Твой герой
Шрифт:
6. "Я люблю тебя"
Мой план с идеальным свиданием вроде как провалился, а я все равно радовался как дурак. Забрал у нее сумку, дурацкую корзину с вином и фруктами и просто пошел, куда глаза глядят, а она семенила за мной.
Она мне нравится.
Так странно я себя еще не чувствовал. Смотрел на нее украдкой и удивлялся тому, как ухитряюсь смущаться. Какого вообще хрена?
Она меня за локоть схватила, еще и носом о плечо потерлась. У меня все мышцы невольно напряглись, и мурашки пробежали по спине. От
Так много о сексе я никогда раньше не думал. Еще и ноги принесли к тому мосту. Сразу вспомнил ее румяное лицо.
Какой же я урод.
Как вспомню тот раз под мостом…
Нельзя было с ней так, впрочем, она вроде и не жалуется, ни хрена не понимаю. Она же должна хотеть этих, как их? Настоящих отношений, а вроде согласилась на просто секс. Теперь мне секса мало, она должна меня любить.
Че там еще девкам нравится? Честность?
Если я ей честно все скажу, она от меня свалит.
Задумавшись, вскрыл бутылку и машинально отхлебнул пойло, которое вроде как считается хорошим вином. Фруктовый компот какой-то, даже нервы им не успокоить и храбрости хрен наберешься. Мне бы сейчас раза три по сто, а потом только говорить ей, что и к чему.
Налил ей вина в дурацкий пластиковый бокал и торжественно объявил, что пить мы будем за нас!
Да и вообще, слышишь ты, гребаный создатель этой вселенной? Оно должно быть именно так.
Наверно она ждала, что я признаюсь в любви. Я даже в общем-то собирался, хотя вот, хрен его знает, что такое эта любовь.
Стал говорить ей, что такой у меня не было, еще и про Лиду брякнул. Правду сказал, что шаболдина она, а не девушка моя, истеричка чертова. Только, судя по реакции других баб, нельзя им говорить о бабах, сам факт кого-то еще с дыркой между ног в этой вселенной выводит их из себя.
А Малая не разозлилась, даже когда я признал, что хрень какую-то несу, сказала, что ей это нужно.
Видимо она не такая. Даже не так, я точно знаю, что не такая и с теми всякими ее нельзя сравнивать.
Никак нельзя.
Смотрит на меня с интересом, волнуется, кажется, все обо мне хочет знать…
Вот тогда я и понял, что сказать мне нечего.
Хорошая она. Я ее защищать буду и беречь, и трахать или любить, если пойму как это, а сейчас просто слова закончились. Бредовые они все и лживые.
Я пока ничего не могу, я только учиться буду, мне бы времени немного, чтобы она приняла меня как есть, и кредит, чтобы стало жить лучше.
Тогда я все сделаю.
– Зато я твоя, – сказала она мне, когда я что-то промямлил о том, что таких как она у меня не было.
Моя?
В это было сложно поверить. Неужели вот так вот? По-настоящему?
Дурацкая бутылка выпала у меня из рук. Мне вдруг стало стыдно, а она испугалась и посмотрела на меня взволнованно.
Я знаю этот взгляд, так смотрит моя мать, прежде чем начать причетать о дурных знаках.
Вот и она так глянула, словно хотела сказать, что всё, теперь всё будет плохо. Мне эта дурная мысль тоже
Схватил ее и поцеловал, чтобы она глаза свои взволнованные закрыла. Я ее целовал и смотрел, как дрожат ее ресницы. Она мне поддавалась, отдавалась.
Моя.
Я вел ее домой и думал, что должен сказать те самые важные для баб слова, треклятое "я люблю тебя", а оно не говорилось, стояло поперек горла и не произносилось.
– Ты обещала быть только моей. Не забудь! – зачем-то сказал я, доведя ее до угла дома, а она покраснела, кивнула и убежала.
И че так сложно сказать то, что ей наверняка надо, после моих уже сказанных "не усложняй", когда она говорила об отношениях, я просто обязан был сказать совсем другое, но не сказал, только проважал ее взглядом и курил.
7. Переписка
Она была в моей голове всю дорогу. Я мчал на байке по шоссе и думал о ее дрожащих ресницах и податливых губах, даже не думал, а просто видел их перед глазами. Зло меня пробирало на себя, но на работу приехал и обо всем забыл. Дел тут много и одни перетекают в другие.
Еще и детали битые, как хочешь, так и превращай их в рабочие, еще и так, чтобы клиент оказывался доволен. Все воскресенье я пахал, отрабатывая еще и субботний прогул, а вечером даже лапшу из стаканчика не дожевал, уснул на матрасе в углу. Я не покатаюсь туда-сюда, и тут все это знают.
Телефон я отключил, как только выехал, потому что отвлекаться на него мне некогда, а истерики матери или Лидки мне не нужны, пусть лучше не мешают. Только утром в понедельник, копаясь в очередной машине, я вдруг вспомнил, что у Малой есть номер, а следом истерику Лидки на тему моего отключенного телефона.
– Тебе плевать на меня! Вот ты и вырубил его, и работа тут ни при чем! – орала она что-то в этом роде, потом еще и била меня собственным лифчиком.
С нее-то что взять? Трахнешь и утихнет, но ведь все женщины злятся, когда их кидаешь, вернее, когда отвлекаешься и забываешь про них, а я о ней забыл уже на целые сутки. Включил телефон, а там уже сообщение о картине. Я про картину и подавно забыл.
Она, видишь ли, спрашивает, показать ли мне картину, а зачем мне смотреть на самого себя голого? Чего я там не видел? Едва так не написал, но опомнился и вытер все. Это же ее работа. Как она мазюкает, я не видел, но как ей написать?
Ломал голову, еще и отверткой стал ухо чесать, вымазал всю рожу маслом, а ничего кроме «покажи» так и не выдумал.
Только вернулся к работе, а она мне ответила. Заранее закатил глаза, открыл, а там фото портрета.
Так я еще не офигевал. Во-первых, это было красиво и даже придурковатый заяц не казался неуместным. Во-вторых, себя я не узнал. Никогда не думал, что у меня могут быть такие глаза. В-третьих… член. Она нарисовала его так, что я не мог поверить, что это моя Малая. Ладно каждую жилку на руках и намеки на шрамы, ладно прорисовала все мышцы на животе и груди, но член!