Твой маленький монстр
Шрифт:
Его губы оставляют влажную дорожку поцелуев от затылка к спине, следуя траектории расстегиваемой молнии на платье. Пальцы невообразимо жёстко, порою болезненно сминают разгорячённую кожу, заламывают руки, сжимают, стискивают, а мне всё нипочём. Я позволяю ему делать с собой что душе угодно, тщетно пытаясь совладать с глупой улыбкой. В точности как у маленькой девочки, которая была послушной весь год, и теперь получает долгожданный подарок. Сейчас мне глубоко наплевать, что Ринат овладел мною, грубо поставив коленями прямо на холодный пол. Что я задыхаюсь от запаха пыли, скопившейся в бархатной обивке дивана, куда он вжимает меня лицом, чтобы хоть
Ни-че-го. Я позволяю себе вскрикнуть один единственный раз, когда он болезненно прикусывает кожу на лопатке, в том месте, где немногим ранее оставлял поцелуи.
— Тише, малышка, — невменяемо хрипит Ринат, не прекращая терзать мою кожу. — Не люблю, когда ты капризничаешь.
— Не нужно, правда, — всё ещё пытаюсь воззвать к его благоразумию. — Останутся следы, а это лишнее.
Не понимаю, что плохого в моей просьбе, но он будто с цепи срывается — рывком запрокидывает мне голову, и пока я жмурюсь, глотая слёзы боли, оставляет ещё несколько красноречивых отметин на шее и ключицах.
— Раньше надо было думать, — глумливо шепчет мне в самое ухо. — Ты ведь за этим пришла сюда? Впредь будешь умнее… и скромнее.
Секундный протест тает под напором Рината как разогретый воск. Когда он лишил меня свободы воли? Уж не тогда ли, когда так бережно и нежно забрал мою невинность? Или он сделал это, пока сражался за жизнь, истекая кровью в моей спальне? А, может, когда нагло украл первый поцелуй?
Нет. Всё не то. Я заболела им гораздо раньше. Это случилось тем морозным зимним вечером, в деревне, где он подростком умывал меня снегом у своей бабушки на заднем дворе. Во времена, когда мне и допустить было бы тошно, что я способна в здравом уме позволить мерзкому Троллю сотворить с собой нечто столь грязное, прямо на полу сомнительного заведения, пока мой дядя развлекается где-то поблизости. Да ещё и стану мысленно молить о продолжении, бесстыже теряя голову от сладкой дрожи всё острее пронзающей тело.
Ринат безошибочно угадывает моё состояние. Когда мы так близко, он читает меня как открытую книгу, с лёгкостью срывая с меня всё защитные барьеры и притворство. В этот миг он чувствует мою эйфорию, и жёстко тянет за стянутые в кулаке волосы, чтобы повернуть лицом к зеркалу.
— Открой глаза, систер, и хорошенько присмотрись, под кем именно так громко стонешь.
Его слова как пощёчина. Мучительное унижение, которое обрушивается на меня одновременно с экстазом. Ринат отстраняется почти мгновенно. Одна рука остаётся на моём плече, продолжая придерживать, но пальцы уже ослабили хватку. Я более чем уверена, что на ключицах, да и на шее тоже, останутся синяки, которые нужно будет как-то скрывать. Например — надевать водолазки под горло. Одной мысли об этом достаточно, чтоб коротким спазмом накатило удушье. Ринат прав, раньше надо было думать.
Заметив мой судорожный вдох, Трошин одним рывком пересаживает меня с пола на диван. Он всё ещё на взводе, но не ищет разрядки. Садится чуть поодаль и рвано дыша, натягивает штаны. Одевшись, молча передает моё платье.
Мы сидим на противоположных краях дивана, и косимся друг на друга настороженно, будто видимся впервые. Два незнакомца, которые поддавшись внезапной страсти, с её утолением неловко переглядываются, не понимая, как теперь себя вести. Я отвожу взгляд первой, прикрывшись желанием подтянуть сползший с колена чулок, пока Ринат откидывается на мягкую спинку, восстанавливая дыхание.
Вернув кружевную резинку на место, продолжаю упрямо смотреть в пол, крепко прижимая к груди мятое платье. Нелепо как-то получается, но даже в полумраке после всего, что между нами случилось, я продолжаю стесняться своей наготы. И проблема отнюдь не в довольно скромном размере груди, крупном родимом пятне на животе или начинающих проступать многочисленных синяках. Она гораздо глубже, в поведении Рината. Я кожей чувствую тяжёлый взгляд, которым он продолжает сверлить мой профиль. Смотрит и молчит. Молчит и смотрит. Неужели ему совсем нечего сказать? Дураку понятно, что что-то здесь не так, но я и не жду клятв в вечной любви! Простого объяснения было бы достаточно, но он предпочитает с немым упорством всматриваться в моё лицо, нагнетая повисшее напряжение.
Оказывается, страсть безбожно приукрашает действительность и сейчас, отбросив в сторону всю навеянную ею бутафорию, мне до безумия стыдно. Полумрак, что казался таким мягким и таинственным, на деле скрывает лоснящуюся от чужого пота, и прожженную окурками обивку. А волнующий запах роз не более чем обыкновенный освежитель воздуха, да и под загадочной атмосферой клуба кроется какой-то сомнительный притон с большой претензией на роскошь. Всё подделка. Осталось разобраться, что утаивает Ринат.
Я нерешительно вскидываю голову, и наши взгляды встречаются в зеркальном отражении. Оба злые, свирепые. Раздавленный в его кулаке бутон розы да отчуждение, вот и всё, что осталось от нашей недолюбви, недоненависти и недоотношений.
Сопоставив все факты, наконец, начинаю понимать истинную подоплёку происходящего, но оказываюсь совсем неготовой принять это. Танец — никакой не подарок, а проплаченная попытка Владлена раскрыть мне глаза. В голове такой штиль, словно мир вокруг умер и вспышка осознания перечёркивает всё хорошее, что успело зародиться между нами. Ринат заметив накатившее на меня отвращение, сразу же растягивает губы в вызывающе-горькой усмешке.
— Я могу идти? — шепчет отворачиваясь, чтобы спрятать заалевшие скулы. — Владлен в курсе, кому оплачивать мои услуги.
Смущается…
Да ему даже невдомёк, как сейчас больно мне! Я зажмуриваюсь и пытаюсь не обращать внимания на рябь мурашек, которая всё так же набегает на его хриплый голос.
— Тебе платят не за количество, а за время, — мой тон звучит спокойно и донельзя презрительно. Каждое следующее слово будет неправильным, но месть, привычной реакцией на боль, уже целиком подчинила мой рассудок. — Что, братец, так не терпится влезть на следующую?
— Тебя это должно волновать в последнюю очередь, — ухмыляется Ринат.
Слишком наигранно. Мои слова ему не приятны, а значит, бьют точно по цели. Маленькая победа кровавой пеленой застилает глаза. Как гончая, учуявшая страх добычи, я вгрызаюсь в его самолюбие, желая одного — отомстить. Уничтожить.
— Странно работает твоя хваленая гордость, не находишь? Брать деньги у моего отца для тебя было чем-то настолько зазорным, что ты вкалывал на автомойке за копейки, лишь бы потешить своё эго. А то чем ты здесь занимаешься — нормально? Где твоя чёртова гордость? Что изменилось? Замарашке показалось мало грязи?