полки, но весеннее солнце растопило снега, размокли дороги. Поход пришлось отложить. Скопин о том не сожалел. Нашлось время перенять у шведов ратного умения и привыкнуть к согласованным действиям.
Раннее половодье весной 1609 года приостановило всякое движение войск. Гуляли по дорогам только мелкие разбойничьи отряды. К просухе на дорогах готовились и под Москвой в Тушинском стане, и в Новгороде, и Сапега под Троицей.
Промысел под Москвой оставался за гетманом Рожинским. На Новгород польские воеводы выставили пана Зборовского, с ним князя Шаховского во главе русского ополчения из тех, кто примкнул к тушинскому Дмитрию. Бельмом в глазу оставалась Сергиева обитель, удерживая у своих стен воинство Сапеги. Меж польскими воеводами состоялся сговор начать действия сразу и против Скопина и против Москвы и против монастыря.
10-го мая Скопин пришел в Софийский собор и отслужил молебен за победу над супостатми. Распустив знамена его войско выступило в поход. На первых шагах стояла задача овладеть Торжком, чтобы затем грозить Твери. 10-го мая вышло из Тесова и войско Делагарди.
От Новгорода до Торжка триста верст. Болотистые края. Шли, не поспешая, высылая вперед сильные дозоры. Слух о том, что войско Скопина и шведы стронулись из Новгорода, обогнал их движение.
16-го мая прискакали на Валдай выборные от Торжка, и от имени городских и посадских людей принесли повинную за свое шатание и целовали крест стоять против
К Твери шли польские хоругви и воры под началом Зборовского и Шаховского.
Рожинский собирал рассеянные польские отряды и воровских людей, готовя приступ к Москве.
Сапега готовил приступ на Сергиеву обитель. Его обнадеживала тяжелая обстановка в монастыре. Зима и теснота среди укрывшихся за его стенами привели к болезням, что острой косой косили без разбора и беженцев, и монахов, и ратных людей. Ряды защитников поредели. Слабые духом роптали. Монастырские запасы спасли от смертного голода, но жизнь осажденных была полуголодной. Казалось, еще одно усилие ляхов и обитель падет. Доброхоты из православных казаков сумели известить монастырских, что Сапега пойдет на приступ в ночь с 27-го на 28-ое мая.
На стены вышли все, кто еще держался на ногах. И не только ратные люди. Не толко монахи. Вышли женщины, подростки и дети. Кипела в котлах вода и смола. В заборалах были разложены тяжелые камни, стояли на готове чаны с нечистотами.
Едва стемнело, поляки и воровские люди устремились к стенам. Открыли огонь изо всех пушек. Тащили лестницы, катили тарусы. Разгорелось пламя факелов, колебалось огненными волнами.
Сначала приступавших встретили огнем монастырские пушки с верхних ярусов. Когда приступавшие подошли к рву, ударили пушки подошвенного боя. Поддерживал их залпы огонь из пищалей. На этот раз поляки проявили упорство. Перелезли через ров, начали приставлять к стенам лестницы. Сверху на них посыпалась толченая известь, выжигая глаза. На тех, кто поднимался по лестницам лились кипяток, смола и нечистоты. До рукопашной на стенах не дошло. Каменный дроб из пушек косил поляков рядами, врывались в их ряды каленые ядра. Сапеге не удалось остановить отступление от стен. Из ворот вырвались на конях монастырские ратники. Гнали польских находников по Климентовскому полю до их стана.
На рассвете в шатре у Сапеги собрались полковники и ротмистры. Пришли князья Вишневецкие Адам и Константин. Пришли осудить за неудачу, но Сапега, угадав их настроение, опередил:
— Не меня судите — себя судите! Слишком легко нам дался поход на Москву. Москва лежала перед гетманом Рожинским без всякой защиты. Почему же не вошли в Москву? В Москву потому не вошли, что драться надо было, а ранее города без боя открывали ворота. Не брали ни городов, ни крепостей — нам их сами московиты отдавали. Шли мы сюда на прогулку, а прогулка кончилась. Итак, панове, снимать ли осаду?
Многие пришли с этой мыслью. Сапега опередил. Тут же всем стало очевидно, что уходить от стен монастыря нельзя. Уйти — это признать поражение и открыть сообщение Москвы с северными городами, когда уже Скопин и шведы вышли из Новгорода. Порешили остаться и еще раз попытаться взять монастырь приступом.
Рожинский, не очень-то надеясь, что Зборовский и Шаховской остановят движение Скопина и шведов к Москве, решился на то, на что не решался во все время осады. Он поднял польские хоругви и пешие полки гультящих и казаков на захват Москвы. 5-го июня польское войско и воры вышли ночью на берег Ходынки, чтобы на рассвете начать пререправу. Когда рассвело, он увидел на противоположном берегу московскую конницу.