Твой шёпот в тумане
Шрифт:
Всё чаще я ловила её взгляд на нашем сарае. В итоге, опасаясь, как бы младшая сестричка не смалодушничала и не наложила на себя руки, закрыла его на тяжёлый засов.
Наша семья трещала по швам, и страшнее всего мне было осознавать, что рано или поздно наступит момент, когда мне придётся выбирать: уйти с Лестрой в поисках иной жизни, или остаться здесь с Эмбер и обречь себя, скорее всего, на смерть. Ведь туман придёт когда-нибудь и за мной. Он всех нас заберёт.
Туман вечно голоден, как и мы.
Возвращаясь, я стала замечать, как смолкли и без того редкие трели птиц, а потом и вовсе за спиной треснула ветка. Пусть и не совсем близко, но всё же. Не думая и не гадая, я сорвалась на бег. Конечно, пробираться по лесу с тяжёлой корзиной, в которой лежала драгоценная добыча и с большой связкой толстых ветвей на плечах, было сложно, но страх гнал меня вперёд и шептал: не жаловаться и не останавливаться, чтобы я ни увидела и ни услышала. И я бежала, спотыкаясь и сбивая пальцы на ногах.
Темнело быстро. Небо затягивали тяжёлые тучи. Зацепившись ногой за хвост странного идола-змеелюда, затянутого туманной дымкой, приостановилась, разглядывая его. В нашем лесу встречались такие резные деревянные статуи, но никто не знал, откуда они и для чего установлены здесь.
Позади снова хрустнула трухлявая ветка.
Это придало мне скорости. Мелькнула мысль – скинуть дрова, но первая капля дождя, упавшая на лицо, заставила резко передумать. Крыша дома протекает, сквозняк изо всех щелей в стенах. Дом нужно отапливать, иначе Эмбер заболеет и зайдётся кашлем.
Я неслась вперёд, стараясь внимательно смотреть, куда наступаю, потому как, упав, я могла уже и не встать живой.
Запыхавшись, я наконец добралась до тропинки, ведущей в старую часть нашей некогда большой деревни. До войны в ней проживало около тысячи человек. Крестьяне, охотники, мастера. Мы и поля сеяли, и урожай собирали, и в лес большими группами ходили. Мертвяки нас боялись. Носа из тумана не показывали.
Мой отец был отличным дровосеком, уважаемым человеком. Мама обладала целительским даром, поэтому к нам в дом постоянно кто-то приходил. У кого рана, у кого хворь, мама никому не отказывала. В благодарность денег не брала, вот и несли нам гостинцы всякие, чаще съестные.
А потом на наше княжество напали соседи. Прииски им княжеские приглянулись. На южной стороне этих земель уголь буквально под ногами валялся: только лопатой копни и в ведро засыпай. Пока жив был старый князь, жили мы не худо, а как схоронили его, так взял власть в свои руки зять его. И начались наши беды.
Сначала перестали привозить продукты в обозах, что раньше были положены северным селеньям. Затем пришла весть о войне. Всех мужчин увели, оставили только стариков, мальчишек, да убогих. Мало кто вернулся домой. А те, что нашли тропинку обратную, молчали о том, что видали и где были, и наотрез отказывались уходить на юг, даже когда пришёл лютый голод.
Папа слушать не желал о том, чтобы покинуть наше село.
Он злился, стоило Лестре или маме завести об этом разговор.
За моей спиной снова послышались неясные шаги и хруст ломающихся сухих ветвей. Обернувшись, я заметила маячившие тени. Перехватив удобнее вязанку и крепче сжав плетёную ручку корзинки, быстро, насколько могла, побежала мимо пустых заброшенных домов. Тут уже лет пять как никто не жил. Те немногие, что ещё не покинули эти места, предпочли перебраться в дома в стороне от начала леса.
Пробегая по размытой дороге мимо пустых полуразобранных строений, я держалась подальше от открытых ворот и проёмов дверей, зная, что и там можно встретить нежданного гостя. Мертвяки настолько свободно себя здесь чувствовали, что нередко забирались в такие дома.
Добравшись до первой жилой улицы, наконец, перешла на шаг и выровняла дыхание. Нужно быстрее домой. Дождь усиливался, а простыть я никак не хотела. Спеша по дороге, заметила скопление народа и среди него – знакомую черноволосую головку.
Лестра!
Завернув к соседскому дому, я направилась узнать, в чём там дело, и почему сестра торчит здесь под дождем. Но по мере приближения все вопросы отпали сами собой. Я видела заплаканные лица соседей и понимала, что в отличие от меня, кто-то сегодня живым домой не пришёл. У самого крыльца ветхого домишки, в котором проживали отец с двумя дочерьми, увидела страшную, но уже привычную картину. Пожилой мужчина, сгорбившись, сидел на ступеньках, а перед ним, прямо на земле, лежала его старшая дочь Ганья. И спрашивать ни о чём не нужно было, и так понятно, что её разодрали. Второй девушки, Наньи, видно не было.
– Пропала, – тихо шепнула подошедшая сзади Лестра, – всё утро их искали. Ганью нашли у самых первых деревьев: чуть-чуть домой не добежала, а сестры её и следов нет.
– Жаль, – выдохнула я.
– Чего жалеть?! Убираться отсюда надо, пока до нас не добрались, – завелась сестра.
– Не начинай, Лестра, здесь не место и не время, – я пыталась оборвать начинающуюся ссору.
– А когда время? Как меня найдут под деревом каким, или, что ещё хуже, вовсе не сыщут? Буду мертвяком по туману шастать, – сестра всё-таки завела свою любимую «песню». Я отчасти понимала её: она увидела мёртвой подругу. Они ещё малышками с Ганьей и Наньей по деревне бегали, яблоки у соседей таскали из садов. А теперь одна из них пропала, а вторая вот располосованная лежит. Но всё же, это не причина идти на поводу у чувств и не слушать доводов разума.
– Хватит, Лестра, – тихо прошептала я. – Ты даже в лес не ходишь.
– Я может, и не хожу, зато туман к нам очень даже приходит, – зашипела она в ответ, поглядывая на тело подруги. – И в последнее время всё чаще. Нужно идти на юг и всё тут!
– Эмбер больна, – шикнула я.
Лицо сестры исказил не свойственный ей гнев, и я поняла, что в этот раз простой ссорой не обойдётся.
– Эмбер, по-хорошему, могла бы давно сделать одолжение и отправиться в мир иной и прекратить висеть грузом на наших шеях. Здесь её ждет только смерть, а там у неё есть шанс выжить.
Услышав такое, я впилась взглядом в её лицо. Всяко бывало, но чтобы Лестра младшей сестре смерти желала! Это уже переходит все границы. Тем более, что она не меньше меня за младшенькой нашей ухаживала. Видимо, смерть Ганьи остатки разума ей вышибла.
– Думай, что говоришь, – прошипела теперь уже я.
– А я думаю! И понимаю, что единственная причина, по которой я должна оставаться посреди медленно умирающей деревни – это обречённая сестрица, которая только и делает, что спит и ест. Какой смысл цепляться за её жизнь, если она всё равно обречена? И ты обречена, и я тоже. Но почему я должна похоронить себя здесь рядом с ней, если есть шанс для всех нас?